Юбилейное
Назёмнова-Кувыркина
в день 100-летия со дня рождения
03.10.1909-26.09.1960
Село большое на пригорке.
Берёзки у домов стоят
и окон расписные створки
и глаз, и душу веселят.
Не зря Весёловкой назвали
одну из многих деревень.
Приволье. Полевые дали
и жаворонков трель весь день.
Изба, как многие в деревне.
При доме огород и сад.
А на задворках баня дремлет,
да ульи с пчёлами стоят.
За всем пригляд осуществляет
Неторопливый Алексей.
Он землепашец, дело знает
и к делу приучил детей.
В начале прошлого столетья,
теперь уже сто лет назад,
в семье родился мальчик Петя,
ещё один к двум сёстрам брат.
Пётр рос весёлым, энергичным,
по мненью многих, деловым,
к тяжёлому труду привычным,
пытливым к знаниям, живым.
Играл азартно в прятки, салки,
в лапту и метко в козелки,
знаком с охотой и рыбалкой,
любил ночное у реки.
С родной природою был слитен.
Леса, поля, как дом родной.
Хоть по характеру был скрытен,
к природе был открыт душой.
Родился с музыкальным слухом
и на гармошке мог играть
и трезвым, и слегка «под мухой»
любил он девок завлекать.
Его гармошки переливы
с частушкою звучали в лад.
Пётр чувствовал себя счастливым
на всех гулянках средь девчат.
Был белолицым, статным, бравым.
На лоб спадал роскошный чуб.
Девчонки прямо сохли, право,
ведь не одной был сердцу люб.
Но приглянулась ему Лиза.
По всем статьям его взяла.
Красна, скромна и без капризов,
петь как Русланова могла.
Вся в мать свою, то ж Лизавету,
всё-то в делах и день, и ночь.
С почтеньем к старшим. Их советам
могла последовать как дочь.
Готов Пётр выкрасть. Ей шестнадцать…
Но раз любовь, тут невтерпёж.
Коль мужику уже за двадцать,
не сдержит никакой крепёж.
Сыграли свадьбу с Лизаветой
и через год дочь родилась.
Вдвоём прожили только лето.
К зиме семья уж разрослась.
Вот в эти годы пред войною
ещё два сына родились.
Доволен Пётр своей женою:
на славу дети удались.
С роднёй жены хоть жили мирно,
но дед Максим был всё же крут.
Поесть любил он вкусно, жирно,
в быту был весел, выпив – лют.
Себя ценил. Авторитетно
советы людям он давал.
Сапожником он был приметным
и в мастерстве не отставал.
Не больно чтил он Петьку зятя,
Хоть Лизавету дочь любил.
Но жизнь, крестьянские занятья
он ниже, чем свой труд, ценил,
всё ж снисходителен был к зятю.
Что делать? Раз уж дочь вручил.
Перед войной, что было кстати,
делам сапожным научил.
Как это в жизни выручало –
на рынок делать сапоги.
Семья почти забот не знала,
по будням ела пироги.
Отец и мать, и я, в придачу,
садились рядышком все, в ряд
и каждый получал задачу,
что нёс семейный наш подряд.
Я с матерью был в подмастерьях,
вощил пчелиным воском нить,
концы нарезав и отмерив,
чтобы к щетине прикрепить.
Точали сапоги мы прытко,
но качество всё ж берегли,
суровою вощёной ниткой,
прошив, где надо, сапоги.
Отец- глава сапожной «фирмы»
от «А» до «Я» всё делать мог.
В профессии издревле мирной
для нас он был и царь, и Бог,
из кожи делал заготовки,
на «Зингере» их прострочив.
Всё, что он делал, делал ловко
и многому нас научил.
Стал он хорошим пчеловодом,
в Берёзовке построил дом.
Ценил он в действиях свободу,
в душе был лириком при том.
Он пребывал всегда в работе:
то санитаром у больных,
то что-то строил, весь в заботе
о детях, о семье, родных.
Смекалистый, в труде упорный,
примером личным вдохновлял.
Он не был мелочным, иль вздорным
и очень редко нас ругал.
В минуты отдыха гармошку
рабочими руками брал,
Забыв про стройку и сапожки,
тихонько «Пряху» напевал.
Намного позже песню эту
играл частенько сын Сергей.
Он по отцовскому завету
как музыкант рос средь детей.
Отец от празднеств и застолий,
коль можно было, уходил
и, предпочтя природы волю,
с собакой по лесам бродил.
В нём не было зазнайства, барства,
общительностью не страдал;
Аптечным средствам и лекарствам
охоту он предпочитал.
Средь запахов лесных из детства,
что в жизнь мою привнёс отец
и передал мне как наследство –
душица, зверобой, чабрец.
Я посадил их все на даче,
сушу и чай зимою пью.
Жаль, сын и внук с моей подачи
не признают их. Что ж, терплю…
Не знаю, то ли это в генах
или отец так повлиял?
Любовь к природе неизменно
в себе всю жизнь я ощущал.
Река и лес, полей раздолье,
шум ветра, птичий перезвон
влекут из городской неволи
меня к себе в любой сезон.
Не потому ль? Ещё парнишкой
отец к охоте приучал,
с ружьём, на лыжах до одышки
за зайцем по следам таскал.
Устав порядком, за спиною
трофей – увесистый русак,
я сознавал, отец «виною»,
что понял сала с хлебом смак.
Вся жизнь в семье – как цепь открытий:
дом новый, радио и свет…
Велосипед – ещё событье
для наших школьных детских лет.
Почти два класса за спиною
имели и отец, и мать,
читать умели и, не скрою,
могли с трудом письмо писать.
Но они были книголюбы,
любили на ночь почитать.
При чтенье шевелились губы
в старанье книги смысл понять.
Пытливый разум от природы
и память цепкая, при том
хранили длительные годы
прочитанный когда-то том.
Любовь родительская свята
на всё, что в пользу для детей.
Эстетику своим ребятам
несли они не для затей.
Их мудрость, страстное желанье
поставить на ноги нас всех
сбылись. Их жизни всей старанье
нам дали жизненный успех.
Купил отец библиотеку
семьи священника для нас.
И мы в литературы реку
ныряли с головой подчас.
Там было то, в чём в прошлой жизни
оставил человек свой след.
Мир знаний с признаком новизны,
несущей благотворный свет.
Отец на все свои дежурства
брал несколько хороших книг
и в них не ради балагурства
он отмечал то, что постиг.
Уайльд и Гамсун были близки,
Крашевского не признавал.
Порывы страсти, жизни риски
с героями переживал.
И сам страстям он был подвержен;
Жену, бывало, ревновал.
Хоть был в быту с женою нежен,
в компаниях рвал и метал…
Жена и наша мама Лиза
обворожительной была:
с любовью к людям, без капризов,
душевной песней всех брала.
Отец был гармонистом редким,
вниманье всех к жене терпел,
потом гармонь о землю в щепки,
а дома склеивал, потел…
Нам детям повезло во многом,
а с песней, музыкой – вдвойне.
У мамы голос был от Бога,
отец играл под стать жене.
Походы в город и на рынок
заканчивались всякий раз
покупкой нескольких пластинок
и новым праздником для нас.
Шульженко и Утёсов в доме
нам пели как с полей войны.
И в грусти, и в победном громе
мы чувствовали пульс страны.
С козой в лесу и на поляне
я летом получал загар,
ни раз при этом прогорланил
пластиночный репертуар.
В нём были Лемешев, Козловский,
Русланова во всей красе,
времён далёких отголоски,
всё то, чем жили тогда все.
Овражный люд – не исключенье
и знал он жизни беспредел,
что отражался в песнопеньях,
ведь кто-то в семьях всё ж сидел…
Бежал бродяга с Сахалина
и Александровский централ…
В компаниях неутомимо
тюремный лейтмотив звучал…
Нам повезло с семейным счастьем,
его не тронуло войной.
На том держались мир, согласье,
что был отец в войну больной.
Он в тридцать два был комиссован,
с куском желудка чудом жил.
Он мучился и, право слово,
не очень жизнью дорожил.
Он жил, как говорят, по полной,
болезни все лечил трудом.
Как птица, был натурой вольной
с душою песенной, при том.
Гордился дочкой, сыновьями,
по-своему любил он всех.
Вот рано лишь ушёл, но с нами
он делит жизненный успех.
Хоть нет его почти пол - века,
но вижу я его живым
как в осень ту, где Хопёр-реку
в Телегино узнали с ним.
На мотоцикле с дядей Саней,
был мамы брат нам близок, люб,
на уток фарт ушёл в мечтанья:
из голубей варили суп…
Остались масса впечатлений,
да фото от охоты той.
В тех сердцу дорогих мгновеньях
отец поныне как живой...
Через пять лет век было б маме,
как ныне стукнуло б отцу…
Нетленна память. Они с нами,
под руку взяв, идут к венцу…
10.05. 2009
О НАШЕЙ ФАМИЛИИ
Все поколения Назёмновых близки к земле,
любили труд на ней, её ценили.
В дни трудностей, когда страна была во мгле,
плоды труда жизнь облегчали и кормили.
Учились с детства красоту земли любить
и, от трудов устав, её питались силой.
Природа помогала жизнь продлить
и щедро радостями всех дарила
С весенней зеленью, цветением садов,
жужжаньем пчёл и соловьиной трелью,
и ароматной благодатью от плодов,
зимою радующих в снежные метели.
Облагородил жизнь всем Пензенский наш край.
Мы не какие-то там бомжи и бродяги
и все мы знаем,что такое земной рай,
хотя и детство провели в Овраге…
Наша фамилия и род наш от земли
её, великой матушки России!
Такое право предки заслужить смогли,
чтоб с честью мы фамилию свою носили.
***
Постскриптум
Жизнь на земле неодолима.
За годом год, за веком век…
В текучке, жизненной стремнине
порой невидим человек.
И в назидание потомкам
для утвержденья естества
мой опус, может, и не ёмкий,
как стержень нашего родства.
* * *
.
Свидетельство о публикации №116011201437
Ирина Филатова 7 28.01.2016 15:51 Заявить о нарушении
Виктор Назёмнов 17.02.2016 08:05 Заявить о нарушении