Не Римской Диане

Великие римляне в наследие оставили богатую
мифологию, которая вызывает мой неподдельный интерес.
Кому-то из богов были воздвигнуты статуи,
кто-то же был забыт и затерян, попав под истории пресс.

И так уж сложилась жизнь моя, что богиня
Луны не может не влиять сейчас на меня.
Все дело в схожести банальной черты, вроде имени:
есть две богини в сознании моем, иначе говоря.

Одна из них жила и будет жить как часть литературного подвида;
другая же осязаема вполне и полностью реальна,
и первая не сможет всего меня изранить, но всесильна
вторая. Она уже заставила меня побыть униженным морально.

Сплав ее волос, что сродни был по цвету с холодом вселенной,
теперь померк, и ныне он лишь отражает космическую тьму.
Возможно, для кого-нибудь, когда-нибудь и где-то
зажжется снова этот сплав, и кто-то его примет; я же не смогу.

Я был готов сорвать с себя любые флеры тайн и недомолвок,
словом, послать к чертям весь свой оппортунизм с моим же
тошнотворным педантизмом. Я был готов слова свои потоком
направить откровенным к ней, чтобы добиться положения "взаимно".

Если бы завтра наступило, ее жизнь и моя могла бы стать
совместной нашей жизнью, хотя, все это лишь сослагательного наклонения
издержки. Мне говорят, что вещи есть, кои не дано понять,
но это только оправдание; Ньютон не сразу осознал суть земного притяжения.

Она была лишь ложью оптики, в пустыне парящим миражем.
Она, не Римская Диана, на время стала в небе точкой,
которая могла бы осветить густой и смрадный мрак, но это не мое,
увы, спасение, ведь умер света этого источник.

В иных трактовках Римская Диана Тривией зовется, и это имя
отображает троевластие на земле, над ней и так же под.
Но в данном случае все три пути властительницы римской, став единою
силой, не просто подчинили; они сделали из меня кусок мяса, чей сорт

даже не второй и не третий, и цена мне теперь - кусок тряпки да шевиота.
Ни к чему более питаться тем, чего нет, и, видимо, вовсе не было, т.е. иллюзиями.
Не Диана, а сам я создал ощущение эфемерного полета.
Не сакральный ореол богов нам сознание туманит, а самые обычные люди.

Но, стоя перед выбором между отреченностью в иллюзиях и тем,
что собой являет внешний, объективный мир, вне всяких сомнений,
я не выберу второе, отдав материальному субстрату то взамен,
что, пусть и принесло обиды и страдания, но вместе с этим - трепет изменений.

И пусть она того в постель впустила, с кем я был знаком,
ее глаза по-прежнему не просто роговица и зрачок, но апофеоз
дальнейшей протяженности событий, что могли бы мой сон
наконец-таки прервать, показав мне перспективу, а не в зеркале - отражение слез.