Дети

Дети
слушают Manic Street Preachers,
пьют водку с соком,
читают далекие от школьной программы книжки.

Сами себе наносят игрушечные увечья
 (а настоящие молча терпят). Набивают шишки
об существование, что позже может стать жизнью;

торопятся стать взрослыми,
такими же хозяйственными, скользкими и серьезными,
как их родители, которые
смотрят первый канал и презирают свою страну.

Дети
идут ко дну
со всеми Паланиками и Берроузами,
Notre Dame des Fleurs, Miracle de la Rose,
отвертками в горле,
бутылками, спрятанными за кроватью
 (чтоб ненароком не быть найденными матерью,
решившей прибрать в комнате любимого чада).

Которому ничего не надо,
только wi-fi, и чтобы не трогали, и оставили в покое.
Это — много ли?
Да что это такое?

***

На самом деле, мне бы очень
хотелось быть таким же точно
ребенком
с тонкими ножками,
взрослыми книжками,
капиталистическими излишками.

Ребенком медвежьих углов с неебическими амбициями,
Всего желающего (могущего?)  добиться,
стремящегося монетизировать ненависть к себе, граничащую с жалостью и саморазрушением;
пишущего: «Люби(те)  меня, пожалуйста, » — с известным пренебрежением.

Никого, кроме себя, не слышащего,
а себя амбивалентно третирующего,
доводящего до дрожи.

И что же?

«Как они все заканчивают? — спросите вы, — грея ложку?» —
Но они не заканчивают, а отращивают кожу.
Просто ни сразу,
ни потом не взрослеют:
маленькие феи,
Питеры Пэны,
отборные мрази.

***

И что остается,
нам остается?
Жить, молиться, бороться
за место под солнцем,
ломать комедию за комедией,
жизнь за жизнью,
становиться рабочей слизью,
мужественно корчась, корча чувства,
на досуге стихи сочиняя
 (писать, если всё хорошо — кощунство).