Казак и продразвёрстка

Двадцатый век Российский, конец годов тридцатых,
Средь раскулаченных станиц, Дон-батюшка течёт.
Казак решил, слегка, от продразвёрстки уклониться,
Обычай есть казачий, у своего-то, много не возьмёт.
   Есть выход лишь один, податься к коммунистам.
   А вот возьмут ли в партию? Коварнейший вопрос.
   Не зря ж устав, как Библию, он выучил прилично,
   К станичному парторгу, сам пошёл, как на допрос.
Рубаха, белая с Георгием, сияют сапожища,
Зажатый томик Ленина, в мозолистой руке…
Всё вроде бы учёл, давно ведь не мальчишка,
Поддал маленько первача, да заглянул к куме…
   На вид, так всё в порядке, да и придраться сложно,
   В конце, как будто невзначай, парторг вопрос задал:
   “А как ты спишь с женою, ответь если возможно,
   Ты ж Карлу-бородатого, c тем Энгельсом читал”.
Казак смекнул, вопросы не с проста, такие задаются,
Тут надо шибче думать, что б не угодить впросак.
Ответы на вопросы, в личном деле, мне зачтутся,
Давно семейный парень, и десять лет не холостяк.
   Скажу, что слева сплю, запишут к либералам,
   Признаться, будто справа, тогда оппортунист.
   Нельзя сказать, я сверху, от народа отрываюсь,
   Копаюсь под кого-то я, коль сверху жинка спит.
Признаться “голубым” - позору выше крыши,
Путь в партию заказан, пока такой, цветной.
Зудят, как пчёлы в ульях, в голове, мыслишки.
Как, сам не зная ляпнул: “Онанист с той мировой”.
   Как шашкою с плеча, такой ответ всех срезал.
   Решали, часа два поди, достоин быть иль нет?
   Итог, отказ решительный, надежды в миг зарезал:
   “В Сибирь такого прямиком, таким прощенья нет.
Фонд семенной казачий наш, по ветру, зря базарил…
К тому же связь теснейшую, он держит с кулаком.
Пусть посидит, подумает, потом другим расскажет,
Мы все с таким в станице, жить больше не смогём."
   Спешил казак куда, зачем, тут  хоть ума палата,
   Ответ свой, необдуманный, давать бы не спешил.
   Прикинься с умным видом, малость глуповатым,
   Вопрос будто не понял, все проблемки бы решил.
   ***