Творение чуда

          Анастасия Васильевна Клёнова пришла из храма – убирались к празднику. Достала из холодильника кастрюлю, налила в миску постных щей, разогрела, отрезала чёрствого, чёрного хлеба – она ела только такой, очистила зубчик чеснока. Помолилась, освятила еду. Пообедала, прочла благодарственные молитвы. А теперь, думает, надо поспать. И подошла уже к кровати, как вдруг раздался телефонный звонок.
- Господи, сил нет – искушение какое… Алё!
- Настя… слышь… Ферулёв приехал… собирает в трапезной…
- И что мне делать – в гроб ложиться?.. Лида, это же искушение перед причастием…
- Я заеду за тобой…
          Одеваясь, Анастасия Васильевна, разрывалась помыслами и домыслами: а оно мне надо?.. с другой стороны – наверняка подарки привёз, денег даст, а деньги нужны – терраска совсем отвалилась, да и забор уж который год по земле стелется…

          Ферулёв, столичный предприниматель, меценат, и просто хороший, духовный человек, по великим праздникам приезжает в Илюхино и щедро одаривает прихожан церкви: и денег даёт, и конфет, и книжек хороших. И все его благодарят и желают здоровья и многая лета.
          И в этот раз так было: после чтения акафистов и бесед – меценат любит беседовать, началась раздача подарков. И было всем хорошо. Но одна прихожанка, Рачкова Вера Павловна, внесла горчинку в эту сладкую рождественскую сказку – шепнула Анастасии Васильевне, да так, что слышала и Лидия Михайловна, подруга её:
- А я надысь была в Горельково, там совсем плохо – приход почти пустой – отец Василий со слезами на глазах, признался: детям под ёлку мандаринов купить не на что – а детей у него пятеро, и матушка шестым на сносях…

          Анастасия Васильевна защемила сердце, закусила губу. Получив свой подарок, кинулась к подруге.
- Едем!
- Едем!
          Сложили ферулёвские конфеты и деньги в один пакет, только книжки себе оставили, и помчались в Горельково – тридцать вёрст.

          Было уже темно. Свет фар, как заяц прыгал по колее. Лидия Михайловна гнала свою старенькую «Ладу» по заснеженному просёлку нещадно, словно каждое мгновение имело решающее значение.
- Стой! – вдруг скомандовала Анастасия Васильевна.
          Водитель резко дал по тормозам. «Лада» пошла юзом, и, ударившись о насыпь, остановилась.
- Ты чего?
- Думаю, как мы это сделаем?
- Как-как – просто – отдадим и всё…
- Нет – не хорошо – и его поставим в неловкое положение, и себя…
- Не понимаю…
- А почему, как считаешь, Николай Угодник скрывал свои благодеяния?
- Поняла… так и сделаем… но с использованием современных технических средств…
- Как это?
- Оставим машину за околицей, незаметно пройдём к церкви, поставим пакет на крыльцо, отойдём в сторону, позвоним по мобильному, и делу конец…

          Горельковская церковь, во имя святого евангелиста Иоанна, располагалась в деревянном здании старой школы. Причём, в одной половине постройки. В другой половине квартировала семья настоятеля. Отец Василий шутил: я, наверно, единственный поп в России, который может прямо из дома войти в храм.

          Оставив машину, они быстро шагали, скрипя снегом в четыре ноги. Село словно вымерло – ни души, ни огонька. Впрочем, где-то вдали, на другом конце, огни всё же различались, точнее даже не огни, а отсветы на затянутом тучами небе. Доносился одинокий лай небольшой собаки.
          Остановились напротив церкви, метрах в тридцати, возле старой, раскидистой ветлы. В окнах жилой половины горел свет – семья батюшки жила своей обычной, впрочем, предрождественской жизнью.
- Интересно, чем они там занимаются?
- Молятся, псалмы поют… да какая тебе разница?..
- Кто пойдёт – вдвоём нехорошо – шуму больше?
- Да ты чего – мы что, воровать идём?
- Не воровать, но почему-то страшно…
- Ладно, давай я…

          Лидия Михайловна взяла пакет, подкралась к дому, поставила на крыльцо, вернулась в укрытие, прислонилась к дереву с другой стороны. Достала телефон, набрала номер.
- Алё, отец Василий?..
- Да…
- Выйдите на крыльцо, возьмите пакет… во славу Божью…
          И сбросила соединение.

          Открылась дверь. В проёме, освещённая желтоватым, лампочным светом, стояла фигура священника. Средних лет батюшка в клетчатой толстовке и шерстяных тренировочных снял очки и щурился в темноту, пытаясь что-то разглядеть. Рыжая, реденькая бородка, всклокоченный чуб, и выражение лица выдавали характер этого человека – так выглядят люди, беззаветно отдавшие себя служению.
          Никого не обнаружив в перспективе, он посмотрел под ноги, увидел пакет, взял его, и опять устремил взор в темноту.
          Крикнул:
- Кто здесь?
          Женщины затаили дыхание. Не дождавшись ответа, батюшка шагнул в дом. Дверь закрылась – такое впечатление, будто погас свет в конце тоннеля.
- Всё - бежим...
- Погоди, сейчас вернётся...
 
          И правда, дверь опять отворилась, и опять он смотрел в темноту. Из глаз текли слёзы.
          Опять спросив, «кто здесь?», спустился с крыльца, походил вдоль строения, светя фонариком в противоположную чёрную глубь. Несколько раз луч фонаря останавливался на дереве, за которым почти бездыханно и безмолвно стояли благодетельницы. Теперь страшно было обеим, казалось, вечность взяла их в свои объятия.

          Наконец, отец Василий погасил фонарик, осенил себя крестным знамением, и, шепча, очевидно, молитву, и положив четыре размашистых креста – на все стороны, поднялся на крыльцо и обернулся напоследок – ни души.

          Лидия Михайловна повернула ключ зажигания. Пожилой двигатель завёлся с третьей попытки. Тронулись. Быстро развернулись и помчались домой. Раздался звонок телефона.
- Не бери… он тебя вычислил…
- Он не знает, что это мой номер… он вообще меня не знает – мы только раз с ним пересекались, когда наш болел, а мне нужно было исповедаться и причаститься – ездила сюда…
- А откуда у тебя его номер?
- Взяла у Веры… на всякий случай…
- Когда успела?
- Когда ты пальто надевала и потом с Ферулёвым раскланивалась…
- Слава Богу…
- За всё…



08.01.16
0:29