Марина и Максим. Поэтический рассказ в стихах

           Николай Халимончук
г.Житомир

МАРИНА и МАКСИМ


"...Благословен Бог, Который не отверг
молитвы моей и не отвратил от меня
милости Своей."
(Псалом 65. стих 20.)

***
...Однажды я, прервав свой путь,
Чтоб сил набраться, отдохнуть,
Послушать, как шумят валы –
Присел на краешек скалы, –
Что нависала над водой
Своей громадной головой, –
И устремил усталый взор
На, вмиг открывшийся, простор.
Тут, споря с неба синевой,
Раскинув бархат голубой, –
Будто красавица хитон, –
Простёрлось море с трёх сторон...

В плену волшебной красоты
На скалах чахлые кусты
Я принял за соцветья роз,
Что в дар возлюбленной принёс
Поклонник пылкий. Шум прибоя
Нёс звуки вечного покоя...

Прекрасен миг уединенья!
Исчезла грусть и все сомненья,
В пути терзавшие меня.
Я весь предался неге дня.

Но вдруг свирепый аквилон,
Презрев приличья и закон, –
Какими здешняя природа
Жила от века, год от года, –
Примчал на стае чёрных туч
И, словно демон, рухнул с круч.

Вскипело море, враз темнея.
Дрожа в объятьях лиходея,
Вздохнули тяжкие валы,
Бросаясь грудью на скалы...
Встревожил землю страшный гул.
Казалось, дерзкий Вельзевул
Разверз вдруг свод глубоких недр,
Чтоб истребить презренный ветр...

С душой трепещущей, молитву
Творил я небесам... и битву
Стихий я втайне проклинал,
Как зверь скрываясь между скал...

Остаток дня покрыло мглой.
Сухой блеск молнии порой
Холодным светом освещал
Извечный мир прибрежных скал...

Но ночь прошла в жестоком гневе
Безумных сил. Я в их напеве
Уснуть пытался.
                Чуткий сон
Встревожил вдруг далёкий стон.

На зов я смело устремился.
Холодный ветер в скалах бился
С, от злости бешеной, волной,
А мне казалось – и со мной...

Во тьме я падал,
               поднимался,
На битву с бурей вновь бросался
И шаг за шагом шёл вперёд,
Не зная, кто меня зовёт...
Под градом брызг, свинца тяжеле,
Я шёл на зов.
             Уж еле-еле
Светлел за тучами восток
И было слышно, как поток
Тугие воды нёс со скал,
И, с шумом падая, стонал.
Но вот, – О, небо! – средь камней
Я вижу девушку!
                На ней,
К несчастью, не было одежд.
Откинув волосы от вежд,
Казалось, девушка спала
Вдали от крова и тепла.
С её холодной колыбели
Я поднял девушку.
               На теле
Струилась кровь из многих ран,
Стекая вниз, под гибкий стан...
Нелёгким был мой путь назад!
Казалось, тысячи преград
Восстали, чтобы я не мог
Найти убогий мои чертог...

Без сил пришел я, наконец,
В то место, где Благой Творец
Сподобил мне уединиться,
Когда стихии стали злиться...
То не пещера, не нора,
Скорее, – "чёрная дыра",
Как про себя я называл
Нагроможденья этих скал.
Сюда травы нагнал прибой,
А тёплый ветер, летний зной
Её усердно просушили...
Теперь же запах горькой пыли
Я с наслаждением вдыхал
И миг какой-то отдыхал...

Не долго длилось состоянье
Блаженства. Затаив дыханье,
И девушку не выпуская с рук,
Стал слушать сердце.
                Слабый стук
В раскатах грома пропадал,
На миг короткий оживал
И снова гас...
              Бокал вина
Я будто выпил весь до дна...
Мир воссиял и заискрился!..
Слезами счастья я давился, –
"О Боже! – к небу я взывал, –
Она жива!.." – и целовал
Её безжизненное тело...
Вокруг всё пенилось, кипело...
"Она жива! – что было сил
Неслось в ночи, – Я победил!.."

Тогда мне думалось – я бог
И всё на свете сделать мог...
Дрожа всем телом, как злодей,
С бесценной ношею своей
В пещерной тьме я растворился...
Шторм всё крушил, о скалы бился,
В сознаньи ж теплилось одно –
"Она жива!.."
                Уже давно
В висках моих пылает иней,
Но тот рассвет, от молний синий,
Всё в памяти моей живёт...
Как будто жду, что позовёт
Далёкий голос...

***
...Без сна промаялся я ночь.
Так только мать родную дочь
Согреть, наверное, могла
Обильем ласки и тепла.
Камнями вход я завалил,
Чтоб влажный ветер не гасил
Дрожащий огонёк лампады...
Как добрый дух Шахерезады
Построил для девчонки ложе.
Оно во всём было похоже
На муравейник из камней,
Но всё ж работою своей
Я в глубине души гордился...

Бег времени остановился,
Когда, как первый снег, чиста
Легла повязка из бинта
На девичье тугое тело.
Где дерзко, а порой несмело
Я раны все забинтовал.
Отныне я не унывал.
Мне верилось, что пробил час –
Судьба не зря связала нас...

***
...Погода ровно сутки злилась.
К полудню небо прояснилось.
На мягкой, из травы, постели
Лежала девушка.
               Капели
Всё тише где-то там, у входа
Звенели. Матушка-природа
Ещё не долго трепетала.
В порывах ветра угасала
Дрожь разъярённого эфира...
Под сенью благостного мира
Тревожно побежали дни.
Не отдыхалось мне в тени.
Я каждый день вставал чуть свет.
Вершил нехитрый туалет,
Как можно проще одевался
И на охоту отправлялся...

***
...Хоть служба камеры храненья
Мне не внушала уваженья,
Но часто, всё-же, так случалось.
Что ничего не оставалось,
Как весь нехитрый мой багаж
Нести на "нулевой" этаж,
Со злым барыгой расплатиться
И с тяжким сердцем удалиться...
Не знаю что мы делать стали,
Оставь я в тот раз на вокзале
Свой чемоданчик-"атташе"...
В нём, к счастью, я нашёл уже
Индийский чай, тушёнку, бинт
И даже то, чему сам Флинт
Мог позавидовать –
                со мной
Всегда был флаг страны родной...
Немало было мелочей –
Электробритва, нож.
                Ключей,
Штук пять, лежала вязка.
Нашлась и бритва-безопаска
С десятком лезвий, спички, йод,
В двухсотграммовой банке мёд
И, – я и сам забыл про это, –
Патрон-сигнальная ракета...
Я рад был, что беде назло
Мне хоть немножко повезло.

* * *
...Четыре дня я жил в тревоге,
Желая и боясь подмоги,
Но на охоте забывал
Какой на душу грех я брал...
Охотился я не жалея сил –
То рыбу на копьё ловил,
Бывало, мидий собирал.
А на вершине острых скал
Нашёл гнездовье диких птиц –
Они по несколько яиц
Мне неохотно отдавали...
Мои тревоги и печали
Помалу уходили прочь.
Я делал всё, чтобы помочь
Набраться сил моей подруге.
Но все заботы и услуги
Ничем не тешили меня –
Четыре бесконечных дня
Она лежала без сознанья
И только редкие стенанья
Теснили раненую грудь.
Я по ночам не мог уснуть.
Но утром, чуть забрезжит свет,
Спешил исполнить свой обет...

***
...Шел пятый день. Я встал, умылся,
Неспешно Богу помолился
И вдруг услышал я слова:
"Великий Боже! Я – жива..."
Рыданья заглушили речь...
Я поспешил, чтобы зажечь
У ложа девушки лампаду.
Лучом пронзило тьмы прохладу
И я увидел... О, Творец!..
В безумье бешенном мертвец,
Без спору, – менее ужасен.
Я знал немало жутких басен,
Но то, что видел я тогда –
Картина Страшного Суда...
Рыдая, девушка срывала
И во все стороны бросала
Бинты с кровоточащих ран.
Как василиск или варан
Она из ложа выползала, –
Куда, – уверен я, – не знала...
Я к ней боялся прикоснуться...
Конечно, смело окунуться
В безумную стихию гнева
Труда не стоило, но дева
Была слаба.
           Всего лишь день, –
Я видел, – как недуга тень
С лица несчастной пропадала.
В бреду ли, полусне шептала
Бессвязно первые слова...
Она была полужива
И этот бешенства поток
Повлечь мог за собою шок...
Её окликнуть я боялся.
На миг какой-то растерялся...
Она ж рыдала и кричала
И, думаю, не замечала,
Что я стою у её ложа.
Чуть тронута загаром кожа
Живучего нагого тела
От крови тотчас почернела.
Девчонка, призывая смерть,
Стрелой на каменную твердь
Вдруг понеслась.
           Я вслед за нею
И всею силою своею
Её за волосы схватил...
Но, видно, из последних сил
Девчонка вырвалась, метнулась
Куда-то в сторону, споткнулась,
Пыталась встать, но не смогла...
Не знаю, как уберегла
Судьба её опять от смерти.
В той беспощадной круговерти
Я веру потерял в слова,
Что всё ж останется жива
Неукротимая девица...
Она, как раненая птица,
У ног беспомощно лежала,
Лишившись сил и умирала...

***
...Правдив ли, нет известный миф,
Но к делу снова, как Сизиф,
Я приступить поторопился...
Весь день без устали возился
С бинтами, йодом и водой,
И к вечеру опять покой
Извечные хранили скалы.
Вновь южной ночи мадригалы
Над морем сонным зазвучали,
А я, в плену своей печали,
У ложа девушки прилёг,
Как Цербер ревностно стерёг
Её малейшее движенье,
А тела юного мученье
Слезою тихою встречал...
Впервые сник я, заскучал.
Необъяснимая обида,
Исчадьем подлого Аида,
Терзала душу мне.
                Тогда
Бессилья, страха и стыда
Познал жестокое значенье...
В успех усердного леченья
Теперь не верилось.
                С рассветом
Ту жизнь, что здесь провёл аскетом,
Решил оставить я... И вот
Печальных дней круговорот
Спешил к жестокому пределу...
Чу! Где-то среди скал
Не то бродил, не то искал
В ночи звенящей
            плач гитары...
Любви Всевышней или Кары
Просили жалобные звуки,
Свиданья час или разлуки
Они кому напоминали...
Но стихло всё.
          Мой лёгкий транс
Рассеял вдруг не то романс,
Не то напевное раздумье.
Гитара вторила певунье,
Вот пенье подхватил певец...
В пещерной тьме я, как слепец,
Напряг свой слух.
            Едва-едва
Напева грустного слова
Струились к теплым небесам...
И тут я волю дал слезам...


Песня в ночи

О, как мне быть, не знаю!
                Видит Бог –
Люблю, люблю я, трепетно и нежно...
Так никогда никто любить не мог!
Свершилось то, что в жизни неизбежно...

Судьба моя! Я снова на дороге
Моей мечты, желаний и надежд!..
Но почему моя душа в тревоге
И робкая слеза струится из-под вежд?..

Кто скажет мне – лишь песня затихает,
Желанный голос слышу почему?
И кто там в травах, над рекой, вздыхает
Как будто вторя вздоху моему?..

Быть может, кто-то мне напоминает,
Что бренны мы и есть всему конец?
И лишь то сердце, что любви не знает,
Не знает боли любящих сердец?..

О, если бы его душа слилась с моей душою
Как два потока самых светлых струй!..
Ты не смогла бы овладеть собою
И отдала свой первый поцелуй...

Конец песни


Уснуло всё... Ещё звенела
Вдали гитарная струна,
Но стихла вскоре.
             Лишь луна
Венчала мир очарованья...
Я засыпал... Моё сознанье
В тумане звёздном утопало...
Уж снилось что-то... И пропало...

***
...Не знаю, долго ли я спал.
Все эти дни я отвергал
Любую мысль о сне.
               Луна,
Как загулявшая жена,
У входа тихо приютилась,
Смиренно небесам молилась,
Прося прощения за грех
Любви, блаженства и утех...
И, обнажённая безбожно,
Склоняла лик свой осторожно
В убогую мою обитель.
Я, как библейский Первожитель,
Хранил покой несчастной Евы –
Судьбою посланной мне девы...
Я имени её не знал.
Под настроенье называл
Её Еленой, Бедной Лизой,
Небесных Ангелов Маркизой,
Надеждой, Соней, даже Анкой...
Но чаще – Инопланетянкой...
"Возможно, – думал я, – Земля
Для внеземного корабля
Явилась тем гигантским спрутом,
Что, как песчинку в море лютом,
Корабль пришельцев поглотил...
Так рок жестоко отомстил
Им за ничтожную оплошность...
А мне представилась возможность
Спасти девчонку... Редкий случай..."
Но я, во многом невезучий,
Не мог никак предположить,
Что девушка не хочет жить!..
Что Смерти ей милы объятья,
А мир Любви, Надежд и Счастья
В её душе навек угас...

О, юность! тем, кому из нас
Пришлось хоть раз ума лишиться
И втайне трепетно влюбиться –
Тот знает муки искушенья
Тех светлых дней...
Но грёз крушенье
Несло немыслимую боль
Душе незрелой.
             Исподволь
Страдали мы и огорчались.
Так и теперь... Увы, умчались
И потеряли всякий смысл
Дни, что средь скучных дат и числ
Мой дух наполнили желаньем
И первым робким обожаньем...
Очередное испытанье, –
Небес всевышних наказанье, –
Готовил бессердечный рок –
Одну из тысячи дорог
Избрать теперь мне надлежало,
Но каждая змеиным жалом
Злой Неизвестности пугала...

Я встал. На деве покрывало
Поправил, что с сухой травы
И прутьев гибких да листвы
Недавно довелось сплести.
Зажег лампаду. Без шести
Два ночи серебрилось
И тихо мерным пульсом билось
На электронном циферблате
Моих часов...
            Но новой дате
Уже не радовался я.
"Спаси, Христос!.." – произнеся,
Три раза я перекрестился
И, не хотя, засуетился...
С глубин души проистекая,
Ночная песнь, не умолкая,
В моем сознанье воскресала...
Но я спешил...
                Уже писала
Записку твёрдая рука.
За строчкой новая строка
Слова ложились на бумагу.
Писал, что глупую отвагу,
Спасая девушку, явил...
Что безответно полюбил
Инопланетное созданье...
Что в сердце дремлет упованье –
Лишь девушка придет в себя –
Всё ж улыбнётся, как дитя
Рассвету тихому.
               И пусть
Досада горькая и грусть
Не омрачат её чела
Куда бы вновь ни повела
Нить хитромудрой Ариадны...
Жестокий мир, мир кровожадный
Мой мир надежд
              не пощадил –
Сломил мой дух и победил...
Писал, что страх мне, как гиена
Вонзился в сердце...
                Что из плена
Меня могла освободить
Лишь вера в то, что будет жить
Дитя, ниспосланное небом.
Поклялся златокудрым Фебом,
Что в эту "черную дыру"
Вернусь с людьми или умру...
Письмо прервал я. Мысль мгновенно
Вонзилась в мозг – так откровенно
Писал о чувствах первый раз...
Вдали от посторонних глаз
Сам пред собою я смутился,
Но тотчас снова возвратился
К письму. Своё смущенье
Утешил тем, что сочиненье
Своё я сам смогу читать –
Ведь девушка не сможет встать
Пока сюда я не вернусь, –
Уж я вовсю потороплюсь...
В записке же писал о том,
С какими болью и трудом
Пришёл к трусливому решенью, –
В моей печали утешенью, –
Позвать на помощь тех людей,
Кто мог бы участью своей
Во мне уверенность вселить,
Помочь в лечении. Продлить
То счастье дивных летних дней,
Что в царстве моря и камней
Пробилось сказочным цветком
И освятило здесь кругом –

Издревле дикую природу...
Писал, что рабство и свободу
Мой дух мятежный пережил,
Но просчитался, поспешил
Над смертью праздновать победу...
Смерть тенью шла за мной, по следу
И затаилась где-то рядом,
Храня меня бездонным взглядом...

Я смерть решил перехитрить
И хладнокровно усыпить
Её мучительное бденье –
С утра в ближайшее селенье
Решил идти, чтоб дозвониться
До "скорой помощи". Больница
Была лишь в городе. То был
Портовый город и туда
Лежал мой путь. Да вот беда
Мой путь беспечный изменила
И, как жестокая Далила,
Лишила сил, покоя, сна...
"Вы остаётесь здесь одна, –
Писал в приписке я, – но верьте,
Что в этом маленьком конверте
Надежда тайная хранится.
Она вам может пригодиться,
Когда придёте Вы в сознанье...
Примите робкое признанье,
Что принесёт Вам херувим...
Не умирайте... л... Максим."

Свой взгляд я задержал на деве.
Она спала.
          В пещерном чреве
Тлел одиноко свет лампады.
Луна всё так же, из засады,
Украдкой на меня взирала
И легкой тучкой одеяла
Сокрыла наготу свою,
Украсив моря чешую
Причудливой прозрачной тенью.
"Она подобна сновиденью", –
Подумал я, еще не зная,
Что эта фраза роковая
Найдёт меня... Но много лет
Пройдёт...


КОНЕЦ  первой части.
              ***************************
МАРИНА И МАКСИМ
Часть вторая

  "Я ем пепел, как хлеб, и питие моё
      растворяю слезами”...
  Псалом – 101. Стих – 10.
           *   *   *
...Да, льстит Судьба не каждому из нас...
Прошло семь лет. Я свой рассказ,
Как дивный сон, в душе оберегая,
В раздумьях вновь переживая
Событья давних летних дней,
Сокрытых тайною своей, –
Не мог с Судьбою согласиться,
Что всё прошло, должно забыться…

В “дыру” я, помню, не приехал
Лишь потому, что мне помехой
Стал срочный вылет на роботу
И возложил я всю заботу
О милой девушке своей
На незнакомых мне людей.
Не раз, бывало, я пытался, –
Когда из рейса возвращался, –
Хоть что-нибудь о ней узнать,
Но толком что-то рассказать
Никто не мог.
              В душе храня
Горенье тайного огня,
Я тосковал… Один, без друга
В силках всесильного недуга
В одном нашёл себе отраду –
В труде! Я много рейсов кряду
Рыбачил на морских судах
В широтах жарких и во льдах
Необозримых океанов,
Девчонку моего романа,
Родных и близких забывая.
Не ведая и не гадая,
Что кормчий моей жизни – рок
Мудр, как змея, но и жесток.

И вот… Судьба мне улыбнулась!
В тот день как-будто бы взметнулась
Над миром новая заря;
Подумалось, что я не зря
На свет когда-то появился.
И, мне казалось, не родился
И не родится никогда
Тот человек, что до Суда,
Мог быть счастливее меня!..

Случилось так… К исходу дня
Наш ППР* ошвартовался
В порту испанском. Мне попался
Журнальчик модный на глаза –
Его шальная бирюза
Манила лёгкостью своей
Из кучи тросов и снастей.
Как на борту он очутился
Не знаю я, но подчинился
Какой-то, видно, высшей воле.
На кнехте, словно на престоле,
Раскрыл сверкающий журнал…

Его читая, я узнал,
Что в этот город на гастроли
Приехал цирк… «Смешные роли
Артистов цирка с Украины!
Под куполами “Карментины”
Не будет времени скучать!...» –
Звал всех испанцев отдыхать
Проспект в журнале. А на фото
Был яркий и цветной портрет…
Той девушки!.. О Боже, – нет!
Восстало вдруг моё сознанье.
И, будто сон, воспоминанье
На миг сомкнуло мне глаза.
Сомнений и надежд слеза
В туманной дымке растворила
Весь мир вокруг… Какая сила
Мне не дала сойти с ума –
Я не пойму… Судьба сама
Меня в тот час оберегала,
Избыток чувства отвергала
И не повергла меня в прах...
Скрывая слезы на глазах,
В каюте я уединился
И, как дурак, глазами впился
В портрет знакомой незнакомки.
Таинственней головоломки
Не приходилось мне решать…
Когда же начал воскрешать
В бурлящей памяти своей
Несчастье тех далёких дней –
Всё боле я засомневался…
Без сна опять я провалялся
В слезах, и думая о той,
 Кто в юный век свой золотой
Пылала страстью умереть…
Когда и как могла взлететь
Девчонка на вершину славы?..
Великий Бог! О Боже правый!
Как жаль, что кроме псевдонима
Нет имени... Два пилигрима,
Обнявшись, в кассовом окне,
С улыбкой предлагали мне
Билет на шоу-представленье.
Идти ли, нет ли в увольненье
Всю ночь я думал и решал,
В тоске взирая на причал,
Теплом сердечным согревая
Журнал бесценный. Понимая
Всю важность помощи друзей,
Душевной тайною своей
Я так ни с кем не поделился…
“Ну, предположим, я влюбился, –
Уже с рассветом думал я, –
Прошло семь лет! Уже семья
Её проблемами тревожит…
И что сказать актриса может
Простому парню-моряку?..
Я зря, быть может, обреку
Её на новые страданья.
Ненужные воспоминанья,
Бесспорно, могут повредить
Её работе. А любить
Девчонку юности моей
Я буду до исхода дней!.. ”
Сомненья исчерпав до дна,
Решил, что это не она
На маленьком цветном портрете.
Но вот, опять же, на рассвете…

…Автобус ждал на отправленье,
Когда, под крики одобренья
Моих знакомых и друзей,
Сошёл на пирс и я. Музей
Колумба приглашал
То ли на встречу, то ли бал.
Чтобы развеять настроенье
Я новострился в увольненье…

На берегу же все газеты,
Как сговорились – лишь портреты
Артистов наших объявляли.
Казалось мне – усугубляли
Мою печаль. На этих фото
Искал я вновь, искал кого-то,
Кого рассудком отвергал,
Но в сердце тайно сберегал…

И я нашёл её портрет!
Одну из множества газет
Купил и я. Дрожа всем телом,
Раскрыл газету… В трюке смелом
Моя знакомая артистка, –
Дитя опасности и риска, –
Стрелой пронзала облака.
Вся боль души, моя тоска
За юной девой понеслись.
Как будто в облачную высь
Несла нас тёплая волна
В страну чудес и царство сна…

“Великий Боже!” – я молился…
Читая текст, я умудрился
Артистки имя разгадать!
Перечитав статью раз пять,
Я с каждым разом убеждался,
Что речь о ней! Я разрыдался…

Мысль теплилась теперь одна –
“А может, всё же не она
Когда-то кровью истекала
У ног моих и умирала…”
“Марина”… – тихо я шептал.
Казалось, эхом среди скал
Звук имени её метался,
Волной о камни разбивался
И сотней брызг пылал в эфире…
“Ну, есть же счастье в этом мире! –
Подумал я, – моё страданье
Пусть платой будет за свиданье!..”

Кто мог тогда мне дать совет –
Идти на встречу или нет...
Сомнений груз невыносим!..
Ведь сколько вёсен, сколько зим,
Дорог средь слякоти и зноя
Осталось в прошлом… Нет покоя…


* * *

Я без труда нашёл то зданье,
Где предстояло мне свиданье
С моею Инопланетянкой.
Столкнувшись с милой негритянкой
В дверном проёме – извинился,
Но, прежде, чем мой рот закрылся,
О негритянке я забыл.
Боялся – охладить мой пыл
Любой пустяк, к несчастью, может
И пусть меня потом стреножит
Лихой ковбой, – я вам клянусь, –
На подвиг дважды не решусь…

В фойе звенела тишина…
Но вот близ дальнего окна
Открылась дверь. По коридору
Направо и куда-то вгору
Вознёсся чудный господин,
За ним факир и арлекин.

Идти в глубь зала я боялся.
Стесняться вроде не стеснялся,
Но шаг ступить, увы, не мог:
Так иногда поэту слог
Необходимый не даётся,
Но стих сложить ему неймётся…

Секунды превратились в вечность.
Я проклинал свою беспечность
Меня снедавшую тогда.
Себе твердил я: - “Ерунда,
Труда большого не составит”…
Когда же жизнь свой счёт представит –
Вершить поступок не решаюсь, –
Смущаюсь, трепещу и каюсь...

Но тут, – поверите ли, нет, –
Как будто потушили свет
И ангелы вокруг запели.
Под звуки сказочной свирели,
Пылая ярче тысяч лун,
Взошла она… Я, как Меджнун
Стоял пред девушкой безмолвно
Какой-то миг… Да, безусловно,
Передо мной стояла та,
Чья неземная красота
Меня когда-то восхитила.
Теперь таинственная сила
Меня на части разрывала –
Смелее молвить призывала
И одновременно молчать.
 
Наверно свою речь начать
Я никогда бы не решился,
Но дивный подвиг совершился
По воле неба: - “Много лет
Хранила память лунный свет
Печальной, непонятной тайны, –
Промолвил я, – но не случайны
На нашей жизненной дороге
Событья, встречи и тревоги…
Визит мой, думаю, поможет
Понять, что, может быть, тревожит
Не только, грешного, меня.
Сегодня лишь, вначале дня
Я ваше имя разгадал.
А встретить – я и не мечтал”…
Я волновался, как юнец.
Мученью положить конец.
Напрягши волю, я пытался.
В своей любви не признавался
Себе я сам. Однако речь,
Увидел я, смогла зажечь
В глазах моей Шахерезады
Неверный огонёк отрады.
О вряд ли кто-то мог понять
Суть моей речи, но терять
Уж было нечего. Я ждал,
Что на свиданье опоздал…

Как ангел, вскинув два крыла,
Меня дыханьем обожгла
Сия таинственная дева.
Заметил я на шее слева
Едва заметный белый шрам
И вспомнил, что последний грамм
Бесценного лекарства – йода
Был израсходован сюда,
На место острого следа…
Но я молчал. - " Прости..." – шепнула
Марина. Глубоко вздохнула
И продолжала: -  "... о, Максим,
Поверишь ли, тебя другим
Себе сама не представляла…”
Как девочка она рыдала,
Покоясь на моей груди.
Я тотчас мог с ума сойти.
Как от вина я захмелел…
Грешно подумать, я хотел,
Чтоб длилось это наслажденье
Как можно дольше. Провиденье
Всё ж было милостиво к нам, –
Хвала священным небесам, –
Никто в фойе нас не тревожил.
“Максим, любимый…Как ты прожил
Все эти годы без меня?..” –
Горячим шепотом пьяня,
Взывала девушка ко мне...
Но я, безмолвный, как во сне, –
Вовек желая не проснуться, –
Не мог и словом заикнуться
Как я страдал до этой встречи…
Как одиночеством отмечен
Был каждый день такой разлуки...
В плену неведомой мне муки
Марина, плача, всё шептала
И всякий раз ко мне взывала
Молитвой праведных: " Прости…"
Спокойно всё перенести
В душе я силился, как мог,
Но сил нестало...  Видит Бог –
Не вышло так, как ни стремился...
Наверно всё же надломился
Характер мой… Так ветвь берёз
Струит потоки сладких слёз,
Нас светлой грустью наполняя…
Я тихо плакал, обнимая
Всё крепче тот прекрасный стан,
Что, как турецкий ятаган,
Прильнул ко мне горячим телом.
Я видел, как на ее белом,
Из тонкой шерсти одеяньи
Сверкали нити. В их сияньи
Марина будто растворялась.
В моем сознании терялась
Земная временная нить…
О, как тогда хотелось жить
И славить праведного Бога
За то, что трудная дорога
Нас всё-же к счастью привела…

Рыдая, девушка влекла
Меня к себе и всё шептала:
- " Любимый мой! Я знала, знала –
Меня ты помнишь. И найдешь
Свою Марину… Ты поймёшь
Как жажду я твоей любви.
Скажи лишь слово, позови
И я пойду с тобой повсюду.
Я буду ждать… Я не забуду…"

- Марина, милая, не плачь, –
Промолвил я, – ты лишь призначь
Мне день и час для нашей встречи.
Заря затмит ночные свечи
И мы уходим в океан.
Когда же утренний туман
Сей город напоит прохладой,
Моей единственной усладой
Моих раздумий будешь ты…
За далью призрачной черты
Мне силы даст твоя любовь
И встречи час назначит вновь.
Запомни лишь, что в нашем крае
Весной мы будем, где-то в мае...

- Тебя я буду ждать с цветами
Как только первая настанет
Суббота в мае… Ты согласен?..

- Твой страх, я думаю, напрасен.
В субботу, в мае, поутру
Я в ту заветную “дыру”
Приеду и найду тебя.
Ведь я теперь живу … любя...

- Храни же заповедь мою! –
Тебе навеки отдаю
Всё то, что я теперь имею.
Сегодня очень сожалею,
Что не могу тебе отдать
Ту неземную благодать,
Которая овладевала
Моей душой, когда читала
Твою записку я.
                В ненастье
Ты подарил мне мир и счастье.
Я знаю место среди скал,
Где ты однажды отыскал
Для всех погибшую Марину…
Я расскажу тебе причину
Давно ушедших, грустных дней.
Хочу я видеть поскорей
Тебя весёлым и счастливым,
В сужденьях смелым, справедливым –
Таким являлся в мои сны
Твой образ в буйстве грёз весны...

Марина вся ко мне прильнула,
Пьяня дыханием, взглянула
В мои печальные глаза
И прошептала: - Небеса
Пусть будут милостивы к нам...
Что мог добавить я к словам
Моей возлюбленной Марины?..

В тенистом холле “Карментины”
Мы двое, как один пылая
В огне любви,
     изнемогая,
Хмелея от сладчайших мук,
Устами сблизились… И звук
Небесной музыки явился
В моём сознании. Он длился,
Казалось, вечность…
                Как во сне

Мир в бесконечном затерялся.
В сияньи света распадался
На сотни радужных огней…

О сколько пережил я дней
С тех пор до седины печальной!
Но не забыл я миг прощальный
С моей Мариной…
  Ведь тогда
Ждала нас новая беда,
Но мы её не замечали –
О новой встрече мы мечтали…

- Я смерть когда-то победила
Лишь потому, что полюбила
Тебя, Максим. В моей крови
Ты смог зажечь огонь любви.
К твоим ногам я припадаю...

- Марина, милая, страдаю
От неизвестного недуга
И я. Давно тебя как друга
Хотел найти и убедиться
Что ты жива и насладится
Ещё хоть раз той красотой,
Которая и мой покой,
И жизнь когда-то превратила
На счастье... Но взрастила
Судьба заветное признанье.
В глубинах моего сознанья
Оно давно нашло приют:
Послушай – о любви поют
Прибой и чайки!..
            - О, Максим!
Тот свет любви неугасим.
Теперь разлуки я боюсь.
Хоть расстаёмся мы, – клянусь, –
Ни дня не будет мне покоя,
Как нет его в волне прибоя.
Как жаль, что надо нам проститься…
Но, веришь ли, в тебя влюбиться, –
Хоть сто и двести лет спустя, –
Смогла бы снова лишь в тебя...
О вечный мир очарованья!
Слова любви и миг признанья
Хочу постичь, хочу понять,
Чтоб обольстить тебя опять.
Максим, прощай… Твоя раба
Сильна любовью и слаба...
Я виновата в том сама,
Что полюбив, схожу с ума.
Теперь я знаю, что любима,
Что тайна чувств необъяснима…

... Через мгновенье мы расстались,
Хотя бессмысленно пытались
Друг другу что-то объяснить,
Но оборвалась встречи нить
Судьбою сотканная где-то…
Опять заканчивалось лето…

* * *

... Запомнил я тот выход в море…
Как медленно в его просторе
Растаял дивный тот причал…
Как тосковал я, как скучал
Вдали от милых берегов…
Я помню, как молил богов,
Когда неделями стонал,
Бросая волн за валом вал
Холодный ветер...  Весь седой,
Он длинной, мокрой бородой    
Терзал нас за концы снастей
И свирепел…
           Я ждал вестей...

Радиограммы ли, письма…
Но рейс закончился... Зима
Давно ушла с родимых мест...
На промысле в эфир окрест
Другим судам мы сообщали,
Что в океане не проспали
Свой рейс нелёгкий, трудовой.
Теперь уходим мы домой…

О Украина! Жизнь моя!
Твоя священная земля
Не раз меня, как мать, встречала!..
... Мой взор надежды от причала
И тех, кто был на берегу,
Я оторвать не мог… В снегу
Что влагой вешнею набряк
Стоял какой-то здоровяк.
Он возвышался в стороне
Как изваяние. Извне,
Шумящего вокруг народа,
Его спокойная природа
Меня смутила. А Марины
В кипенье праздничной лавины
Я не увидел. На причале
Всё громче голоса звучали
Уже встревоженных людей –
Меж них Амур-прелюбодей
Метался, не жалея сил.
Он всем влюблённым приносил
Надежды сладостную весть
И чувства сказочного лесть…


…Последний служащий таможни
Покинул борт и трапа сходни
На миг какой-то опустели.
Те, кто встречал нас, не посмели
Без капитанского решенья
Ступить на трап. Но в искушенье
Все суетились на причале...
Нетерпеливые кричали
Приветствий первые слова.
Они же, слышимы едва,
И к нам едва ли долетали.
По радио вовсю звучали
Мелодии родной страны...
О как чудесны и нежны
Они вдали от Украины!
Мы, вроде, сильные мужчины,
Но в рейсе дружно умолкали,
Когда радисты вдруг “вмыкали”
На палубу в нелёгкий час
То украинский перепляс,
То песню хватских казаков,
То думу каторжных веков…
Как мне хотелось, чтобы та
Сейчас была здесь! Ведь черта,
Что нашу встречу разделила
Растаяла. Любовь вселила
В моей душе такую страсть,
Что я готов был ниц упасть
К ногам Марины и, рыдая,
Открыть пред нею двери рая
Молитвой искренной своей…
То был один из страшных дней…

…К нам на борт толпы поспешили,
Когда свиданье разрешили
И штурман огласил приказ...
На судно будто сотни ваз
Внесли с чудесными цветами!
Девчонки свежими устами,
Духами тонкими пьяня,
Своих любимых и меня,
В порыве счастья, целовали.
Букеты дорогих цветов
Несли вдоль шлюпок и плотов
Все, кто на палубу стремился...
Но я по быстрому простился
С друзьями. Забежал в каюту
И на берег ступил уже через минуту…

Тут, к удивленью моему,
Снег, что лежал полдня тому
Уже растаял, испарился
И с вешним ветерком резвился,
Дурманя ласкою своей
Оркестра звуки, смех людей…

С трудом я вышел на простор.
Вздохнул. И, как багдадский вор,
Спешил покинуть торжества,
Где развесёлая братва
Могла поранить ненароком, –
В том мире дивном, одиноком, –
Мою израненную душу.
Я мог нечаянно нарушить
Тот сладостный её покой,
Который вешнею порой
В моих мечтаньях воскресал
И, может быть, меня спасал…

Я торопил свои шаги
С упорством верного слуги,
Который нёс для господина   
Известье о приезде сына…
Но я не мог бы объяснить –
Куда спешил. Как будто нить
Или таинственная сила
Меня тянула и манила
А, может, попросту – вела
В мой мир иллюзий и тепла…
И тут, заметил я, ко мне
Тот парень, что стоял извне
Направил вдруг свои стопы.
Заботы праздничной толпы
Его ничуть не занимали.
“Возможно, мы друг друга знали, –
Мелькнула мысль, – и вот теперь
Одну из дружеских потерь
Мы восстановим”... С нетерпеньем
И дивным трепетным волненьем,
Похожим на животный страх,
Я подошёл к нему. В мирах
Иных блуждал он взглядом,
Отравленным каким-то ядом.
Похоже, прятал он во взоре
Недуг страданий или горе...

Пожатьем крепких рук начался
Наш разговор. - Сюда примчался
Я от Марины... встретить вас, –
Сказал крепыш. – Вам сей же час
Поехать надо в те места,
Что вам известны… –  и достал
С барсетки старой три письма.
Те письма алая тесьма,
Как струйка крови обвивала.
- Ещё для вас она сказала,
Что письма вместе с ней прочтёте
Там, среди скал. И там найдёте
Свою Марину, я надеюсь...
А мне пора. Пойду развеюсь…
В отеле я живу два дня.
Возможно, навестить меня
Вам надо будет – не стесняйтесь.
Я буду рад. – Теперь признайтесь –
Я не ошибся? Вы – Максим?..
- Назвавшись именем другим,
Соврал бы я в своём ответе.
Я с тех людей на белом свете,
Кто не способен на обман... –
Ответил я и в ресторан
Позвал доверенного друга,
Но от приятного досуга
Крепыш, помявшись, отказался.
Из цирка Костею назвался,
Сказал: - До встречи!..  Извинился
И как виденье, растворился
За дверью нашей проходной…
- Какой-то он... Как не родной, –
Подумал я о Константине, –
Здоровый юноша! Марине
Кто он такой? Зачем ей служит?..
Не всякий эдак удосужит
Пол дня стоять в порту и ждать,
Чтоб, наконец-то, передать
Кому-то чьё-то сообщенье…
Ну, что ж, наверно, уваженье
Моё он нынче заслужил…
И я, счастливый, что дожил
До встречи с девушкой своей –
Переступил порог дверей
В желанный и прекрасный мир,
Где только я и мой кумир…

…Не больше часа пробежало,
Как мимо здания вокзала
Промчала белая “Рено”,
В которой каждое окно
Пылало яркими цветами
Далеких стран. Цветы устами
Ловили свежий ветерок
Весенних, милых мне дорог,
Которые когда-то звали
Меня в неведомые дали…
Я молча ехал всю дорогу,
Как будто срочную подмогу
С собою вёз в страну камней, –
В пещеру мрака и теней, –
Где девушку свою оставил…
Я без труда себе представил,
Как “скорая” сюда примчала,
Как, может, девушка кричала,
Когда сознание вернулось…
Как первый раз всем улыбнулась…
…“Рено” как будто бы споткнулась
И, сбросив скорость развернулась.
Остановилась…
             Через миг,
Когда мотор “Рено” затих,
Воспоминанья улетели
И я, без лишней канители,
С машины выскочил...  Вдали
Сверкало море.
               Корабли
На горизонте неподвижном
Скользили тихо и неслышно
За ту далёкую черту,
Где кто-то детскую мечту
В хрустальном замке поселил…
О сколько жизней, сколько сил,
За той чертою затерялось!..
Сближалось или отвергалось 
Во имя всяческий идей
Ничтожных, низменных людей
Или великих, что, быть может,
Перед Христом – одно и то же…
…Свои цветы я перенёс
На выступ низкий, где утёс
Карнизом плоским обрывался
И в памяти моей остался
Он просто каменной скалой
Или громадной головой...
Таксист, моргнув мне правым глазом,
За руль уселся. Фыркнув газом
“Рено” рванулась и в мгновенье
Исчезла в облаке забвенья…
Я взял свой новый “атташе”,
Который лейблами, клише
Мог с толку сбить любого фата,
А, может, даже дипломата, –
И сел на том же самом месте,
Где лет сто тридцать или двести
Тому назад, – как мне казалось, –
Я отдыхал… Тогда и сталось
Событие тех давних дней…
Неужто я встречался с ней
В Испании, такой далёкой,
Смуглявой, страстной, черноокой
Стране, где и не снилось
Кого-то встретить…
             Как забилось
Тревожно сердце у меня,
Когда, малиново звеня,
Сознанья моего коснулась
Мысль о Марине…
        Вдруг проснулась
В моей груди иная страсть –
Мне захотелось вновь попасть
Во чрево тёмной той норы,
Где спрятал я свои “дары”
И чемоданчик старый свой.
Ведь, покидая свой “постой”,
Я жаждал было возвратится,
Но всё же этому случится 
Не довелось. Ручную кладь
Тогда не пожелал я брать…
Теперь мне было интересно
Узнать – не стало ли известно
Кому-нибудь о тайнике.
В ядрёном, вымытом песке
От ложа девы недалёко
Сухой травою неглубоко
Свой “атташе” я обложил
И, уходя, “заворожил”,
Молитвенно призвав Христа,
Чтоб свята была и чиста
Сия холодная обитель.
И я, беспечный грёз строитель,
Ушёл в свой город налегке…

…На всякий случай взяв букет,
Я потихоньку, осторожно, –
Насколько было мне возможно, –
Покинул каменный карниз
И без усилий спрыгнул вниз…
Меня немножечко смущало,
Что не пришла, как обещала,
До сей поры моя Марина.
Наверно веская причина
Могла бы встрече помешать.
Но наперёд не стал решать
Я эту призрачную тему –

Свою Любовь, свою Поэму
Я только начал открывать.
И мог ли я подозревать
Марину в нарушеньи слова?..
И вот, через столетья, снова
Я в полумраке растворился.
Почти на ощупь умудрился
Свой чемоданчик отыскать.
Его ладонью обметать
Я начал, услыхав при этом
Как там внутри патрон-ракета
По дну и к бортику скользнула,
Затихла, будто бы уснула…

Легко открылись два замка
И в зябком свете огонька
Моей заморской зажигалки
Увидел я... О, ёлки-палки! –
Всё тот же флаг родной страны,
С которым, мы её сыны,
В чужом порту друзей встречали
И с радостью вовсю кричали:
– EVIVA PATRIA!.. –
                Бывало
Служил он мне как покрывало,
Когда девчонку я принёс
Сюда, под каменный утёс…

Нетронуты лежали бритвы –
Свидетели той давней битвы
Непримиримых двух сторон,
Когда и Вечность, и Закон,
Любой ценой могли судить –
Спасти нас или погубить…

Тут был и перочинный нож.
Как блудный сын среди вельмож,
Прижавшись в угол, он лежал
И никому не угрожал…

Я в руку взял патрон-ракету
И повернулся было к свету,
Где солнечно пылал у входа
Участок каменного свода…

Когда-то, проходя экватор,
Веселых дат организатор –
Наш третий штурман, под расписку, –
Чтоб судно не подвергнуть риску, –
Списал полдюжины ракет
На шумный, праздничный привет

Царю морскому. Он со свитой
И царственной своей элитой
Салютом ярким встречен был.
Случило так, что я забыл
Вот эту самую ракету
В каюте. И теперь она
Лежала в темноте одна
Уж восемь лет, и в зной, и в стужу
С надеждой вырваться наружу
И к звёздам высоко взлететь,
Прожить свой миг и умереть…

Но тут увидел я… О, Боже!
На месте том, где было ложе
Несчастной девушке моей –
Плита лежала, а на ней
Цветы лежали и свеча!..
Наверно с солнца,  сгоряча
Я в полумраке не заметил,
Что кто-то здесь меня приветил
Могилой, спрятанной от глаз...
Не думал я, что в этот раз
Судьба над нами посмеется
И сердце болью отзовётся
На чью-то страшную беду…
С волненьем сильным, как в бреду
Я бережно свечу зажёг
И над могилою чертог
Прозрачным светом озарился.
- Великий Боже! – я молился, –
Прими во Царство душу эту
И не избавь её привету,
Любви Твоей и благодати.
Твои неисчислимы рати,
Что праведной стезей идут,
Пусть душу эту вознесут
К святому вечному спасенью…

И вслед душевному волненью,
Устами, горькими от слёз,
Я дань печальную принёс
На крест из мрамора. На нём,
Как будто выжжены огнём
Пылали золотом слова
“МАРИНА ЛЬВІВНА ЯРОВА”
Рожденья дата. Дата смерти…

…На камне, в розовом конверте
Лежало несколько газет
То ли “Заря”, то ли “Рассвет”
Как дань жестокому забвенью...
“Она подобна сновидению” –
Мгновенно бросилась в глаза
Статья в газете… Вдруг гроза
Сверепо хлынула над морем…
Но я в слезах, объятый горем,
Читал статью. В ней сообщалось,
Что неожиданно скончалась
Марина Львовна Яровая –
Артистка цирка… “Жизнь земная
Без Яровой – осиротела, –
Писалось в ней. – Жаль, не успела
Марина в жизни совершить
То, что хотела. Жажда жить…”

И снимок автокатастрофы
Столбцы статейные и строфы,
Как камень острый, разрывал…
Я понял все… И зарыдал…

Мои рыданья у могилы
Грозы неведомые силы
В раскатах грома заглушали,
А волны грохотом смущали
В пещерной тьме меня опять.
С “дыры” я вышел. Рукоять
Ракеты дернул снизу резко
И ввысь, шипя, с безумным треском
С патрона вырвалась ракета,
Распалась надвое… Два света
Ярко-малиново пылали
И с ветром тихо уплывали
Куда-то в сторону залива…
В ушах звенело, но на диво

Казался меньшим шум грозы
И каждый след моей слезы
Был ощутимо горячее,
Чем предыдущий… Я ловчее
Сподобился швырнуть патрон
Как можно дальше. Тихий звон
Ответил мне из далека,
За ним подобие прыжка
На воду шлёпнувшей лягушки
И тишина… Как две подружки
Ракеты в небе догорели
Рассыпались и прошипели
Прощальным вздохом наконец…

Я крикнул в небо: - О, Творец!
Ты создал все миры Вселенной
И славою Своей нетленной
Ты указуешь нам дорогу
К Тебе, единственному Богу!
Чем провинились мы, ответь,
Что вновь Судьба послала смерть
На наши светлые дороги?..
В Твои небесные чертоги
Ушла Марина… Как же мне
Жить, не мечтая о весне?..
Теперь я чужд людским желаньям,
Надеждам, чувствам, притязаньям…
Они во мрак погребены
Под сенью каменной стены…
Мне истиной во всей Вселенной
Была Любовь. Самозабвенной
Пришла она в мой беззаботный
И юный мир, во многом сходный
С извечными садами рая…
Иные, чувствами играя
Живут под солнцем много лет...
Какой божественный обет
Нарушен был перед Тобою,
Что нас печальною Судьбою
Ты так сурово покарал?..
Печальный траурный хорал


Отныне будет болью вечной
В бессмысленной и быстротечной
Юдоли моего сознанья…

Мои молитвы и рыданья,
Смешавшись с майским  дерзким громом,
Носились над угрюмым домом
Возлюбленной моей Марины,
Бросались в мощные стремнины
Упругих, первых вешних вод…
Весь в темных тучах небосвод
Во гневе молнии бросал
Туда, где запад угасал
В багровой полосе заката…
Промокший насквозь, словно вата
Под своды склепа я вернулся.
Огонь свечи слегка взметнулся,
Как бы приветствуя меня.
В сияньи этого огня
Я терпеливо отыскал
И поцелуем обласкал
Те письма с алою тесьмой…
Средь них, написанное мной
Я скоро пробежал глазами
И безутешными слезами
Беззвучным плачем стал рыдать…
Стремясь печалью совладать,
Вздыхая, прочитал посланье
С Испании. Своё желанье
Марина так писала мне:
“… Мы встретимся в родной стране,
Чтоб никогда не разлучаться.
Пусть дни идут и годы мчатся –
Нас вечно будет согревать
Любви земная благодать…
Не забывай меня, молю…
Люби, как я тебя люблю…”

В конверте  третьем  пол  листа
Был чисто-белым. Три  креста
Посланье это начинали.
Словами, полными  печали

Марина сообщала  мне,
Что умирает… “ ... Свет в окне
Центральной городской больницы
Не проникает сквозь ресницы
Слепых и воспалённых глаз.
Всего скорее – в этот раз
У нас, Максим, не будет встречи.
О Счастье не веду я речи,
Но я тебя благодарю
За то, что светлую зарю
Когда-то ты  в ночи зажёг,
Как радугу зажёг мне Бог…
Хотела я совсем немного –
Тебя… и чуточку земного
Тепла. Чего теперь желать?..
Слова, что их хочу послать
В твои  неведомые дали,
Увы, наверно опоздали…

О, если бы могла привстать я
И улететь в твои объятья,
Любимый мой!.. Но я сгораю…
Прощай… любовь… я умираю…”
Последние слова письма
Внезапно поглотила тьма –
Свеча погасла... Так, без света,
В слезах сидел я до рассвета
Холодный, жалкий, одинокий
Пока низверг меня глубокий,
Тревожный сон… Уже мне снилось,
Что дождь притих и прояснилось
Дневное небо над заливом…
Я, ослеплённый этим дивом,
Увидел в радужном огне
Свою Марину… На коне
Навстречу мне она неслась.
Вся в белом, будто бы слилась
С животным бело-лунной масти.
В плену сверепой, дикой власти
Мимо меня она промчалась
И в миг, когда мы повстречались,
Услышал голос: - Не смущайся!
Иди и к жизни возвращайся.
Жива я буду лишь тобою
И спасена твоей судьбою…

Открыв тяжёлые ресницы,
Увидел я в своей темнице
Сиянье солнечного дня.
Вокруг могилы и меня
Стояли люди зрелых лет
И с ними Костя. Мне в ответ,
На взгляд мой, грустно улыбнулся…
А я сознанием вернулся
Туда, где Дух и Бесконечность
Живым приоткрывают Вечность,
Где в царстве дивных сновидений
Судьба, Любовь и Вечный Гений…

Конец.


–2003–
г. Житомир.