Погибельность улиц

Стою и с порога смотрю на погибельность улиц:
Фонарные лампы, асфальтные лужи, столбы,
И каждый, подхваченный жизни поломанной пулей,
Идёт, к ногам незнакомцев роняя лбы.

Идёт, хоть глаза и открыты, но жизнью — ослепший,
Развратно глотает бокалы с дешёвым вином
И хвалит цветную коробку (коробка здесь — Вечность,
Вино — окислевшая жизнь со двадцатым глотком).

Стою на дороге, на пыльной, помятой ногами,
Стучащими в такт мёртвым маршам тупым каблуком.
Стою босиком. В тряпки рваными тянет губами
На исцелованный обувью вашей погром.

На дорогу. Губами коснуться. Прижаться губами.
Асфальтной бумагой до дыр растереть рваный рот.
Зачем мне уста, когда забивают словами
Иные песочность дорог и любой оборот:

Речевой, придорожный — на веки неважное знанье,
Покуда квадрату не стать кольцевым колесом.
Стою и смотрю на словами избитое зданье,
Взливаю своё подсознанье горячим свинцом.

Машины гремят, дома подают признак жизни
Истерзанной дрожью, оставленной в жёлтых стенах.
Запах людей отдаёт чем-то пресным и кислым,
Голос людей — оставляет ожоги во снах.

Стою и с порога смотрю на погибельность улиц:
Не думая, трупы бредут по асфальтным полям.
И я, не задетая жизни поломанной пулей,
Лба не роняю к ногам незнакомым. А зря.