Утро в Лефортовском парке

Откуда  я  беру 
свои  стихи?
Они  в  моем  сознанье 
возникают
и  пазл - картинку  жизни 
заполняют,
не  оставляя 
тупичков  глухих.
Кто  посылает  мне 
воспоминанья
о  людях, 
об  открытиях,   делах,
о  разочарованьях, 
о  признаньях,
о встречах 
и  о расставаньях,
вновь  оживающих 
в  моих  стихах?
Я  знаю, 
в  поэтических  усильях
на  склоне  жизни 
я  не  одинок.
Не  обошел  меня 
вниманьем  Бог,
вручив  перо 
от  белоснежных  крыльев.
Когда  я  слышу 
за  своим  плечом
волненье  воздуха 
от  взмахов  их  свистящих,
стихи  рождаются 
в  их  звуках  шелестящих.
И  их  не  остановишь 
нипочем…
………………………………
Над  Лефортовским  парком 
звенит  тишина.
Лишь  птичьих  оркестров 
боится  она.
Здесь  птицы 
повсюду  летают,
и  люди  их  здесь 

не  пугают.
Я  часто  сюда 
по  утрам  прихожу.
Здесь  отдых  душе 
я  всегда  нахожу.
С  чего  бы?  – 
душа  вопрошает.
И  верно… 
а  кто  ж  его  знает?
Нет,  знаю  я, 
в  общем-то,  этот  секрет.
Истории  всюду 
я  вижу  здесь  след.
И  это  меня 
впечатляет,
и  даже  творить 
вдохновляет.
Я  тенью  прозрачной 
сажусь  на  скамью,
водичку 
«Святого  источника»  пью.
Мне  Клио 
ее  подливает,
Шекспира  сонет 
напевает.
Она  тут  с  утра 
за  лоточком  стоит.
Обличьем 
вполне  современна  на  вид.
В  передничке 
парк  охраняет.
Людишек 
от  жажды  спасает.
Клад  памяти  Клио 
к  рассказу  открыт,
и  речь  ее 
словно  фонтанчик  журчит.
Я  слушаю,  тихо  балдея.
- Какая  ж  ты  добрая,  фея!
- Я  добрая?!  – 
вскинулась  Клио  в  ответ.
- Да  злее  меня 
и  коварнее  нет!
Уж  я  поразмяться 
любила.
Людей  как  капусту 
рубила.
Русь  сразу  возникла 
промеж  двух  огней.
Индейцы  одни 
не  мечтали  о  ней.
На  Западе 
и  на  Востоке
«друзья»  наши
были  жестоки.
Поляки,  стрельцы, 
Стенька  Разин…  сечешь?
А  войны… 
все  жертвы  их 
разве  сочтешь?
Ведь  многое 
здесь  замышлялось.
а  что-то 
и  осуществлялось…
Врастают 
в  сознанье  мое  имена
Лефорта  и  Миниха, 
и  Головина.
Дворец  Анненгоф 
для  царицы
мне  долго  еще 
будет  сниться…
Здесь  Петр  отдыхал, 
направляясь  к  Москве
из  города, 
что  заложил  на  Неве,
в  Европу  окно 
прорубая.
Оно  было  надо?  – 
не  знаю…
Здесь  Павел 
над  гротом  Растрелли  стоял.
О  смерти  своей 
он  заранее  знал,
но  крест  свой 
пронес  не  роняя.
Свирепа 
гвардейская  стая…
Как  много 
увидели  здесь  тополя.
И  Берн,  и  Берлин, 
и  Париж,  о-ля-ля!
Комедию  жизни 
и  драму.
Не  имут  же 
мертвые  сраму…
Три  века  прошли, 
как  сквозь  пальцы  вода.
А  ею  здесь  в  парке 
полны  три  пруда  –
для  рыбы 
и  уток  отрада.
И  дети, 
и  взрослые  рады.
Да,  все  здесь  не  так, 
как  три  века  назад.
Но  Русь 
и  сама  поменяла  наряд,
Готовясь 
к  иному  параду.
Как  будто 
Европе  в  награду…
Парк  главной  аллеей 
как  шпагой  пронзен.
По  ней  совершаю  я 
свой  моцион.
А  после  – 
домой  три  квартала
пешком, 
что  привычно  мне  стало.
Минувшего  тени 
со  мной  говорят.
Мне  мил  тополей 
устоявшийся  ряд,
Пруды 
и  Плотина  Венеры.
Все  это  люблю  я 
без  меры…