К слову, о песнях
свои стихи?
Случается,
что из любимых песен.
Мы пели их -
и мир наш был чудесен,
и к счастью
делали мы первые шаги.
Но путь
от тихих песен
колыбельных
до нынешних
пронзительных хитов
был многоточьем
из шагов отдельных
и важных…
Я пройтись
по ним готов.
………………………..
Шаг первый. Слышу
трели мандолины.
Струн перелив
такой зовущий, дивный.
В нем слышен ритм
и быстрый, и живой.
Я в такт ему
качаю головой,
ведь я большой –
мне годик с половиной.
Вокруг меня
сибирская родня
трясется
от избытка обожанья.
«Жуком» мой дядя
называл меня,
во мне приметив
к музыке вниманье.
Придумал или нет он...
я не знаю.
Он был шутник...
я это понимаю.
Да, чудилось ему
какое-то жужжанье
с насеста моего...
ну, с места обитанья.
Зато в пять лет
без всякого конфуза,
когда меня
он чем-то доставал,
его я с чувством
мести называл:
«Ты... Николай...
Советского Союза!»
Он умер рано.
Был большой талант.
Художник, шахматист
и музыкант.
Вот шаг второй.
Русланова поет
про расставание,
что хуже смерти.
Ох, люди добрые,
пожалуйста поверьте:
я плачу потому,
что песня душу рвет.
Шаг третий. Класс
поет, не уставая.
Мы верим в то,
что он всегда живет.
"С песнями,
борясь и побеждая,
наш народ
за Сталиным идет".
И столько веры
в этой нашей песне.
Но прошлое ушло.
И не воскреснет.
А в старших классах -
песенки иные.
Шагнула в оттепель
ожившая страна.
И песни появлялись
мне родные -
все потому, что пела
в них весна.
«Когда весна
придет – не знаю.
Пройдут дожди,
сойдут снега…»
Мне эта улица
по-прежнему родная.
Она мне
и сегодня дорога,
хотя она -
на территории врага,
которого врагом
я не считаю...
Уж нет актеров,
живших в этом фильме.
И тот завод большой –
давно чужой.
Но я на улице Заречной
снова с ними
пою - седой,
и все же молодой...
Весной и осенью
всегда с агитбригадой
мы объезжали
вдоль и поперек
Туганский наш район.
И были очень рады,
что к нам народ
идет на огонек.
И пели мы
колхозникам усталым
под тульский мой
приветливый баян
о том, что путь
к родимому причалу
идет частенько
через ураган.
О том, что я –
корреспондент газетки
районной,
я не должен забывать.
О песнях наших
во-время заметки
я в каждый номер
должен выдавать.
Конечно, мы
в поездке уставали.
И было здорово,
когда среди тайги
бивак с костром
мы к ночи разбивали
и до утра мы
песни распевали.
Мы закрепляли
в них свои шаги...
Я жил в селе
почти под самым Томском.
Районный центр,
столица, как-никак.
Здесь у реки
под солнцем августовским
геологи разбили
свой бивак.
Квадрат палаток,
четкий чрезвычайно.
За ними вездеходы,
трактора.
А в центре лагеря,
конечно не случайно,
оставлено местечко
для костра.
Неистовым влекомый
любопытством
туда, где искры
рассыпал костер,
на звук гитары,
трепетный и чистый,
явился в сумерках
газетный репортер.
Геологи - народец
современный.
- Ты из районки?
Ищешь материал?
Газетку нам доставь
ты непременно.
Посмотрим,
что ты там наковырял.
Ты извини, но в поле
мы за трезвость.
Сухой закон у нас -
для всех закон.
А для знакомства –
не сочти за дерзость -
испей чайку,
не лишним будет он.
Чай мне налили в кружку
из ведерка, висящего
над углями костра.
Чай был без сахара,
но мне было не горько.
Сто лет прошло,
а будто бы вчера.
Я снова вижу
тот чудесный вечер.
Мельканье искр
в глазах моих друзей.
Они друзьями стали
с первой встречи,
сумев разжечь
огонь в душе моей.
Они открыли в ней
такую дверцу,
наличия которой
я не знал.
Мне эти песни
разбудили сердце.
Мой кругозор
намного шире стал.
Отныне неизведанные дали
меня к себе упорно призывали.
Я понял – тягой
к перемене мест
отныне мне болеть
не надоест.
Но для меня
как для корреспондента
газеты главным было интервью.
Признаюсь,
я не упустил момента
и проявил напористость свою.
Итак, что мне
смогли друзья поведать.
Район наш –
лишь начало их пути.
Им предстояло
область Томскую разведать -
и нефть и газ
в урочищах найти.
Ребятам много
задал я вопросов.
Они не уставали
отвечать.
Россия будет,
как заметил Ломоносов,
богатством
недр Сибири прирастать.
Ну, Губкина фамилию
мы знаем.
Под Курском
он нашел железный клад.
В Поволжье
по его совету развиваем
стране уже известный
Нефтеград.
Ну а в Сибири Западной
он прямо
призвал искать
в тайге, среди болот
и нефть, и газ
настойчиво, упрямо,
добавив: тот, кто ищет,
тот найдет!
- Вот мы, разведчики,
теперь упорно ищем
все то, что Губкин
рекомендовал.
По нефти с газом
институт он основал.
Мы не вслепую -
по науке рыщем...
А утром
в свежем номере газеты
геологов
начальник молодой
рассматривал
товарищей портреты
и зарисовку,
сделанную мной.
Но дань воздав
их грандиозным планам,
я в ней не мог
про песни не сказать.
Уже тогда
мне не казалось странным,
что с ними жизнь
смогу я увязать.
Темнело небо
над костром горящим.
Метались искры
в лабиринте звёзд.
Под струн гитарных
перебор звенящий
я погружался
в мир туманных грёз.
Задумавшись,
ребята и девчата,
ветровки сбросив,
пели мне о том,
как могут быть
опасны перекаты
для лодочки,
столкнувшейся со льдом.
«И если есть там
с тобою кто-то,
не стану долго мучиться…»
Любовь как лодка -
до поворота.
А дальше... как получится.
«От злой тоски не матерись.
Сегодня ты без спирта пьян…»
Да, без него на материк
ушел последний караван…
Слова… за ними чья-то жизнь
без слез тоскует…
высохли давно.
А может выпиты,
как горькое вино.
Но вот запевают
ребята про снег,
что над палаткой кружится,
и про такой короткий ночлег.
«Милая, пусть тебе снится
по берегам замерзающих рек
снег, снег, снег…»
Пошла «Бригантина».
И я подпевал.
В ней капитан,
торопясь, отплывал.
Роджер веселый
трещал на ветру.
Наполнились им
паруса поутру.
В бокалах остался
лишь запах вина.
Без нас уплыла
бригантина одна.
Но славит романтику
песня о ней
от предвоенных
до нынешних дней.
Я тоже от дома
родного «отплыл»,
в Москву отослав
документы.
С собою я к песням
любовь прихватил.
Я знал, что их
любят студенты.
.…………………………
Столичный троллейбус
по улицам мчит,
верша по бульварам
круженье.
Во мне тенорок
Окуджавы звучит.
В висках моих радость
скворчонком стучит.
Мне новые песни
узнать предстоит.
В них жизни моей
продолженье…
Свидетельство о публикации №116010701648