Забор
Посвящается отцу
«Кто здесь не грешен?» (Руставели)
Этот срок в памяти засядет, словно заноза,
Если подумать, столько лет сонного гипноза
В голове, а на руках кровь и последствия,
Эти мысли мою душу режут, как лезвия.
Надеюсь, что это поймет сын, как бродяги понимают волю,
Сердце – двигатель не вечный, однажды оно заколет.
Грехи, как пачки, выкуренного «Беломора»,
Сначала пьянка – потом ссора.
Я поменял пиджак на тюремную робу,
Привел падонка одного к гробу.
Интересно, кто больше кается: судья или я,
А может быть, женщина любимая моя?
Все грехи в Храме не замолить,
К Богу нужно не просто приходить, его необходимо ценить.
Забор мои годы надолго скрыл,
Как рыжие пески скрывает африканский Нил.
Я слишком одинок, но это ничего не значит,
Смотрю на небо, оно мою свободу прячет.
Я как-то вышел, мне за забором мир не приглянулся,
Он наших людей сбивает с курса.
Политики руку держат на пульсе,
Считая доходы в каждом пропитом ресурсе.
Но многих все же возьмет тюрьма, душу вскрывая,
И все равно, сколько Богу они башляют за рай.
Братва, бродяги, смотрите, как снежная манна ложится на мрамор,
А нам так долго сидеть среди этих одиноких камер,
Среди этих централов и шконок,
Читая письма тех, кто нам все-таки дорог.
Слушая музыку людей, что своих никогда не бросали,
Что ладонями плечи братков осязали,
Даст Бог, выйдем, потрогаем землю и наденем кресты на шеи, что еще с Соловков
Давали нам только баланду для наших мозгов.
Я, в натуре, вернусь в этот лес, где ухают совы,
Я пройду эти этапы, эти засовы,
И пусть я не молод уже, но все-таки книги
Меня не оставили здесь, в этой лиге.
Все бывает… Часы тают…
Одних выпускают, вторых принимают…
Бог видел и не такие убийства, если прикинуть,
Одели, падлы, браслеты на руки, цель: их быстрей скинуть.
Хотя сказали, что быстро, увы, не получится,
Но даже Христу суждено было мучиться.
Сейчас бы попить чайку с сыном, перетереть,
Что я виновен лишь в том, что не захотел умереть.
Посмотреть бы на Волгу, искупаться в ее небесах,
И уснуть на кровати, забывшись во снах.
Этот забор серый заставил мысли искать в книгах,
Люди сидели и думали, пока ****и снимались в клипах.
Лживые наколки стали восприниматься, как мода,
Время такое, для каждого своя свобода…
Мне просто интересно, как чухает себя судья,
По вкусу ли ему моя тюремная статья?
Или в памяти его на столе стоит кутья и хлеб на стакане,
Пока я считаю патроны в нагане…
Это в сердце останется, узел завязан,
Тебя не должно ****ь, с какими дружками я связан…
Сначала пройди, что проходят отцы,
А потом уже суди, кто люди, а кто подлецы.
О свободе нужно говорить серьезно
Или не говорить вообще.
Звезды в небе глотают воздух,
А нам наливают тюремные щи.
Родная дочь про отца плохо не должна говорить,
Ведь ее гены меня будут злить,
А я хочу, чтобы добро плавало по небесам,
Христу и Аллаху – Салам.
Этот этап снова перерезает мне нервы,
Жжет ДНК, высыхая, стакан идет первым.
Бог ютится среди Поливановской молельни,
Нас разделяют по камерам, словно зерна, тугой мельник.
Решетки – это последнее небо,
Что здесь я увижу светлым.
2016
Свидетельство о публикации №116010510195