Владимир Нарбут. Воспоминание о Сочи-Мацесте

1. А Р А Х И С


Орехом земляным усатый
Торгует с рундука суфлер.
(Его обветрили пассаты
Дубильной кислотою флор.)

И мне, и в мой карман подсыпьте
Побольше зерен-стариков,
Чтоб вспомнил я об эвкалипте,
Бесстрастнейшем из голяков.

Как вспомню сочинские ночи, -
Вспорхнет со спички голова,
Но насекомое короче
Не станет:
               Фосфор, трынь-трава…

Как вспомню торс, подобный скрипке,
Смолу на пальцах, канифоль…
Ревекка-муза!
                Дай мне штрипки,
За выслугою лет уволь.

Раскрытым шкандыбая пляжем
(В лодыжку щелкает песок),
У мокрой кромки рядом ляжем –
Пред раковиной из досок…

Малюсенький, серобородый
Раскроется бобовый дед
(Он блекл от сероводорода,
На нем башлык углом надет).

Но тут пошли в бурун колеса
Авто.
        - Мацеста, ванна -
Стой.
Я в орденах фурункулеза,
Торжественный сажусь в настой.

На волоске груди пузырясь,
Дрожит подземное ситро.
Что за предательская сырость?
В ней цвелью подтекло ведро.

Песочная мелькает скорость, -
Я выхожу; я обожжен.
Я под пижамой хорохорюсь,
Средь маленьких восточных жен…

Ревекка-муза!
                Хоть словечко
Шепни, наушничая, мне, -
Про талисман, про человечка,
Тайком живущего в зерне…

Пассатом дует он на форум,
На эвкалипт, рундук под ним, –
Нырнув в башлык, сидит суфлером,
Шуршит орехом земляным…

Термометр (вроде карамели)
Он превращает вдруг в часы, -
Песок минуты-пустомели
Ему же сыплют на усы.

И ночью,
             С призрачною лампой
(С пульсирующим светляком),
Не он ли к парочке сомнамбул
Подсаживается тайком?..

Любовь чернеет от историй
(Мацеста… ванна… серебро…), -
И все ж орешек в санаторий
Приносит лишь одно добро.

Скрипучий гриф в погибель согнут:
Заела канифоль смычок…
Конечно, музу средь инкогнит
На пляже
              Сыщет старичок.

Мне рано думать об отставке…
Нет, нет, - Ревекка не права:
Купальской ночью
                В лютой давке
Летят и светятся слова.

И в каждом - только половина,
Чего так требует отбор,
И каждое - ко мне с повинной,
Как я к Мацесте -
                До сих пор…


2. КАПИТАН  ВОРОНИХИН


Столб телеграфа к югу направился,
Ласточка во фраке - нотой косой.
В бемолях Шопена,
                в диезах Штрауса
Танцует на поверхности лодка-фасоль.

А слева, под лесом
                (Откуда вылазки
Горцы на банды в девятнадцатом вели),
Семью крейсерами вырос Ворошиловский,*
Башнями причалили эти корабли.

Пальмам букетами качаться нравится,
По самую макушку расчесан фонтан, -
И лестницу (к приему) выскребла здравница:
Милости просим, товарищ капитан.

Жуков, растревожив в пернатом шиповнике,
По гальке, по плитам
                (Наверх и вниз)
Вот они ходят -
                Майоры, полковники, -
Зажги папиросу, струей затянись.

Только в столовой,
                В условиях пленума,
И сохранен (на калории) ранг.
Обуглено сердце солдата рентгенами,
Разрознены темные кости фаланг.

То - снимок. А солнце прыскает спицею,
Воду из ванны нарезом вертит…
(Благоприятные имеет ауспиции
Добытый в гражданскую миокардит.)

Лежа в соломенном,
                Воздух просоленный
Запихивай поглубже, товарищ капитан!
Лодка в купоросе ездит фасолиной,
Пальма волосата,
                И букетом фонтан.

Снова (как некогда) венами полыми
Мужество и нежность к тебе идут, -
И всадник,
                Конвоируемый бемолями,
Проскакивает через шопеновский этюд.

Сабля по желобу стлалась без памяти:
С каменными лицами, врага
                (Чтоб не лез)
Китайской - до Чаквы - учили грамоте,
Рубясь за советский чайный диез.

Под музыку море выгладило заново.
Оба композитора бродят по пятам,
Домашнее сердце твое партизаново
Радуется людям, товарищ капитан.

Радуется людям, сидящим под башнею…

О чем разговорились полковник и майор?
В штабах ночевки,
                Бой врукопашную,
Ночи в академии -
                Вспомнили вдвоем?

Или в шиповнике
                (Лапами пушистыми
Карабкаясь)
                Прополз перед ними жук,
Похожий на танк, сделанный фашистами,
Пышущий серой, размером в Машук?..

(В мире рентгена - видение-гипербола.)

Но мужества в тебе -
                Кровяной фонтан,
Но нежность к родине
                Себя не исчерпала,
Товарищ Воронихин, товарищ капитан!

Война, перелет…
                Пунктиром натыкано
Нот на проволоке (чересчур прямой).
Штраус и Шопен берегут Воронихина:
Штык-диез и сабля-бемоль.

Война, а на сердце капитана - Ворошиловский:
Мамина забота,
                Встречи с восьми…

Родина-ласточка, косые крылышки,
С кровью и мясом и меня возьми!


1936


*Центральный санаторий РККА им. Ворошилова