О Марио дель Монако

Отрывок о Марио дель Монако

Гениальный певец, гениальный актёр, художник, человек огромной воли, человек с пылающей душой.

Перевод с итальянского Ирины Константиновой

Отрывок из книги Ренцо Аллегри «Звезды мировой оперной сцены рассказывают» любезно предоставлен нам её переводчицей.

...Голос его звучал сипло, он говорил, скандируя каждое слово.

– Моя карьера оказалась настолько трудной, что это невозможно даже вообразить. Зная о моём могучем голосе и об ошеломительном успехе, многие полагают, будто моя жизнь сплошное спокойствие и удача. А мне, однако, пришлось преодолевать невероятные трудности, и я справился с ними один, без чьей бы то ни было помощи.

– Он посмотрел на меня широко открытыми глазами, словно разгневанный Отелло, и продолжал: – Не помешай мне болезнь в шестьдесят один год, я до сих пор оставался бы самым великим тенором на свете. Не нашлось другого певца, ни двадцати лет, ни тридцати, ни сорока, который мог бы соперничать со мной.

Вы, должно быть, не верите мне, думаете, будто я один из тех печальных тромбонистов, которые утешаются воспоминаниями и самовосхвалением. Генерал на пенсии. Нет, я всего лишь пёс, которому не повезло.

Хотите послушать мой концерт, который записали незадолго до того, как я заболел. Я пел на французском телевидении, в прямой трансляции, и не под фонограмму. Опрос общественного мнения показал, что во Франции и соседних странах меня слушали около тридцати миллионов телезрителей. А после концерта получил тысячи писем и телефонных звонков. Французские газеты называли меня "непреходящим", "единственным", "величайшим певцом столетия". Я сам, прослушав себя, удивился. После Карузо и в каком-то приближении Джильи больше никто не имел такого голоса, как у меня.

Дель Монако вставил в магнитофон плёнку с записью концерта на французском телевидении. Он дал мне послушать несколько отрывков, комментируя их. Голос звучал чистейший, красоты необыкновенной. Силы – фантастической.

В одном из пассажей арии «E Lucevan le Stelle» («Сияли звезды» — итал.) из Тоски он обратил моё внимание на фразу, спетую на одном дыхании. Он громко рассмеялся и потёр руки.

За свою карьеру Марио Дель Монако установил несколько рекордов, которые, наверное, никто и никогда не сможет повторить. Великий певец записал на пластинки тридцать опер и десятки концертов с различными программами.
Он провёл более двух тысяч спектаклей, превысив достижение Беньямино Джильи.

– Нужно однако подчеркнуть, – поясняет Дель Монако, – что сюда входит четыреста двадцать семь спектаклей «Отелло», а это самая убийственная опера, какая только существует на свете. Джильи никогда не пел её. Другим вокалистам, хорошо владеющим этой партией, удаётся исполнить её сто пятьдесят, двести раз за всю свою карьеру. Я же спел оперу четыреста двадцать семь раз. Если учесть, что каждый спектакль «Отелло» по трудности сравним с исполнением четырёх других опер, то в итоге можно считать, что провёл за свою сценическую жизнь не две тысячи спектаклей, а целых три тысячи.

– Кто вас учил? – спрашиваю я.

– Никто, – ответил тенор. – Я брал уроки у специалистов, но никто по-настоящему не руководил мною, ни один корифей не помогал делать карьеру. Я сам открыл свой стиль, новый стиль и сам предложил его публике.

Меня направляли на верный путь только пластинки двух великих певцов – Энрико Карузо и Аурелиано Пертиле. Вот они и стали в каком-то смысле моими учителями.
Когда я начинал петь, королём оперы называли Джильи. Публика боготворила его, и с моей стороны было бы нелепо выходить на сцену и петь в иной манере. В это время появился Ферруччо Тальявини, и он пел а la (на манер — итал.) Джильи, потом Джузеппе Ди Стефано и тоже пел а la Джильи. Чтобы иметь успех, тогда требовалось петь в манере Джильи. А я, молодой, что я мог сделать? Я начал подражать Беньямино Джильи.

Однако сразу же понял, что допускаю огромную ошибку. Голос Джильи – это скрипка. Мой голос – труба. Тогда я стал искать новую колею, свой стиль, связанный с моим инстинктом, с моей взрывной натурой. Начал петь по-своему, совсем не так, как Джильи. Публика пришла в недоумение, и чтобы заставить слушать себя, мне пришлось немало потрудиться.

– Как вы обнаружили своё призвание к оперному театру?

– Музыка в нашей семье звучала всегда, – говорил Марио Дель Монако. – У мамы был красивый голос сопрано, но она не имела возможности учиться. Она была двоюродной сестрой жены Энрико Карузо, и поэтому в доме часто говорили об оперном театре. Мой отец был музыкальным критиком в одной итальянской газете, печатавшейся в Нью-Йорке, и тоже до безумия любил оперу.

С раннего детства я пел в церквах. В 1929 году, когда мне исполнилось четырнадцать лет, в Пезаро, меня выбрали для исполнения одноактной оперы Массне «Нарцисс». Но у меня тогда не возникало ни малейшего желания стать профессиональным певцом. Я очень любил рисовать и хотел быть художником.
Живопись я любил безумно. Рисовал беспрестанно, и у меня получалось совсем неплохо.

Окончив гимназию, поступил в Академию художеств в Пезаро и окончил её, получив диплом. Другой мне выдали и в Урбино, тоже по живописи. Все утверждали, что я стану отличным художником.

Мне исполнилось восемнадцать лет, когда начала проявляться любовь и к пению. Продолжая заниматься живописью, я поступил в консерваторию в Пезаро. Тут я встретил необыкновенного педагога – Артуро Мелокки. Он преподавал в старинной манере, используя проверенный метод. Многие считали его слишком властным, но он достигал поразительных результатов. Я следовал его советам и через год у меня уже проявился мощнейший голос.

В 1936 году я узнал, что в Риме проводится конкурс вокалистов. Я записался на него и невероятно легко вышел победителем. Однако в Риме я рисковал всё испортить. Мой голос произвёл огромное впечатление. Когда я пел, казалось, звучит хор теноров, а не один певец. Все хотели помочь мне, потому что никто не сомневался, что меня ждёт большое будущее. Я дал себя обмануть, поверив в любовь, которую многие проявляли ко мне, и решил остаться в Риме, чтобы продолжить занятия с одним маэстро, который хотел сразу же ввести меня в мир оперы.

Я выглядел тогда ужасно тощим – весил шестьдесят два килограмма. Этот маэстро, возможно, из опасения, что мой талант сникнет, убедил меня, что мой голос не соответствует моему физическому облику и поэтому его звучание надо убавить. Я подумал, что так и надо. Я отставил советы Мелокки и стал заниматься с новым маэстро. С ним мы прошли «Севильского цирюльника» Россини и «Фауста» Гуно. Он хотел, чтобы я сделался лирическим тенором. Сокращай и сокращай силу своего голоса, твердил он.

И от могучего ствола осталась зубочистка: через несколько месяцев я пел голоском капризного мальчишки. Когда же я понял, наконец, что голос мой погублен, было уже слишком поздно...

http://www.belcanto.ru/13072402.html

http://v.pintastic.by/watch/CeN051VOmUs

ещё немного о гение:

«Вот уже 30 лет я жертвую всем, живу как настоящий монах. Без аскетизма большие достижения невозможны. Но по своей природе я очень жизнелюбив, люблю приятное общество, хорошую трапезу и развлечения. От всего этого я отрёкся. Три дня перед каждым спектаклем я рта не раскрываю. Когда жена мне хочет что-то сказать – она пишет записки». Эти слова дель Монако живо показывают нам реальность оперной сцены.

Покинув оперный театр, дель Монако не опустил руки. «Я не люблю смотреть себе за спину» – говорил он. Теперь Марио посвятил себя живописи – ведь он был профессиональным художником, а великий Пикассо упоминал в своих лекциях портреты и натюрморты работы дель Монако. Артист часто повторял: «Я поющий художник, а не рисующий певец».

Вся жизнь выдающегося тенора была наполнена трудом – он ни одного дня не потерял даром. Как никто другой, дель Монако знал, как совершается волшебство на оперной сцене.