Мифологические корни литературной сказки Золушка

Данная статья является частью исследования «Мифологизация биографий известных личностей в масс-медиа». Работа над темой обнаружила необходимость установить связь между такими культурологическим понятиями, как «миф» и «сказка», в частности показать мифологическую основу сказки о Золушке.
Учёные, занимавшиеся вопросами о происхождении, развитии и бытовании сказок в социуме, строго отделяли их от мифов. В.Я. Пропп утверждает: «Отношение сказки к мифу представляет собой большую проблему, которая занимала нашу науку со времени её возникновения и занимает её по сегодняшний день» [Пропп 2000: 29]. Выдающийся фольклорист указывает на следующее отличие сказки от мифа: «Сказка имеет развлекательное значение, миф – сакральное» [Там же]. Далее он замечает: «Мифы – не только составные части жизни, они – части каждого человека в отдельности. Отнять у него рассказ – это значит отнять у него жизнь. Мифу здесь присущи производственные и социальные функции, и это не частное явление, это – закон. Разглашение мифа лишило бы его священного характера, а одновременно и его магической или, как говорит Леви-Брюль, “мистической” силы. Лишившись мифов, племя было бы не в состоянии удержать своё существование… Сказка, уже лишённая религиозных функций, сама по себе не представляет собой нечто сниженное сравнительно с мифом, от которого она произошла. Наоборот, освобождённая от уз религиозных условностей, сказка вырывается на вольный воздух художественного творчества, движимого уже иными социальными факторами, и начинает жить полнокровной жизнью» [Пропп 2002: 312-313]. Учёный делает следующий вывод: «Разница между мифами и сказкой есть, следовательно, разница социальной функции… Миф есть рассказ религиозного порядка, сказка – эстетического. Миф есть более раннее образование, сказка – более позднее» [Там же: 34]. Проппа поддерживает и И.М. Тронский, считающий, что «миф, потерявший социальную значимость, становится сказкой» [Тронский 1934: 534].
В устном народном творчестве разных народов и стран можно встретить сказки со сходными сюжетами. Многие из них, так называемые «волшебные», описывают борьбу человека с социумом, в котором он живёт. Интересны на этот счёт наблюдения Леви-Стросса, который, изучая мифологию индейцев, описывает такую фигуру, как Ash-boy – «Золик», «Мальчик золы».  Учёный приводит таблицу, показывающую параллельное развитие сюжетов сказок о Золушке и Мальчике золы. Причина такого сходства сюжетов и героев объясняется следующим: чтобы получить «подарок судьбы», добиться в жизни успеха и осуществления собственных желаний, нужно пережить то, что противоречит успеху. Только после того, как человек пройдёт через все уготованные ему судьбой испытания, он, если окажется достойным, получит желаемое.
Многие учёные, занимавшиеся в своё время проблемой мифа и сказки, пытались объяснить сюжеты, использующиеся как в мифе, так и в сказке, с помощью реконструкции мифа. В своих работах они реконструировали миф, надеясь добраться до изначального сюжета, заложенного в нём, старались дать объяснение «тёмным», по их мнению, моментам и найти первичную структуру мифа.
Так, пытаясь найти мифологические корни сюжета о Золушке, А.Н.   Веселовский в своей работе «Историческая поэтика» трактует этот миф, обращаясь к объяснению природных явлений: «Cenerentola – Золушка. По эстонской легенде Wannaissi, т.е. бог неба, ежедневно приказывает Ammarik (вечернему свету) тушить огонь солнца, хорошенько прикрыв его, дабы ночью не последовало какой-нибудь беды, а Koit’e (утреннему свету) велит снова зажечь его. Ammarik прикрывает его золою (=ночное небо) и сама её сторожит: Золушка. Объяснение сказки: заря становится вечером, из красавицы – непригожей, паршивой и т.д. (от золы), и она скрывается, пока в небе не покажется сострадательное существо, освещающее ночные пути (луна): добрая фея сказки; утром, с появлением солнца, Золушка снова становится красавицей. Для Солнца она украшает небо, готовится к пляске, в которой движется быстро. Точно божественная баядерка, она приглашает к пляске Солнце, но едва оно хочет обнять её, она быстро исчезает. Солнце преследует её, наконец находит её по светлым следам, следам её ножки, подобной которой нет. – Мачеха и её дочь в сказке = ночь; их сжигают (разумеется утро, соединение зари и солнца, удаляющее ночной мрак)» [Веселовский 2004: 503].
В. Пропп рассматривает эту же самую мифологему по-иному. Учёный видит в ней связь с древнейшим обрядом инициации. Раскрывая суть обряда, Пропп утверждает, что почти непременную часть церемонии составляет запрет на умывание. Причём, у этого запрета, по мнению учёного, есть несколько объяснений. Приводя одно из таких объяснений, Пропп ссылается на Р. Кодрингтона, учёного, изучавшего культуру народов Малайзии, который пишет по этому поводу: «Во время первых 100 дней он не моется и становится таким грязным, что при выходе его не узнают: они говорят, что он так грязен, что невидим» [Codrington 1891: 81]. Пропп приходит к выводу, что «неумывание связано с невидимостью… От пребывания в состоянии невидимости, неумытости, черноты зависит урожай» [Пропп 2002: 110 – 111]. Следовательно, можно предположить, что мифологема «Золушка» уходит своими корнями в сельскохозяйственные обряды.
Кроме того, неумывание также подготовляет юношу к браку. Учёный приводит в доказательство этому следующий  пример: «Его тело вымазывалось грязью и от него требовали, чтобы он ходил по селению несколько дней и ночей, бросая грязью в сторону женщин. Наконец, его передавали женщинам, которые его мыли, раскрашивали его лицо и плясали перед ним» [Webster 1908: 79]. После этого юноша мог вступить в брак.
Ещё одно сакральное значение неумывания – путешествие в загробный мир, пребывание в стране мёртвых, о чём пишет Пропп со ссылкой на            Е. Замтера и Радлова. Далее учёный делает вывод: «В свете этих материалов можно утверждать, что так часто встречающееся в фольклоре переодевание героя, обменивание одеждой с нищим и пр. есть частный случай такой перемены облика, связанной с пребыванием в ином мире…»
Как известно, героиня волшебной сказки Золушка носила старую потрёпанную одежду и зачастую была вымазана в саже, за что и получила своё прозвище. Вспомним эту сказку в литературной обработке Шарля Перро: «Вечером, окончив работу, она забиралась в уголок возле камина и сидела там на ящике с золой» [Сказки 1987: 37]. И там же об одежде главной героини сказано, что ходила она «в своём стареньком платьице, перепачканном золою» [Там же]. Следовательно, можно сделать вывод, что мифологема «Золушка» многозначна и несёт в себе сакральные значения плодородия, путешествия в загробный мир и следы  древнего обряда инициации.
В. П. Аникин объясняет происхождение данной мифологемы с социально-исторической точки зрения: «Большая патриархальная общинная семья, являя собой переходную форму семейных отношений, возникшую на стадии разрушения первобытнообщинных порядков.., вызвала к жизни самые понятия о мачехе и падчерице… Большую патриархальную общину раздирали постоянные семейные противоречия  и вражда домочадцев: из-за наследства спорили жёны, спорили их дети. В особенности тяжёлым было положение сирот – пасынков и падчериц. Такой социальной категории прежний родовой строй не знал. Теперь она возникла: это были люди, материальное благополучие которых в значительной степени зависело от отношения к ним новой жены их отца. Естественно, что новая женщина в семье стремилась утвердить положение прежде всего своих детей, ненавидя возможных претендентов на имущество своего мужа со стороны других женщин. Мачеха рано взваливала на неродных детей тяжёлую домашнюю работу, с тем чтобы, унаследовав что-либо, эти члены семьи получили большую часть того, что они сами внесли в достояние семьи своим личным трудом.  Семейный гнёт сделал возможным появление в сказках  темы жизненного столкновения мачехи с её неродными детьми, чаще всего с падчерицей. Для сказок стало характерным столкновение двух женщин с разными семейными духами-покровителями» [Аникин 1977: 138-139].
В ходе исследования было обнаружено, что сказочный сюжет о Золушке берёт своё начало в сакральных мифах и традициях, что многие наслоения, оставшиеся в фольклоре и с первого взгляда не поддающиеся объяснению, по мнению некоторых учёных (В. Пропп, А. Веселовский, К. Леви-Стросс и другие), являются не чем иным, как давно забытыми рудиментарными элементами, имеющими корни в мироощущении.

Литература

1. Аникин В.П. Русская народная сказка. Пособие для учителей – М., 1977.
2. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. – М., 2004.
3. Куланж Ф. де Гражданская община древнего мира. – СПб., 1906.
4. Леви-Стросс К. Структурная антропология. – М., 2001.
5. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. – М., 2002.
6. Пропп В.Я. Русская сказка. – М., 2000.
7. Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. – М., 1976.
8. Серебряная книга лучших сказок мира. – СПб, 1993.
9. Сказки народов мира. – М., 1987.
10. Тронский И.М. Античный миф и современная сказка. // С.Ф. Ольденбургу. – Л., 1934.
11. Cordington R.H. The Melanesian. – Oxford, 1894.
12. Samter E. Geburt, Hochzeit, Tod. – Leipzig, 1911.
13. Webster H. Primitive secret societies. – New York, 1908.