Сто дней тепла, 2011

* * *
Ну вот и снова на исходе лето –
в белёсой влажной дымке рощи тают.
Сибирские помоны и вертумны
честны, трудолюбивы и разумны
и поросят по осени считают.

А что у вас на Дюне, герцог Лето?
Как выполнили план по сбору специй?
Не слишком много от червей урона?
И кстати, осторожнее с бароном –
ведь сволочь и продаст ни за сестерций.

Две тысячи какое-нибудь лето
в шеренге лет от Рождества Христова
исполнено обильной благодати
не меньше первых. Слушаю Скарлатти,
залита солнцем спальня, полвторого.

Еще сто дней тепла поглотит Лета...
Прощай, пора безделья и бездумья:
чуть-чуть вздремну, а там не возражая
примкну к трудам по сбору урожая –
возьмусь за книги, перья и за ум я.

* * *
Календы августа отмечены порой
жарой,
на тонких шпильках, потная и злая,
бездумно, как в горячечном бреду,
по дворикам с песком и детворой,
старушками и кошками бреду,
куда – не зная.
«Postal», день второй.

* * *
Август сибирский – блокадный: тепла отпускают скупясь – Фаренгейтом, не Цельсием.
Красную кнопку нажми и в постель отправляйся. В норе под двумя одеялами
ищущий пусть обретет долгожданные рифмы: в тепле прорастает живое.
С трещиной в сердце – поэт, как говаривал Гейне. Умри – и прозябни стихами.

* * *
Оплакиваю мир.
Несовершенны суть
его дела, даяния и дни.
Лукуллов пир
всегда греху сродни.
Себя блюди, себе внимай, Лициний,
чтоб не взалкать:
кто счастлив – тот не циник.
Мы здесь вдвоем
с тоской в тонах глициний.
В саду твоем
к нулю упала ртуть –
сентябрь. Чернил и плакать.

* * *
Вернись ко мне, дитя моей души,
согрейся мной, питайся мной, дыши –
   я воздух твой, я пуповина Бога.

Доверься мне, дитя тоски моей,
покойся в лоне ясных тихих дней,
   пусть темная покинет нас тревога.

Живи, дитя, и жизнь благослови,
гряди по мне, сияй в моей любви –
   я долгая и светлая дорога.

* * *
Под светло-серым небом октября
у ста дорог стою на перепутье.
Ну почему мне жизнь дано прожить
всего одну – не тысячу, не сотню,
не три, не две? Хочу весь мир обнять,
все лица, судьбы, времена и нравы
в себя вобрать, чтоб наконец наелась
голодная и злая пустота.

* * *
Возвращайся ко мне.
Скоро выпадет снег – возвращайся.
Станем, за руки взявшись,
по белым проспектам бродить.
Не смущайся ничем –
безусловное право на счастье,
наше право на счастье
размеренно бьется в груди.
Из чернеющих дыр, из бездонных пустот –
возвращайся:
здесь так много всего –
и оттенки, и запах, и звук.
Здесь надежные руки друзей,
здесь тепло и участье.
Как тебе описать
эту тихую радость, мой друг?
P.S.
Даже если письма не прочтешь, всё равно –
возвращайся.

* * *
Зима приближается. Старки вернулись на север,
надсадно вздохнули теплом очаги Винтерфелла.
Последняя к морю, на юг, перекрыта дорога:
нет права уйти, но зато есть свобода остаться.

Пропал интернет – третий час ремонтируют сервер.
И чай остывает, и булка совсем зачерствела.
Прогноз – минус девять, а кажется – будто все двадцать,
и ветер колючий, и снег. И зима у порога.

* * *
Ты не встретишь меня у метро, не проводишь домой.
Ни тепла у тебя, ни приюта. Чернильными фресками
разукрашен ноябрь. Объясняясь в любви эсэмэсками,
мы вдвойне на коне: глаз не видно – из сердца долой.

Потеряюсь в дороге. Что твой телебашенный шпиль,
вечер длинен и пуст, и рисует огнями орнаменты.
А по Маркса тенями бредут серебристые мамонты,
и со шкур их косматых слетает алмазная пыль.