Греческое участие. I

I.

Под раскатистым гулом нот,
мне сопутствующих,
я сквозь холод бреду, и фокстрот -
суть нотного будущего.

Перестало пространство для меня
сохранять осязаемость,
и тону я в утробе у каждого дня,
словно в уплату за скаредность.

Мнил я некогда себя дредноутом,
что водную гладь
разрезая, спесиво покоряет основу
жизни, плывя всласть

себе и всем прочим таким же,
кто чувствовал власть,
тогда как был совершенно не в силах
с массой воды встать

на одну ступень пьедестала. Это
вновь доказывает нам,
что у следствия всегда есть пределы;
у причины же – никогда.

Спутник земной поверхности, точнее,
повелитель многотонных объемов
на великой родине познаний звался Селеной,
отца звали Гиперионом,

мать же – Тейей. И было двое
сестер: Эос и Гелиоса.
Этими именами греки обуславливали прибоя
и отлива вопросы.

Много позже закон всемирного
тяготения объяснил,
что Земля суть не Богов, но физиков;
что Нил

находился в движении благодаря
тому, что есть основа
любых падений, случающихся день ото дня.
До Ньютона еще не скоро.

Время от времени, иногда реже,
иногда чуть чаще
слышится мне пронзительный скрежет,
что есть отчасти

крик увядающего тщеславия, словно я
житель древнего города,
который некогда сжечь храм убедил себя
ради чванства и гонора.

Живя в веке то ли прогресса,
то ли застоя,
люди не вспомнят происшествий Эфеса,
пребывая в наркозе.

II.

Каждый ныне в той или иной
мере, но схож
с участником тех событий, где ценой
была не дрожь

от страха за содеянное, а муки,
коих был достаток,
телесных. Однако Мнемозина, сделав уступку,
предоставила Сартру

право имя, что пытались предать
полной анафеме,
использовать как название. Точнее сказать,
в качестве напоминания.

Данный договор между личностью
совершенно апокрифической
и философом, что и не существовал практически
суть сознания коллапсирующего.

Агония, затем смерть, что запускает
процесс некробиоза,
собой не остановку жизни являют,
а лишь преамбулу некроза.

Можно плакать, целовать трупы,
их же обнимать.
Можно отдать дань абсурду
и ничего не знать.

Не знать, что пред тобой мяса
гниющего кусок,
и нет причин для присутствия рясы,
но есть предлог

для покупки в избытке гвоздей
и молотка для
гроба, т.е. для одной из его частей.
Крышка дана не зря.

Заколотить, завалить землей. Забыть.
Мы всё еще живые.
Времени нет смысла показывать прыть.
Поминки – подвид некрофилии.

Любая мораль есть придаток опыта,
затуманенная категория.
Не бойтесь правды и не изъясняйтесь шепотом.
Смерть – не повод застольничать.

Чья-то жизнь представляла ценность,
она дифирамб достойна.
Кто-то же жил в грязи, как мерзость.
Память о нем в помойке.

III.

Что есть жизнь человека относительно
масштабов космоса?
Лучше звезд мерцание в поле зрительном,
чем окружающих – голос.

Свет, преодолевая парсеки пространства,
переживет свой источник.
Не стоит об Урании забывать и зазнаваться.
Для нее Вселенная – точка.

Столкновение вакуумов подтвердило времени
бессмертие и всевластие.
Коллапс есть соучастник развития и
почва для процветания.

Ватерлиния – есть иллюзия некой надежности.
Эфемерность манит толпы,
усыпляя их бдительность и даруя спокойствие.
Даже дредноуты тонут.

Строки всегда нуждаются в завершении,
бумага – в отдыхе.
Все написанное мной – результат соприкосновения
чернил с воздухом.