Страсти по-испански. Сцена восьмая

 

                Сцена восьмая

- В то время, как Гойя развлекался в Эскуриале, умер шурин –
брат его жены и освободилось место президента академии
художеств. По ходатайству Мануэля оно было предоставлено
Франсиско Гойе, Первому придворному живописцу,
как говорится – не было бы счастья…
 
Вернувшись из Эскуриала Гойя часто навещал Каэтану под видом
беспокойства о здоровье её мужа. Герцог неожиданно сильно
заболел и уже не поднимался с постели, а Каэтана была не той
женой, которая сидит и горюет у постели больного мужа.
В нарушении всех правил этикета и приличия, не стесняясь
и не обращая внимания на пересуды, она в сопровождении Гойи
посещала корриду, театры, или просто гуляла с ним, обсуждая
исполнение ролей артистами. Она часто навещала Гойю в его
мастерской, наблюдая за его работой, или внимательно
разглядывая готовые картины.

Что связывало этих совершенно разных по возрасту, положению
и характеру людей? О романтической любви здесь не могло быть
речи. С художником всё ясно – воспылал страстью к молодой
красивой и даже местами умной женщине.  Разница в положении
только подогревала неудовлетворённую страсть гордого махо.
А Каэтана? Что влекло её – высокородную, избалованную вниманием
легкомысленную даму к пожилому некрасивому неуклюжему мужлану?
Конечно, как художником, им нельзя было не восхищаться.
А как мужчиной?  Значит просто женское любопытство? – Загадка
природы.

Народ, особенно махи, любил Каэтану, как настоящую испанку,
в отличие от австриячки королевы. Ей, в свою очередь, нравились махо за их гордость благородство и приверженность к старинным традициям.
Она просила Гойю познакомить её с махо в их естественной
обстановке и написать её портрет в костюме махи.

Однажды, сбежав из театра с середины спектакля, Каэтана
предложила Гойе пойти в один из кабачков, наиболее других
посещаемых махо. Он принял это за шутку, но герцогиня
настойчиво убеждала его, как это ей необходимо
для позирования, когда он решит написать её портрет.

Гойя:
-Успокойтесь, герцогиня,
нас в кабак в таких нарядах
просто-напросто не пустят.
Ну, а если даже впустят,
мы наслушаемся вволю
оскорблений и насмешек.
Там господ не очень любят
презирая и стараясь
не общаться на досуге.

                Каэтана:
- Вы боитесь, дон Франсиско,
что костюм попортить могут,
смелый махо Сарагосы
труса празднует сегодня?
Гойя не успел возмутиться, выпятил грудь, а Каэтана, взяв его
под руку, уже серьёзно продолжила:
- Вам, наверное, не сложно
в мастерской переодеться,
за меня не беспокойтесь –
я закутаюсь в мантилью,
а лицо вуаль прикроет.

В мастерской Гойя сбросил придворный костюм, надел старую
изрядно потёртую красную куртку, шляпу- чамберго с полями,
прикрывающими лицо, а с верху накинул широкий плащ махо,
который уже несколько лет был запрещён инквизицией.
Заткнув за пояс огромный нож – наваху, Франсиско почувствовал
себя снова молодым махо, способным на безумства и приключения.

В кабачке было полно народу – большинство мужчин в широкополых
шляпах, а все женщины с открытыми лицами; дым стоял коромыслом, кто-то играл на гитаре. Разговаривали мало, соблюдая испанскую важность.
Несколько завсегдатаев с любопытством уставились на вошедших.
Один из них ухватил Гойю за плащ и стал навязчиво, явно
вызывая на скандал, предлагать контрабандный табак. Франсиско
небрежно стряхнул его руку и распахнув плащ, взялся за рукоять
навахи:

Гойя:
- Ты за кого меня принимаешь?- Что я тебе габачо*,
впариваешь мне контрабанду вместо нашего кастильского.
Не цепляйся, дай пройти, видишь с дамой кабальеро. А не то
пинка получишь.

*Габача – презрительное прозвище богатых иностранцев \исп.\

Голос:
- Пусть лицо откроет дама, может быть она габача.

Гойя:
- Кто сейчас сказал габача?- извинитесь перед дамой, -
Франсиско до половины вытащил наваху из ножен.

Махо:
- Я сказал и повторяю, если дама не откроет нам лица,
то ты получишь два пинка ещё в придачу.

Гойя рванулся к говорившему, но вокруг разные голоса закричали:
- Простите, сеньора, вы не габача, вы наша Альба.

Гойя оглянулся и увидел, что герцогиня откинула вуаль
и мантилью.

Хозяйка:
- Ты что там заснул?  Играй веселее
фанданго для нашей Альбы! -
кричала гитаристу, а сама тащила на подносе бокалы
с вином для Гойи и Каэтаны.

Каэтана:
- Вы что набросились на сеньора,это же ваш любимый художник.

Голоса:
- И точно, это же наш Франсиско из Сарагосы,
а мы – олухи и не признали.
Да, здравствует великий ГОЙЯ,
да здравствует герцогиня Альба!

Им немедленно освободили столик, а несколько пар пустились
в пляс под зажигательную мелодию.

Когда они уставшие и возбуждённые вернулись
в мастерскую, Гойя с удивлением и восхищением
смотрел на эту непредсказуемую загадочную женщину, которая
в зависимости от настроения меняла свой облик от гордой
неприступной герцогини при дворе и до соблазнительной
многообещающей любвеобильной махи в его мастерской. Порой она
казалась ему ведьмой из его кошмарных снов,
всё чаще посещающих его в последнее время.

Гойя:
- Вас не смущают мои взгляды, герцогиня?

Каэтана:
- Если ты ещё раз назовёшь меня герцогиней,
я тот час уйду. А рассматриваешь ты меня,
как художник, мог бы и полюбезнее быть с дамой

Гойя:
Да, как художник я хочу понять, когда ты играешь,
а когда настоящая живая женщина.

Каэтана:
- Ну, этого ты не поймёшь потому, что я и сама
не знаю, когда я настоящая. Меня воспитывал дед в традициях
древнего испанского рода. Мне чужды правила этикета двора,
внедрённые правителями из династии австрийских Габсбургов.
Порой я чувствую себя больше махой, чем грандессой.
А ты, Франсиско, разве изменил традициям, напялив наряд
придворного живописца. Или в груди твоей уже не бьётся сердце
прирождённого махо.

Гойя вначале растерялся от такого напора, но когда герцогиня,
накинув свою шаль на статуэтку Богородицы Аточской-
покровительницы, сбросила туфли и юбки, он подхватил её на руки, как пушинку, закружил и бережно опустил на кушетку.

В постели герцогиня оказалась достойной напарницей и даже
лучше, чем он представлял мучаясь страстью долгие месяцы.
Она умело, как настоящая маха доставляла ему удовольствие
раз за разом до полного изнеможения. Казалось невероятным,
что в таком хрупком теле заключено столько энергии.

Гойя напрасно надеялся, что после удовлетворения страсти их
отношения изменятся, войдут в привычную колею, как бывало
с другими бывшими любовницами.
Но он плохо знал характер герцогини – её отношение к нему
не изменилось, как будто и не было той ночи.

Она по- прежнему приходила к нему только когда хотела сама,
тащила его куда хотела сама и суждения свои о его творчестве
не изменила. Она настаивала, чтобы он нарисовал её обнажённой
в позе махи, но у него не получалось потому, что как только
она раздевалась он, обуреваемый новым приступом страсти,
переставал здраво соображать, а после удовлетворения был
как выжатая тряпка и не мог не только работать,
но и шевелиться, а чаще всего просто засыпал.

Ему всё чаще стали сниться и возникать в воображении даже днём
разные мерзкие рожи – ведьмы, бесы и чудища и он рисовал их,
выписывая более тщательно, чем портреты особ высокопоставленных.
Вскоре у него набралось таких картин столько, что он решил
показать их на выставке.  Он назвал их КАПРИЧОС – капризы. 
Агустин и друзья восхищались новым направлением в живописи,
сюжетами и манерой письма, но выставлять их не советовали,
опасаясь преследования инквизиции.

Несколько таких картин он написал по заказу герцогини
Осунской. Только Каэтана осталась равнодушной к новому
увлечению Гойи.

Последнее время Гойя работал в одном из поместий Каэтаны,
куда она пригласила и бывшего любовника дон Хуана Антонио
маркиза де Сан – Адриана, который одно время был так же
любовником Марии- Луизы, пока его не заменил Мануэль.
Дон Хуан получил назначение на должность председателя
могущественного Совета по делам Индий, а Мануэль занял
его место в постели королевы.

Каэтана пригласила погостить бывшего любовника, чтобы позлить
королеву, а получилось – на мучения Гойи. Маркиза он знал
и раньше, даже как-то рисовал его портрет. Это был 40-летний
довольно красивый мужчина. Гойя бешено ревновал и считал,
что Каэтана уже не может утолить свою похоть с одним мужчиной,
тем более с ним – старым глухим мазилой. 

В его коллекции карикатур появилась картина с религиозным
сюжетом ВОЗНЕСЕНИЕ, в которой грешница с лицом Каэтаны
возносилась, поддерживаемая тремя мужчинами с лицами доктора,
Мануэля и маркиза. В самом низу картины он изобразил задравшего вверх голову согбенного старца, лицо которого явно походило на лицо
придворного живописца. По расположению фигур, их позам
и выражению лиц было явно, что спешат они не на покаяние
в райские кущи, а на шабаш ведьм.

Когда Гойя показал эту картину Каэтане, она предпочла
не узнать себя и только равнодушно сказала:
- Мигель обидится на тебя за то, что ты в такой компании
изобразил Люсию. Гойя промолчал, а Каэтана не замедлила
нанести ответный удар:

- Да, мы с Антуаном решили недели на две поехать с ревизией
по другим поместьям, а по возвращении надеюсь ты нарисуешь
меня в костюме махи.
Гойя с трудом сдержался, чтобы спокойно ответить:
- Как всё удачно складывается, я как раз собирался предупредить,
что покидаю Вас и возвращаюсь в Мадрид. Этого Каэтана
не ожидала и постаралась исправить ситуацию:

- Ну зачем так, Франсиско? Ты же знаешь, что я люблю только тебя.
- Тогда прогони его.
- Я не собираюсь обижать хорошего человека из-за твоих
дурацких прихотей. Каэтана резко повернулась и покинула
помещение.

Два дня Гойя не находил себе места. Он забросил работу,
бегал по комнате и не замечая, что произносит вслух, проклинал
себя, герцогиню и всю свору бездельников, ожидающих его
в Мадриде, чтобы он старый глухой махо увековечил их дурацкие
физиономии.

На третий день его навестил доктор Пераль.
- Вас конечно прислала герцогиня, чтобы вы подлечили меня
от сумашествия. Но я ещё не сошёл с ума, хотя кажется и близок
к этому.

- И да, и нет. Герцогиня сказала, что вы нарисовали несколько
необычных картин и посоветовала их посмотреть.
- А почему она сама не пришла?
- Разве она не заходила попрощаться, - они с дон Хуаном ещё
вчера уехали в другие поместья и обещали вернуться недели
через две.

- Ах, так. Всё же уехала. Хорошо, я тоже уеду. Вы, доктор,
не поможете найти хорошего погонщика и сговориться с ним
о цене?
- Хорошо, я найду для Вас лучшего погонщика, но всё же
не покажете ли мне что ни будь из новых картин?
- Это пока не картины, а наброски отдельных сюжетов на картоне.
Я хочу сделать из них гравюры по новой методе, разрабатываемой
моим помощником Агустином.

Гойя подошёл к ларю, в котором хранил Капричос, открыл его
и перебирая картоны со злорадством вытащил тот, на котором
была изображена Каэтана в позе грешницы, возносящейся.
В этот момент он ненавидел её и хотел, чтобы все увидели
порочность её, похотливость и развратность натуры.
Доктор был страстным коллекционером и прекрасно разбирался
в изобразительном искусстве. Он моментально оценил и необычность
рисунка, и талантливость исполнения. Для него не составило труда
узнать и всех персонажей. Гойя ожидал любой реакции, но не такой:

- Прекрасная необычная интерпретация религиозного сюжета
ВОЗНЕСЕНИЕ ГРЕШНИЦЫ. Я хотел бы приобрести этот картон,
назовите Вашу цену.
- К сожалению, должен огорчить Вас – пока не будут готовы
гравюры, картоны не продаются. Но обещаю, что буду иметь
в виду Вас первым претендентом.

Через несколько дней караван из мулов во главе со знаменитым
погонщиком отправился в Мадрид, но не коротким путём, а через
северные провинции с тем, чтобы посетить Сарагосу – родину Гойи. Погонщик пытался отговорить художника от такого маршрута ссылаясь
на трудности пути и многочисленные непредвиденные расходы,
но Гойя упёрся:

- Я сказал через Сарагосу, значит через Сарагосу.
Все непредвиденные расходы буду оплачивать помимо договорной
цены за работу. После того, как погонщик заломил такую цену,
сколько он не зарабатывал и за год, а Гойя безропотно
согласился, караван отправился в путь. Переговоры с попутчиками
и хозяевами ночлегов приходилось совершать погонщику потому,
что Гойя совершенно оглох на оба уха. Погонщик этим пользовался
и часть расходов беззастенчиво прикарманивал. Гойя понимал это,
но не пытался мешать. Он наслаждался одиночеством, свободой,
надуманным освобождением от своей дурацкой неуправляемой
страсти к Каэтане. Он почти не думал о ней, занимая себя
мыслями о детях, о жене, о друзьях, с которыми встретится
в Сарагосе.

Гойя путешествовал инкогнито и запретил погонщику называть
посторонним своё имя. С непредвиденными расходами они вскоре
столкнулись в пустынной горной местности. Дорогу им преградили
несколько своеобразно одетых вооружённых мужчин, которые
бесцеремонно начали перетряхивать их поклажу.
Погонщик подошёл к одному из них, вероятно главарю потому,
что тот не участвовал в грабеже и горячо начал в чём-то его
убеждать. Тот гортанно крикнул своим людям и грабёж прекратился.

Главарь подошёл к Гойе, внимательно осмотрел его и знаками
изобразил чтобы тот показал ему наличные деньги. Франсиско
безропотно отдал ему кошель, в котором оставалось что-то около
800 реалов. Грабитель отсыпал в свой карман половину,
поклонился приподняв шляпу, крикнул своим, и они быстро исчезли
в кустарнике.

Погонщик вероятно и сам не ожидал какое впечатление произведёт
на грабителей имя художника, которого он считал не совсем
нормальным глухим старикашкой. После этого случая он перестал
подворовывать и старался как можно выгоднее для Гойи совершать
необходимые сделки – плата за ночлег, продукты, корм для мулов.
Через 2 недели они добрались до Сарагосы.

               
                Продолжение – сцена девятая, последняя