Меж твердью и лучом на радужке резца Венок сонетов

1. Одилон Редон: живопись и графика

Крадётся хищник в облачность химер,
В зрачках сгустилось головокруженье:
То византийский аромат плывёт из сфер
Вневременного - красок притяженье 

Из недр Ланиакеи; чёрный стон
Лакает переполненные жерла
Сверхновых; с протоформ набухших лон
Сочится свет, что высота извергла

На дрейфы паутин земного дня,
На хрупкость ликов, в оснежённость кружев
Горящей тишины… Ловец огня
В припадке собирателя жемчужин

Пьянеет, слыша колокольный звон
Плаценты, что планет вмещает сон.


2. Уилтонский диптих

Плаценты, что планет вмещает сон,
Коснулись огнекрылые созданья
В неведенье отчаянья пелён, -
И нежно расцвело именованье

Укрытой в зыби перьев, в струнах рук
И лазурита глубях. Умиленье
Какой по счёту замыкает круг
Надёжностью летального забвенья?

Пусть здесь разъяты молотьбой цепа
Лучи и зёрна-куколки колосьев,
Но тяготятся ли многоголосьем
И поры воздуха, и дальних солнц крупа?

Хоть твердь не имет для страданий мер,
Мать в мир приносит дар небесных сфер.


3. Микельанджело Буонаротти: сакристия Сан-Лоренцо, собор св.Петра, стихи

Мать в мир приносит дар небесных сфер.
Но ужас сопряжения судеб
Спираль движенья вылущит из жерл
Земных обычаев, из хищных скреп

Надгробных мраморов: невыносим Эреб
Бесплодных сверхусилий пробужденья.
И горек торгом преломлённый хлеб
Отвергнутого Богом Возрожденья,

А дальше, чем опасней пустота
Ладоней Отчих на короне света,
Тем безотчётней вверх скользят уста
От пальцев к сердцу Слова без Завета,

Где неоткрытый ньютонов закон
Теряет с бегом жизни унисон.



4. Миланский собор

Теряет с бегом жизни унисон
Сугроб, источенный дождями, взгляд - в огранке
Собора: столь искусно вознесён,
Мелеет разум, сохранив осанку

Колючих табернаклей и резон
Ценить проформу, вихрем крыл пресытясь.
В лесах схоластики сплетения ризом
Едва ль рассмотрят праведник и витязь.

Лишь женщина без споров обойдёт
Всё то, что и под черепицей крыш не ново –
Линейной логики смертельный ракоход
До каменного холода основы,

И внятна сердцу среди шахт и шхер
В телесном свете истина без мер!



5. Микельанджело да Караваджо.
«Усекновение  головы Иоанна Крестителя»

В телесном свете истина без мер
Притягивает смерть неодолимо.
За Вестником из тверди недр кратер
Голодной лавой тянется незримо

До Гебра волн, до Мальты берегов,
Стихая только с росчерком секиры
Высвобожденьем из земных оков:
Взрывает духоту старенья мира

Разрывом – кисть. Решётки и стена
Впивают запах крови… Времена
Падений духа множат каркассоны.
Но к отрицанью меньше в том причин,
Чем выжрать тьму и выпростать лучи -
Скачок сквозь обруч солнца в звёздный сонм.



6. Древний Египет

Скачок сквозь обруч солнца в звёздный сонм
Немыслим из покоящейся тверди,
Покуда Нут объемлет горизонт
И тело цепенящим льдом бессмертья.

В непроходимой статике пустынь
Воззрился Сфинкс на странника Эдипа.
Царь, сделай хоть малейший шаг иль сгинь
Под дюнами объятий архетипа.

…И вот чуть тронул губы тёплый луч,
Плюс пять веков - подвинулось колено.
Но далеко ещё до бега, штурма круч:
Гиксосы, Артаксерксы, Нектанебы

Пройдут и сгинут в трепет новых эр.
Струится утро в тишину пещер.



7. Япония: иллюстрации к «Гэндзи Моногатари», эпоха Хэйан12 в.


Струится утро в тишину пещер,
Или в ночи светлеет вишен снег?
Смычок ли гребня, - вееру пример, -
Скольженью вторит вдоль и струн, и стрех,

И в косы милой нежно цедит свет?
Фарфор осколки лун бросает оземь
Иль мотыльки игрою в «да» и «нет»
Под шорохи сомкнувшегося сёдзи,

Пресытясь, с тихой грустью прилегли,
Нефрит с кораллом не сплетая в танце?
Развёртывая новые круги,
Моногатари тормозит о кранцы

Галантной скуки. Опиумный сон...
Подстрочник сна истаял, невесом…



8. Данте Габриэль Россетти.
«Прозерпина» и «Астарта Сириака»

Подстрочник сна истаял, невесом,
Старинной скорбью обернулся смех.
Бутоны губ впивают жизни стон
С нещадной алчностью. Огнистый хищный мех,

Фуляр зелёный ропотом и блеском
Ей заменили болтовню подруг.
Не разомкнётся дрожью или треском
Готических ветвей недвижный круг.

О дар безумья веры - свысока
Смотреть на скучных наслаждений чары:
Цветами зла ладонь играет Тары,
не скованная золотом рука.

И между век, со дна тяжёлых вод
Галактик лотос прорастает свод.



9. Мавзолей Галлы Плацидии. Равенна

Галактик лотос прорастает свод
Мерцанием энграмм на сетке тессер,
Чуть вечности всколышется живот
Вокруг уснувшей, холоден и тесен.

В четыре рукава вплывает ночь
Пучиной, отливающей шпинелью
И аметистом, но переместить невмочь
Стежки светил; рассыпчатой капелью

Стрекозы крестоцветов тишину
Лелеют, хоть недвижимы в нирване…
В какую погружаются страну
Ступни уплывших из земных желаний?

Кто примет их, и речью обовьёт,
И пуповину смерти разорвёт?


10. Китай. Живопись секты Чань

И пуповину смерти разорвёт
Познавший сердцем горных троп смиренье.
Осеннего безмолвья вязкий мёд
Смыкается над кисти удареньем

О рисовой бумаги пустоту.
Ещё невидим путь и зоны роста,
В тумана заволоках поутру
Случайного стирается короста.
 
Растёт сосна над слуха глубиной,
Трепещет чудо бабочки о пальцы,
Цепочки гор стянув за окоём:

Целебен одиночества настой.
И ран своих не выставляет фальцы
Кто со-творит с неведомым вдвоём.



11. Андрей Рублёв
 Спас из Звенигородского чина

Кто со-творит с неведомым вдвоём,
Лучится верой: зрелости отрада -
Не всё, что о себе мы узнаем
Исчерпывают участь ли, награда:

Но дар возможного хранит янтарный лик,
Квазаров рык стесняя предстояньем
Содружества. Горячий сердолик
Растит сквозь подреберье упованье

Средь тёмных браней. Огненный ланцет
Выводит абрис чаши для причастья
В чертах лица, и тени сожжены

Неведеньем красы земных побед
И полнотой взаимного участья
В годины распрь, в минуты тишины.


12. Эдвард Хоппер

В годины распрь, в минуты тишины
Мы все тоской бездомности томимы,
И какофонией пригвождены
К безвольным ускользаньям мимо -

В полёты брызг на лобовом стекле,
Листанье станций за окном состава,
Минут дробленье в вещевом кракле…
Дряхлеют кости и хрустят суставы –

Резьба истёрлась, дух не подогнать
Под чертежи учёного школярства
И запахи кондитерской. Где ты,

Простая радость жизни? Как слинять
Из бесприютной скуки и мытарства,
Простив Ему неведенье вины?



13. Иван Мештрович
 Два индейца

Простив Ему неведенье вины
Могущества заморского народа,
Поправшего просторы тишины
И право на свирепую свободу

Взлететь на поединок воль в чаду
Гремящих гроз и грома бубна прерий,
Лбы оперив, с коня сорвав узду,
Узлам кипящих мышц передоверив

Кичливость речи; посвистом стрелы,
Броском змеиным вырваться на волю,
Жизнь испытать как молний остриё

Назло железным шестерёнкам белых,
Принять как вызов без чужих паролей
И гнев, и боль, и вечный окоём.



14. Энди Голдсворти
 Ландшафтные объекты
 
И гнев, и боль, и вечный окоём
Сдувать с горстей, доверившись истокам –
Просвету в скалах, дереву с быльём,
Слюне проталин, речки кровотоку,

Усталой ветви, птичьему гнезду, -
Всему, что, не прося прикосновенья,
Кладёт в ладони спящую звезду
И дышит на неё в благоговенье.

Вновь став ребёнком, шар земной скатать…
Из листьев и из льдин зажечь короны…
И выследить на жилах литосфер

Интрузий речи, их разрисовать
Узором шелеста, с каким сквозь ливня кроны
Крадётся хищник в облачность химер.


15. Магистрал

Крадётся хищник в облачность химер,
В плаценту, где галактик светел сон;
Мать в мир приносит дар небесных сфер:
Теряет с бегом жизни унисон

В телесном свете истина без мер -
Скачок сквозь обруч солнца в звёздный сонм…
Струится утро в глубину пещер,
Подстрочник сна истаял, невесом.
 
Галактик лотос прорастает свод -
И пуповину смерти разорвёт
Кто со-творит с неведомым вдвоём
В годины распрь, в минуты тишины,
Простив Ему неведенье вины
И  гнев, и боль, и вечный окоём…