О зле просвещенья

Сюжет был куда уж яснее:
Приезд, дым отчизны, восторг,
Любовь и свидание с НЕЮ
И первой догадки росток.
А дальше, конечно, обида,
И крУгом идет голова.
И сцены московского быта,
И всюду слова и слова.
И люди начнут измельчаться,
Легчать, как сенная труха.
О чём он витийствует - Чацкий? —
Карету ему от греха...

Куда уж яснее, Создатель,
Всё просто, как медный пятак,
Вот только Молчалин некстати
Умён, но бывает и так.
А, впрочем, имеется мненье,
Что нынче в пределах столиц
Заметна волна поумненья
Ближайших к начальникам лиц:
Был писарь — ни дела, ни вида,
Сплошное смятенье души,
А вот вам — и врёт боевито,
И сам — хоть картину пиши,
И служит не слишком ретиво,
И в смысле девиц не дикарь.
В приятелях с ним Репетилов,
А этот — насквозь радикал
И связан с опаснейшим людом,
Намедни о Пушкине речь,
Так Пушкина - хвать - лизоблюдом,
И тут уж, дружок, не перечь;
Всё пьесу какую-то треплет:
Мол, замысел чудно глубок, —
Полсотни излюбленных реплик
Уже затвердил назубок,
Грозит докопаться до сути,
Чуть спор — норовит в кулаки,
И этак стихами: «А судьи...
Кто судьи? — одни старики!»

Сюжетец, смешней не придумать,
А если припомнить конец,
Не диво и в Персию дунуть,
Не диво залезть под венец...

Возок выезжал из усадьбы,
И барин, мотнувшись не в такт,
Подумал: «Не грех написать бы
О зле просвещенья трактат».

                1969