Остап Вишня. Дела небесные
«ДЕЛА НЕБЕСНЫЕ»
перевод с украинского языка ©
И прилетел архангел Михаил на небо...
И постучался архангел Михаил к богу...
— Кто?
— Михаил.
— Заходи.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Ну, рассказывай, Михасик, как там, что там? Чего слыхал?
Чего видал? Где был? Миропомазал?
— Эх, боженька, лучше бы мне не говорить, а вам, боже, не
слышать...
— А что такое?
— Да вот... Полетел это я, как вы мне велели, в Москву... Новую
власть на царство миропомазать... Благодати на неё напустить. Зашёл в
Кремль...
— А можно ли, — спрашиваю, — посмотреть, кто здесь у вас самый
главный?
— А тебе по какому, — спрашивают, — вопросу?
— Да от бога я... С неба... Миропомазать бы... Везде так... Верховную
всегда мазали... благодати напускали... И теперь вот в Англии, в Бельгии,
в Италии, в Японии да и в других странах ещё мажем... Надо бы и у вас...
Итак опоздали — думали, не удержитесь...
— Лети, — говорят, дальше... Некогда, понимаешь. У нас теперь
съезды, совещания — не до тебя. Кыш! Потом прилетишь. Велено
никого не пускать, кроме делегатов.
— А ты что?
— Так что ж было делать? Пошёл до Тихона...
— Ну и как святитель?
— Поросят святитель кормят... Бедуют, сердешные. Достатки-то не
велики... Сергея Радонежского моль съела...
— То-то же от него в последнее время молитв не слыхать.
— Печальны владыка. Той славы и только, что белый клобук. Без
штанов сидят: на муку попроменяли. «Бахну, — говорят, — в колокол
да и смотрю, служить или нет... Так иногда старая бабка приковыляет.
А все пасомые на заседаниях... Грустно...»
— А вообще, что владыка поделывает?
— Бьются владыка. С властями бьются. Власть сокровища
церковные для голодных отбирает, а владыка не дают. «Не хлебом
единым, — говорят, — живёт человек, а словом, с божественных уст
исходящем...» Крепки в текстах владыка... Власть к ним и так, и сяк:
— Голодные мрут... Матери детей едят. Владыка, — молят, —
смилуйся!
А владыка им (ох и непоколебимы же в вере Христовой):
— У вас голодные хлеба просят, а вы им — камень, да ещё и не
маленький, а карат эдак в 30-40.
Одним словом, евангелием их, евангелием. Такое там поднялось,
такое поднялось...
Рассказал я им по какому я вопросу.
— Э, говорят, сейчас и не суйся... Да и вообще не до рая...
А впрочем, — говорят, — как знаешь. Слетай ещё на Украину. Там тоже
верховная есть. Может там повезёт.
И полетел я тогда на Украину.
Пришёл к власти. Название какое-то странное: ВУЦВК[1] называется.
И не благочестивейший, и не самодержавнейший, а только и всего
ВУЦВК.
Спрашиваю у старшего. Пустили, ничего себе человечина: тихий
такой, чернявый и в очках. Пожилой уже. Поклонился я ему и говорю:
— Я от бога к вам. Насчёт миропомазания и благодати, потому как
вы будете верховные.
— А вы, — спрашивает, — кто? Рабочий?
— Ангел я...
— Квалифицированный? Какого цеха?
— Я не цеха. Лики мы ангельские...
— Лыко дерёте? Ага... А в профессиональном союзе работаете?
На голодных отчисляете?
— Нет, — говорю. — Я миропомазать... С миром я...
— А я, — говорит, — разве с боем?.. И я с миром. Чего хотите?
Говорите коротко...
— Я ж и говорю: миропомазать вас хочу, благодати бог посылает
через меня. Я это и хочу...
— Ага... Вот оно что... Сам решить не могу. Оставьте заявление...
надо проголосовать. Как президиум. Ага! Вот и президиум...
Вот и хорошо. Подождите.
— Товарищи! Здесь вот ангел от бога, хочет миропомазать.
Как быть? По моему мнению, надо составить комиссию из
представителей Наркоминспекции, Наркомпрода и Женотдела...
— Ничего себе! Зачем комиссию? — это секретарь так. —
на Чернышевскую его, там его миропомажут...
— Ставлю на голосование. Кто за то, чтобы на Чернышевскую?
Все... Хорошо. Товарищ, — говорит, — обратитесь на
Чернышевскую по этому делу.
— Так позвольте, — говорю, — хоть благодати пустить...
А секретарь:
— На улице пустишь... Здесь и так душно.
Пошёл я на Чернышевскую. Встречаю батюшку. Идёт с «вещами»
да всё крестится. Думаю: «Наш». К нему...
— А вам, — спрашивает, — чего?
Так и так, — говорю. — Миропомазать, благодать.
Оглянулся он по сторонам и ко мне
— Лети, голубь. Лети лучше и не оглядывайся. Здесь, брат, чёрта
вкрутили, а не тебя, светозарного. Боже тебя сохрани и помилуй.
Беги, пока не поздно, а то тут тебя самого миропомажут.
Полетел над Украиной. Побывал в Киеве. Зашёл в св. Софию и
такого насмотрелся, такого наслушался. Церковь — не церковь...
Театр — не театр... Епископ молодой, на голове английский пробор...
Стоит и молодухам подмигивает. Служба — словно «Вечерни́цы»
Нещинского, ничего я не понял.
— Ну, а народ молится? Не замечал?
— Нет, слышал на базаре. Молятся... Только молитвы какие-то новые.
Всё в этих молитвах поперепутывалось. Какая-то та молитва «в бога»
и «в Христа», в «печёнки-селезёнки»... А чаще всего «в мать». Грустно,
боже... Распаскудился народ. Не слушает вас.
— Кого не слушает? Ме-е-ня-я?! Да я его! Позови Илька! Пусть
гром делает! Засвети молнию! Я им покажу!
— Позови Илька?! Засвети молнию?! У Илька, боже, в колеснице ось
отломилась... Спичек нет... Чем засветить? Гаврила к «Серпу и молоту»
пошёл: может, дадут коробку в долг.
— Ну, иди. Позови Исуса.
— Исус просил не беспокоить: евангелию переделывает. В том
месте, где это: «Аще тебя кто вдарит по правой щеке, подставь тому
и левую», — переделал: «Аще тебя кто вдарит по правой щеке, схвати
скорее дубину и сломай об него, сукиного сына, пока не зажмурится».
— Попроси матерь божу.
— Матерь божа всё плачут... «Дожились, — говорят, — до того,
что уже и юбчонки нет по раю пройтись... И на земле, — говорят, —
жизнь подвела: от духа сына родила. Какая от духа утеха: ни
приласкаться тебе, ни поцеловаться...»
— Вот это вспомнила старая! Ну, иди. Пусть Маруся Египетская
забежит.
А что с миром делать? Может, продать? Бочка до краёв полна:
через венцы льётся.
— Помажь в Англии, в Бельгии. В Японии помажь.
— Не хотят уже. Говорят, что все мантии в пятнах и с лысин капает.
Придумайте что-нибудь. А то молодёжь вчера на мире яичницу
жарила... Илько как-то колесницу подмазал. Пашка ботинки мажет...
Грех да и только...
— Придумаем.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Звали, боженька?!
— Что же это ты, Маруся, забыла про меня? Никогда и не забежишь
больше?..
— Да скучно у вас, боженька... Старенькие уже стали... А у нас там
Юрка на гармошке играет да весело так припевает:
Эх, Распутина любила,
И к Распутину ходила
Саша д'поздно вечерком!
— Лучше бы там дракона давил да за жеребцом присматривал, чем
вот это на гармошке наигрывать. Жеребец так и в коросте весь, а ему
игрушки... Не намолодцевался?! И ты тоже хороша! Раньше так
забегала...
— Э, раньше! Раньше и вы, боженька какие были?! Мощные и
грозные. За семь дней вон чего натворили! И свет сделали... И льва...
А теперь?..
— Что теперь?! Да я!
— А теперь только... щипаетесь...
1923 г.
1. ВУЦВК (укр.) - ВУЦИК Всеукраинский центральный исполнительный комитет
(Всеукраїнський центрально-виконавчий комітет)
«ДІЛИ НЕБЕСНІ»
І прилетів архангел Михаїл на небо...
І постукав архангел Михаїл до бога...
— Хто?
— Михаїл.
— Заходь.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Ну, розказуй, Михасю, як там, що там? Що чував?
Що бачив? Де був? Миропомазав?
— Ех, боженьку, бодай мені не казати, а вам, боже, не
чувати...
— А що таке?
— Та... Полетів ото я, як ви були наказали, до Москви...
Нову владу на царство миропомазати... Благодаті на неї
напустить... Зайшов до Кремля...
— Чи не можна,— питаю,— побачити, хто тут у вас
є найстарший?
— А тобі в якій,— питають,— справі?
— Од бога я... З неба... Миропомазати б... Скрізь так...
Верховну завжди мазали... благодаті напускали... І тепер
от в Англії, в Бельгії, в Італії, в Японії та й по інших країнах
ще мажемо... Треба б і у вас... І так спізнилися — думали,
не втримаєтесь...
— Літай,— кажуть,— далі... Ніколи саме. У нас тепер
з'їзди, наради — не до тебе. Киш! Потім прилетиш. Нака-
зано нікого не пускати, крім делегатів.
— А ти ж що?
— То що ж мав робити? Пішов до Тихона...
— Ну, як святитель?
— Поросят святитель годують... Бідують, сердешні. До-
статки не великі... Сергія Радонізького міль іззіла...
— Тож-то від нього останній час молитов не чуть.
— Сумні владика... Ото тільки й слави, що білий кло-
бук. Без штанів сидять: на борошно попромінювали. «Бевк-
ну,— кажуть,— у дзвона та й дивлюся, чи правити, чи ні...
Так іноді стара бабуся пришкутильгає. А всі пасомі на за-
сіданнях... Сумно..»
— А взагалі що владика поробляє?
— Б'ються владика. З владою б'ються. Влада скарби
церковні для голодних одбирає, а владика не дають. «Не
самим хлібом,— кажуть,— жива буде людина, а словом, що
з божих уст виходить...» Дужі в текстах владика... Влада
до їх і так і сяк:
— Голодні мруть... Матері дітей їдять. Владико,— мо-
лять,— ізглянься!
А владика їм (ох і непохитні ж у вірі Христовій):
— У вас голодні хліба просять, а ви їм — камінь, та ще
й не малий — каратів у 30—40.
Одне слово, євангелією їх, євангелісю. Там таке знялося,
таке знялося...
Розказав я їм, з якою я справою.
— Е,— кажуть,— зараз і не совайся... Та й взагалі не
раю... А там,— кажуть,— як знаєш. Полети ще на Вкраїну.
Там так само верховна є. Може, там пощастить.
Та й полетів я ото на Вкраїну.
Прийшов до влади. Назва якась чудна: ВУЦВК зветься.
І не благочестивійший і не самодержавнійший, а тільки
всього ВУЦВК.
Питаю найстаршого. Пустили, нічого собі чоловічина:
тихий такий, чорнявий і в окулярах. Літній уже. Вклонився
я йому та й кажу:
— Я від бога до вас. Нащот миропомазанія та благодаті,
потому як ви будете верховні.
— А ви,— питає,— хто? Робітник?
— Ангел я...
— Кваліфікований? Якого цеху?
— Я не цеху. Лики ми ангельськії...
— Лико дерете? Ага... А в професійній спілці працюєте?
На голодних одчисляєте?
— Ні,— кажу.— Я миропомазати... З миром я...
— А я,— каже,— хіба з боєм?.. І я з миром. Чого хочете?
Кажіть коротенько...
— Я ж і кажу: миропомазати вас хочу, благодаті бог
посилає через мене. Я оце й хочу...
— Ага... Он що... Сам не можу вирішити. Лишіть за-
яву... Треба проголосувати. Як президія. Ага! Ось і прези-
дія... От добре. Зачекайте.
— Товариші! Тут ось ангел од бога, хоче миропомазати.
Як бути? На мою думку, треба скласти комісію з представ-
ників Наркомінспекції, Наркомпроду й Жінвідділу...
— Таке! Навіщо комісію? — Це секретар так.— На
Чернишевську його, там його миропомажуть...
— Ставлю на голосування. Хто за те, щоб на Черни-
шевську? Всі... Гаразд. Товаришу,— каже,— зверніться на
Чернишевську в цій справі.
— Так дозвольте,— кажу,— хоч благодаті пустить...
А секретар:
— На вулиці пустиш... Тут і так душно.
Пішов я на Чернишевську. Зустрічаю батюшку. Іде з
«вещами» та все хреститься. Думаю: «Наш». До нього...
— А вам,— питає,— чого?
— Так і так,— кажу.— Миропомазати, благодать.
Озирнувся він на всі боки та до мене:
— Лети, голубе. Лети краще й не озирайся. Тут, брат,—
каже,— чорта вкрутили, а не тебе, світозарного. Боже
тебе сохрани й помилуй. Тікай, поки не пізно, а то тут тебе
миропомажуть.
Полетів над Україною. Побував у Києві. Зайшов до
св. Софії та такого надивився, такого начувся. Церква —
не церква... Театр — не театр... Єпископ молодий, на
голові англійський проділ... Стоїть та молодицям підморгує.
Служба — мов «Вечорниці» Ніщинського, нічого я не
зрозумів.
— Ну, а народ молиться? Не замічав?
— Ні, чув на базарі. Моляться... Тільки молитви якісь
нові. Все в тих молитвах попереплутувалося. Якась та
молитва і «в бога» і «в Христа», в «печонки-селезьонки»...
А найчастіше «в мать». Сумно, боже... Розпаскудився на-
род... Не слухає вас...
— Кого не слухає? Ме-е-не-е?! Та я його! Гукни Ілька!
Хай грім робить! Світи блискавку! Я їм покажу!
— Гукни Ілька?! Світи блискавку?! В Ільковій, боже,
колісниці ося вломилася... Сірників нема... Чим засвітиш?
Гаврило до «Серпа й молота» пішов: може, дадуть коробку
в борг.
— Ну, йди. Поклич Ісуса.
— Ісус прохав не турбувати: євангелію переробляє.
У тім місці, де ото: «Аще тебе хто вдарить по правій, під-
став тому й ліву»,— переробив: «Аще тебе хто вдарить по
правій щоці, схопи мерщій ломаку й побий її на йому,
сукиному синові, до цурки».
— Попроси матір божу.
— Матір божа все плачуть... «Дожились,— кажуть,— до
того, що вже й спідничини нема по раю пройтися... І на
землі,— кажуть,— життя перевела: від духа сина народила...
Яка з духа втіха: ні пригорнутися тобі, ні поцілуватись...»
— Ото згадала стара! Ну, йди. Хай Маруся Єгипетська
забіжить.
— А що з миром робити? Може, продати? Бочка вщерть
повна: через вінця ллється...
— Масти в Англії, в Бельгії. В Японії масти.
— Не хотять уже. Кажуть, що всі мантії в плямах і з
лисин капле. Придумайте що-небудь. А то молодь учора
на мирі яєчню смажила... Ілько якось колісницю підмазав...
Павло чоботи мастить... Гріх самий...
— Придумаєм...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
— Кликали, боженьку?!
— Що ж це ти, Марусю, забула про мене? Ніколи вже
й не забіжиш?..
— Та сумно у вас, боженьку... Старенькі вже стали... А в нас
там Юрко на гармонію грає та такої веселої приспівує:
Ех, Распутіна любила,
До Распутіна ходила
Саша д'поздно вечерком!
— Краще б отам дракона давив та за жеребцем дивився,
ніж ото на гармонію вигравати... Жеребець так у корості
весь, а йому іграшки... Не напарубкувався?! А ти теж хоро-
ша! Раніш так забігала...
— Е, раніш! Раніш і ви, боженьку, які були?! Дужі та
грізні. За сім день он чого наробили! І світ зробили... І лева...
А тепер?..
— Що тепер?! Та я!
— А тепер тільки... щипаєтесь...
1923 р.
Свидетельство о публикации №116010205697