Рванул магнолию циклон...
Листвою резанул по крыше.
А человек не слышит - он
Прилип к столу локтями, пишет.
В сто свечек лампа, и на ней
Колпак без всяких бутафорий.
Зелёный свет на стыке дней
Горит, маячит, светофорит...
Вот пальцы вскинулись на миг -
И ни пригаринки табачной,
Ни заскорузлинки на них...
Как виноградины прозрачны!
И ясно видно - не знаком
Рукам его ни серп, ни молот,
Ни рашпиль, ни топор, ни лом...
А человек уже не молод:
Сединки белые как лён.
И тут на прочих не похожий,
Он сединою просветлён -
Свежее кажется, моложе!
А я живу с ним. Мне ль не знать
И что он ест, и чем он дышит.
Ему нельзя не доверять -
Ведь он не на продажу пишет.
Мне всё известно наизусть -
И сколько пьёт, и чем он болен.
Он белоручка. Чёрт с ним! Пусть!
А мозг зато как измозолен!
Как плотник верен топору,
Как предан костылям калека,
Так, просыпаясь поутру,
Берётся он за человека.
Людской душою занят он
За годом год, с утра до ночи.
За стол садится он потом -
Не писаниной озабочен!
Он сто листов спалит в огне,
Оставит лишь одну страницу.
Он думать помогает мне.
Что с этой помощью сравнится?
50-е гг.
Свидетельство о публикации №116010204995