Я по жизни слыл тихим, как Пьеро...

Я по жизни слыл тихим, как Пьеро,
Незаметным, застенчивым, скромным,
Но хвативши, бывало, сверх меры,
Становился ехидным, раскованным.

И домой шёл я с песнями – юзом,
С этим делом тогда было круто,
А вы попробуйте, в центре Союза
Взять на горло «Червону Руту».

Никого в этот миг не боялся,
Один – стерпит, другой – смолчит.
Над самим над собой изгалялся.
Думал: «Кто же меня остудит?»

Тот, кто пьёт, тот всегда виноватый,
Раз попался и рыльце в пушку.
Для начальника повод превратный –
Затыкай мной любую дыру.

Я на базы ходил овощные,
Как на праздник я шёл на субботник,
Были разные вехи другие,
Я везде – словно бабский угодник.

То на стройки спешил вековые,
Не казал ни клыков, ни амбиции,
Десять грамот, как лучший дружинник,
Получил к юбилеям милиции.

Надо было, я ездил в колхозы,
По Союзу мотался, как проклятый.
Да, вином заглушал я психоз свой,
Лучше б было сходил бы я к доктору.

Поручений, им не было счёта,
Словно в лодке подводной отсеков.
И любил – это было почётно,
Провожать в путь последний Генсеков.

Нас на Красную Площадь свозили,
Загоняли, как в стойла, в квадраты,
Мы там байки от скуки травили,
Поминая покойничка матом.

Вот пример вам – мороз аж за тридцать,
А вы постойте четыре часа,
И бывало, кому-то приспичит,
Перед этим хвативши винца.

И ему этот траур не нужен,
Его сводит с ума тишина…
И зияли замёрзшие лужи
От чрезмерных излишеств вина…

Всё, что было давно уже в прошлом.
Ну, а жизнь? Да, всё та же – чумная.
И кричу по ночам я истошно:
«Это что ж за планида такая?»

Всё же я разобрался и понял –
Я, как зомби со вставленной платой.
Сколько б я не старался, в истории,
Мой удел – лом, кирка и лопата.

22 сентября 1995 года
    (Москва)