Баллада о Хастинге

Красой и славой диких данов
Была прекрасная Арнбьёрг,
Прохладу северных туманов
И утра нежного  восторг
Таил ее опасный взгляд,
Он стал истоком многих бед.
Из уст ее услышал  «нет»
Богач, и воин, и поэт.
Ответ один был всем подряд.

Был юный Хастинг знатный воин
В нее, как многие, влюблен,
Но, как и все, был удостоен
Презрительной насмешки он.
Он обещал в порыве страсти:
Дай только срок - к ногам твоим
Повергну славный гордый Рим!
Мы покорим и разорим
Гнездо былой  имперской власти!

Смешон ей пыл его любви.
Ответ хлестнул, как злая плетка.
- Хвастун! Сначала покори! -
Небрежно бросила красотка…
В душе его взметнулась  ярость,
Как зверь, разбуженный в берлоге.
Я Рим возьму!  Пусть слышат боги!
Отныне нет другой дороги!
И это все, что мне осталось…

***

Давно Европа жаждет мира, 
Но не дано ей тихих  снов.
Занесена над ней секира
Норманнов – севера сынов.
Пределы франков разорив,
 За Геркулесовы столбы
Среди бушующей воды
Плывут посланники беды,
Под птиц морских речитатив.

Горя мечтой о бранной славе,
На кон поставив жизнь свою, 
Спешат кровавый праздник справить   
В чужом неведомом краю.
Свирепый Хастинг - данов вождь -
Силен, жесток, неутомим.
Он войнам обещал своим
Столицу мира гордый Рим.
Что им волна, туман и дождь!

И что им ветер злой и шалый!
Их цель уже совсем близка:
Видны уже крутые скалы
С полоской желтого песка.
Оскал змеиной головы,
Ребристых крыльев-весел взмах,
Летит, качаясь на волнах,
Дракон, внушая зябкий страх,
Суля беду страшней чумы.   

Уже видна вдали на суше
Гребенка каменной стены,
И предвкушенье греет души
Неистовых детей войны.
Жар побежал по руслам вен,
И вождь рванул на шее ворот.
А вал воды, форштевнем вспорот,
Бежит, туда, где виден город
В кольце суровых грозных стен!   

И вот песка коснулись днища,
И люди, прыгая с бортов, 
Спешат на берег, место ищут
Для очага и для шатров.
Но мрачен вождь, его смутила
Защитных стен крутая высь.
Они столь грозно поднялись,
Что лучше даже и не тщись
Преодолеть их грубой силой.

Но с ним языческие  боги,
И конунг слышит их совет:
Коварство выстелит дороги,
Когда на штурм надежды нет.
И вот от данов в город людный
Пошли послы. Без гордых слов,
Смиренно просят мир и кров,
Изгоям северных краев
Скитальцам моря бесприютным:

 «Не одолели ветра злого,
К родным вернуться берегам
Мы не смогли. Судьба сурова.
И здесь пришлось причалить нам.
Покинув родины пределы
Мы разгромили франков рать
Нам довелось завоевать
Их города, и пировать
Могли б на тех руинах смело,

Но видно пасынками рока
Мы рождены не в добрый час,
Хоть и хранил он нас до срока.
Наш конунг болен. Просит вас
Он окрестить его скорее.
На сердце груз грехов лежит.
И о спасении души
Молиться б он хотел в тиши.
Пусть веры свет его согреет!» 

Был городской совет смущён
 В глухом предчувствии обмана.
Что значит сей смиренный тон
В устах надменного норманна?
«Мы рады, - все ж ответил граф, -
Всем, приходящим ко Христу.
Воздав молитве и посту,
И подчинив себя кресту,
Он перед богом будет прав!»

Епископ слышал эти речи,
Сомнений беса прочь гоня,
Купель готовит, ставит свечи
И ждет назначенного дня.
Он викингу откроет двери,
Долг пастыря велит ему
Без лишних слов помочь тому,
Кто сам решил, покинув тьму,
Предаться христианской вере.

И вот в урочный час к воротам
Несут носилки. Что за день! 
Лежит в них  конунг тих и кроток
Чуть жив и бледен, словно тень.
Внесли в собор под гулкий свод.
И окрестили. В добрый час   
Услышал варвар божий глас!
Свершилось, Хастинг душу спас!
И ликовал тогда народ. 

Минули дни, и снова вскоре
Пришли, печальны, словно дождь,
Послы и возвестили горе: 
«Скончался данов славный вождь.
Мир покидая навсегда,
Ярмом грехов отягощенный,
Но верный богу и крещеный
Хотел он в месте освященном
Найти покой до дня Суда».

Нет ни отказа, ни обмана
Тому, кто в мир идет иной.
Могилу вырыли норманну
В тени собора под стеной.
И вот толпа угрюмых данов
Несет вождя в последний путь.
Для них ворота распахнуть
Спешат, чтоб в город как-нибудь
Впустить горюющих норманнов.

Питомцы бранного успеха
На поясах несут мечи.
Их много, в боевых доспехах,
И ни иконы, ни свечи…
Так не спеша, в носилках скорбных
Под гул напуганной толпы
Без лишних слов и суеты
Минуя арки и мосты
К центральной площади соборной


Несет вождя,  норманнов племя.
В плаще, что золотом расшит,
В кольчуге, в островерхом шлеме
И при оружии он лежит.
Велит так викингу обычай.
Но смерть тут, видно, не причем -
Покойник вдруг, повел плечом,
Потом вскочил,взмахнул мечом:
«А ну вперед! Бери добычу!»

Мечи блеснули в тот же миг,
Волну людей сдавили  стены,
И многократный дикий крик
Наполнил узких улиц вены.
В толпы тугую круговерть
Лихие Одина сыны,
Как будто слуги сатаны
Исчадья ада и войны,
Ворвались, щедро сея смерть,

Рубя налево и направо,   
Вонзая в плоть клинки ножей, 
Неудержимые, как лава,
В безумной жажде грабежей.
Не помогла ни стен, ни башен
Глухая каменная сень
В тот жуткий и кровавый день
На город смерть сошла как тень.
Был  Хастинг возбужден и страшен.

В крови росли добычи горы
Из храмов, лавок и  жилья
Тащили лихо, без разбора
Все от крестов и до белья…
К судам на берег из ворот
Толпа норманнов окрыленных
Лихой забавой опьяненных,
Трофеи и рабов плененных
Несет и гонит, словно скот.
 
Вождь, упоен кровавой баней,
Бессильным пленникам своим
Кричал: «Смотрите, христиане,
Я – Хастинг - взял великий Рим!»
Ответ рабов был слабым стоном,
Шум ветра ропот погасил,
Но вдруг, собрав остаток сил,
Один бесстрашно возгласил:
«Теперь меня послушай, конунг!

Все решено за нас судьбой,
Пусть пали мы тебе под ноги,
Но посмеялись над тобой
Твои языческие боги!
А ваши скальды сложат руны,
И промах твой осудят строго!
Ведь ложною была дорога,
И Рим спасен по воле бога -
Ты взял прибрежный город Луна!»

Он сбросил волосы со лба,
Глаза сверкнули диким светом…
Удар секиры стал ответом
Злорадной дерзости раба…
 Тут Хастинг злобно зарычал
Свиреп и грозен как медведь:
«Всех перерезать! Сжечь! стереть!
Чтоб и следов не видеть впредь!
Чтоб ни концов и ни начал!

Будь проклят этот жалкий город!
Стремясь обет исполнить свой,
Я шел сквозь кровь, сквозь страх, и голод,
Борясь с суровою судьбой.
 Ведя с ней бесконечный торг,
Я впал в нелепый глупый бред.
Теперь уже надежды нет   
Исполнить давний мой обет!
Прощай, надменная Арнбьёрг!..»

***

Пылал восток, пожару вторя,
Огонь стекал на грань воды,
Когда драккары вышли в море,
 Покинув капище беды.
Тогда в рассветной синеве
Всплывали темные  картины:
Вдали горящие руины,
Гребцов натруженные спины,
И мрачный конунг на корме…