груши

когда я валялась по часам и целым дням на нашей долыне,
где с одной стороны стояли копыцы сена и росли вязы,
а также дикая груша роняла в траву груши,
маленькие, тугие, кислые, зеленые груши с крепким черенком и пятном или царапиной,
а с другой стороны искрилась заполненная водой круглая копанка под небом,
и над ней стояли пять серебристых тополей, на ветру показывая испод своих белых бархатных листьев,
я читала книгу и иногда словарик
карманный русско-английский словарик, где в предисловии объяснялось,
что один звук похож на русское э, но также похож на е,
а другой звук поход на русское а, но также похож на э,
я извлекала
из словаря или книги, которая была со мной, неведомые страны,
чужие берега, незнакомые площади в платанах и каштанах,
освещенные фонарями восьмигранными,
мраморные ступени,
гранитные плиты, кривые улочки, дворцы дожей,
мозаику, с прожилками тело изваянной нимфы, плечо и бедро скрыто ниспадающими складками покрывала,
запах кофеен на шумных улицах какого-нибудь мумбаи,
профиль нефертити в прохладном музее, огромные окна,
высвеченные изнутри оранжевой, зеленой или фиолетовой лампой,
платья и туфли прохожих девушек, спешащих к метро, глядящих в витрины
на себя, подправляющих помадой на бегу губы,
автомобили, подъезжающие к стеклянному зданию, старинную библиотеку,
запах пыли и духов, вязь незнакомого языка, страницы инкунабул,
холл пустой,
и я практически не видела ни долыны, ни вязов, ни дикой груши, груши которой были так терпки,
и не знала, что в неведомых странах, на чужих берегах, на круглой маленькой площади в каштанах и олеандрах,
в разноцветном свете многогранных фонарей на кривых плитах, белых ступенях,
допивая горький кофе где-нибудь за столом и глядя на нефертити,
спешащих к автомобилям, глядящих в витрины,
или в библиотеке за книгой, переворачивая
страницы, испещренные витиеватой вязью,
я буду думать о поистине несбыточном:
о долыне,
о груше,
о тополях серебристых, об озере круглом и бесконечном лете,
наполненном мечтами о местах незнакомых: об улочках узких, мраморных ступенях.