Тюбетеечка моя, тюбетеечка
Греет темечко едва.
Сам я с севера.
Год за годом утекло время-времечко,
Через ситечко моя жизнь просеяна.
Жил да был я, мальчуган комсомолистый,
На Арбате – рыл метро, кушал финики,
Клеил к выборам в Совет на забор листы,
Где портреты тех, кому все мы – винтики.
Были мы принципиальными, твёрдыми.
А как Рыкова с Бухариным сбросили,
Нас, как винтики, вкрутили отвёртками,
А кого заколотили – те гвоздики.
Подсудимая скамья – не скамеечка,
А Бутырская тюрьма – не Сокольники.
Тело греет на ветру телогреечка,
Матом душу греют вохры-соколики.
Десять полных, сверху три – вот и годы все.
В «Правде» лишь передовицы с докладами,
А статьи – они не в «Правде», а в кодексе,
И попробуй оправдай их неправдами.
Тюбетеечка моя – краски выцвели,
Волос редкий да седой, словно сор-трава,
Голова с простыми, как ветер, мыслями.
Самокруткою дымит СУ из Сормова.
Вниз гербом упала на пол копеечка,
Словно мордой в землю – скинутый памятник.
Тюбетеечка моя, тюбетеечка!
Выпал винтик из часов – замер маятник…
Сентябрь 2011
Тюбетеечка
© Copyright: Земсков Андрей, 2015
Свидетельство о публикации №115122904966
Свидетельство о публикации №115122904966
Рецензии
**
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не русским, а церкви — лишними в нем.
Горький Максим, Жизнь Клима Самгина, 1936
***
На девичьих черных кудрях — тюбетейка
Николай Чуковский. Сквозь дикий рай. Изд-во писателей в Ленинграде / 1928
На девичьих черных кудрях — тюбетейка,
Раскрыт полушалок, чтоб сердцу вольней,
Да говор московский,— ты помнишь,
еврейка,
О дальней отчизне твоей и моей?
Улыбка древней той томительной ночи,
Что первый изгнанный из рая познал,
Не эти ли губы, не эти ли очи
Я там, у Ливана, уже целовал?
Родиться и плод принести. Через годы
Вели тебя к нам огневые столбы,
И вот пред тобой расступились народы,
Лишенные высшего блага — судьбы.
И я, беспокойный и злой отщепенец,
С той мутью, что тщетно мы кровью
зовем,
Ловлю твое сердце, как ловит младенец
Сосцы материнские жаждущим ртом.
Налей меня доброю млечной струею,
И я, приобщенный, по знойной пыли,
Подруга, я тенью пойду за тобою
По пастбищам обетованной земли.
1922
Людмила Кудрявцева Тирасполь 31.01.2025 11:06 • Заявить о нарушении
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не русским, а церкви — лишними в нем.
Горький Максим, Жизнь Клима Самгина, 1936
***
На девичьих черных кудрях — тюбетейка
Николай Чуковский. Сквозь дикий рай. Изд-во писателей в Ленинграде / 1928
На девичьих черных кудрях — тюбетейка,
Раскрыт полушалок, чтоб сердцу вольней,
Да говор московский,— ты помнишь,
еврейка,
О дальней отчизне твоей и моей?
Улыбка древней той томительной ночи,
Что первый изгнанный из рая познал,
Не эти ли губы, не эти ли очи
Я там, у Ливана, уже целовал?
Родиться и плод принести. Через годы
Вели тебя к нам огневые столбы,
И вот пред тобой расступились народы,
Лишенные высшего блага — судьбы.
И я, беспокойный и злой отщепенец,
С той мутью, что тщетно мы кровью
зовем,
Ловлю твое сердце, как ловит младенец
Сосцы материнские жаждущим ртом.
Налей меня доброю млечной струею,
И я, приобщенный, по знойной пыли,
Подруга, я тенью пойду за тобою
По пастбищам обетованной земли.
1922
Людмила Кудрявцева Тирасполь 31.01.2025 11:06 • Заявить о нарушении