оставляя

Каждый вдох и выдох разрубает насквозь, до самой души, заливая кровью еще бьющееся в груди живое сердце. И что-то кричит отчаянно-надрывно внутри: «Не ищи». А ты уже давно в поисках – и снова лишь по инерции.
А по утрам извечный вопрос: «Во чтобы сегодня одеться?», а в мыслях стучит: «Бог, а сколько стоит смерть?».
На завтрак – кофе и «кайенского туда, пожалуйста, перца». А потом серость асфальта, а потом держаться за твердь.
И хватаясь в полночь за стакан виски и сигареты с ментолом, думаешь только, когда бы понять, где оступился. Где ты свернул, что вместо неба поцеловался с грязным полом; когда ты из своей личины счастливой навечно изжился?

- Я во многом неправ, но, слушай, ведь никто не идеален. Черт подери, я устал быть механизмом из ржавых деталей.

Поток слов в голове до неприятного слишком уж иррационален, убивает изнутри оглушающим криком безмолвных баталий.
И хочется волком рычать, бросаясь на невинных прохожих, что также серы и пусты – манекены с больными глазами. Куклы, что как-то слишком сильно друг на друга похожи – и каждые со своими до банальности «очень разными» мечтами.

Сгрызая фильтр в зубах, я сжимаю дрожащие руки, шепча беззвучно-ненужно: «Умоляю, не порви тишину. В этой ночи совсем не нужны эти мертвые отчаянные звуки».
Но только хриплый смех разрезает ножом темноту.

Наверно именно так и наступает начало бессмысленного конца. Когда видишь смысл в коктейле из аспирина и паленой водки. Когда в зеркале отражается лишь пепельно-серая тень без лица, а избитые мысли снуют где-то в районе глотки.

И после боли и страха, я окунаюсь лишь в молчаливое безразличие.
Бог, я лишь прошу, не дай им меня отпеть, закрыв мои веки и спрятав тело в железную клеть, сотворив из меня твое же отчаянно-больное обличье.

Пускай я буду тихо ходить по пустынным дорогам, ища в подворотнях и ямах меж сном и явью различие, сжигая мосты и бросая себя за самым порогом, сжимая в ладонях пустые записки и кости птичьи.
Я помолюсь за тех, кого оставлю за тонкой гранью времен, когда меня разберут на мелкие истертые болью запчасти. И стирая из памяти смысл улыбок и значения имен, я все же забуду и черно-красные ленты на белых запястьях.

Закрывая тихо дверь, не оборачиваясь, не сожалея, за своею спиной,
задыхаясь от слез, вспоминая отголоски непрожитой войны,
я оставлю тебе лишь сны
и горько-теплый покой.
А потом, мой синеглазый бог,
позабудь меня и ты.