Глухомань на душе - не объять

               *     *     *
Глухомань на душе — не объять.
Битых стёкол... — но пятки не режутся.
Так стоишь здесь за каждую пядь,
с отрицательным, видимо, резусом.
Лес надбровный в полях не уснул —
в корабельные доки отводят ли? —
В декабре прямо входишь в весну,
что нередко случается в оттепель.

Разных дел накопилось — завал,
истерически хочется выбриться.
Трубный день поутру зазывал:
снег последний свалить с себя — выбраться.
Накануне обманной поры
зацвели где-то нежные ландыши.
Время б жилы свои отворить, —
полный бак пред полётом поглаживаешь.

Кран починен, — у речи есть шанс
наверстать свои годы упущенные.
Не напрасно ж прогноз обещал:
где-то близок звонок уж от Пущина.
Где-то в близких границах весны,
не в сезон проявившейся в порах,
я не в гордой республике сник —
предсезонную прорубь опробовал!

Студной мутью затянута высь:
по затылкам давлением врезать.
Вновь разборки в Москве завелись
за активной поддержкой на трезвость.
Винзавод не справляется в срок,
высекают искру за «паленой».
Ходит-бродит гражданский стрелок,
без атаки на вы — как оплёван.

Кто в доходные земли вступал,
набирался кренящейся мощи?
Не платил за надбавочный пар —
вертикальной площадкою взмоешь!
Кто не вёл разговор за столом,
в квадратуру не вписан был круга —
на асфальте немым застаём,
ртом открытым как звал бы он друга.

В Волгограде взорвался ли дом,
в МВД ль был пожар этажами —
мы отчизне всю верность блюдём,
как блюли, так блюсти продолжаем.
Мало ль что там всевышний припас,
в техногенные зоны запарив, —
есть в душе нашей велий припас
для того и для этого парня.

Вновь вокруг себя всех соберём
и бомжей в умывальник засадим.
Не забудем солдатам дать бром:
тяжело им без баб быть в осаде.
Тяжело быть и с ними вдвоём,
но так это ж — гражданское дело:
для того паспорта выдаём,
чтоб выращивал сына и дерево.

Чтоб в открытую местность входил,
на просторах вселенной не трусил.
В перелётную пору годин
не развёл на колёсах турусы.
В приснопамятность сходу не впал,
а, ширяя круги за крылами,
не разбрасывал земли, как пан,
но приращивал что открывали б.

Видно, в чём-то и я был дебил:
что сто грамм не хватил на дорогу,
что за прелым прибытком добыл,
с негашённым «холодным» не трогал.
Стану в рост — там, где «звёзды» горят, —
лес сосновый надвину на брови,
и пускай про меня говорят:
что я снова красив стал, как боров.

Хотя лучше б сказать, — как медведь,
но ведь это — иная инстанция,
пред которою мне медоветь —
то по первое точно достанется!
Так и будут с налогом «косить»,
пред попыткою выбраться грезя,
словно б вышел я с рыбной косы,
чтоб предстать на суде как агрессор.

Нет во мне ни минуты потерь:
да, — всегда я был занят собою,
но с того я не меньше потел,
не снимая портретов с обоев.
Правда в том — что не вешал я их,
стало быть, — и снимать-то мне нечего...
Птица вещая села в шарнир,
так и ходишь на имя помеченным.

Неврастеник! В ряду подпевал,
я лишь клетки менял, но не публику.
Никогда я не верил в привал:
что закончу свой путь необугленным.
Так сложилось: что стался я жив,
и чего же ещё-то мне надо бы!
Мало ль свету дано в этажи — 
что фаворскою станцией надобит?

О России ж я думал всегда!!
Никуда мы от рода не денемся!
Даже если, страну воссоздав,
как славяне — мы станем индейцами.
Так и будем заваривать жизнь,
где меняя подмостки и спутники,
за подгузником к другу бежишь,
как с Америкой распри распутывать.