для Господа Сб. Рождеств. чтения

    Случилось мне на Светлой седмице на несколько дней вернуться в свой родной город. Остановилась у наших друзей. Они мне были рады, а я была рада их гостеприимству. Дружили мы с юности, не виделись несколько лет и нам было  что повспоминать и о чём поговорить. Так как в той поездке я была чрезвычайно  стеснена в средствах, то довольствовалась тем, чем кормили радушные хозяева. А кормили они очень хорошо. Стол буквально ломился от всевозможных яств и кушаний. Ирина любила готовить, и  это у неё хорошо получалось.

    День шёл за днём, я бегала по своим  делам, из-за которых и приехала, а Светлая седмица незаметно подошла к концу. 
Моё гостевание тоже заканчивалось, и уже в ближайший четверг  я должна была выезжать домой.  Накануне отъезда я вновь собиралась  навестить своего духовника, отца Петра, чтобы взять благословение на дорогу и ещё раз насладить душу старческим советом.  Теперь мы жили  далеко друг от друга, почти за 600 км, виделись крайне редко и бедствовали без повседневного духовного наставничества. Только поселившись так далеко от батюшки, мы осознали его роль в своей жизни. Она была велика и неоценима.
Но батюшка был уже стар, немощен, и каждый раз расставаясь надолго, я пыталась сохранить в памяти его черты, так как не была уверена в следующей встрече. 

Наконец, наступила среда.

- Нелюш, ты сегодня к отцу Пётру собираешься?
- Да, Ириш, - кивнула я.
- Пойдём, позавтракаешь и поедешь.
- Пойдём.

Мы с Ириной прошли в уютную кухню, где на столе  уже стояли разные кушания.

- Садись! Всё готово!
- Спасибо!
- Начни с салатика. Вот, Оливье. С вечера остался. Его обязательно нужно  доесть, а то пропадёт.

Вдруг я  вспомнила о том, что сегодня уже среда, и мясная пища не полагается ко вкушению. Светлая седмица закончилась, и идёт вторая неделя по Пасхе. Но я была в гостях, денег у меня фактически не  было, и я с благодарностью принимала то, чем меня потчевали.

- Кушай, кушай! Вкусно?
- Да...Очень вкусно. Спасибо, Ириша.

Первым ела предложенное Оливье, а затем мясные закуски и ещё что-то.

После завтрака быстро собралась и поехала к батюшке. Жил он не так далеко по  меркам  большого города, но  дорога забирала не менее часа.

Уже с порога батюшка недовольно покачал головой  и  бросил мне навстречу:

- А ты ведь, Неля, не постишься. Ведь не постишься?!
- Не пощусь, батюшка!
- Не постишься?! - уже грозно прикрикнул  он на меня.
- Да я в гостях. Неудобно как-то.
- И мясо ела?! - вознегодовал о.Пётр
- Ела...ела, — лепетала я, пытаясь  его смягчить.
- Мясо ела?! Ела ведь?!
- Ела!  Понимаете, ем что дают...
- Лицемерка! Нужно поститься не для людей, а для Господа! - закончил батюшка своё обличение — Садись! На-ка, почитай вот!

Он протянул мне какую-то газету и заставил читать вслух статью о сирийском чуде, во время которого Матерь Божия сшила расчленённого мусульманина. Этот случай, действительно, имел место в Сирии в начале двухтысячных  годов, под Дамаском, и широко освещался российской прессой.
Потом батюшка попросил меня прочесть один акафист, затем другой и т.д.
Мне было непонятно зачем он заставляет читать ему вслух то одно, то другое, но я смиренно выполняла  его приказания. Как только я пыталась распрощаться с ним в очередной раз, он  тут же доставал следующий акафист и протягивал мне.

- Читай!

И я продолжала читать.

Так прошло пять часов.

Батюшка сильно устал, но отпускать меня и не думал.

А меня стало подташнивать. Тошнота нарастала очень быстро, и меня это забеспокоило.

Тем не менее, отец Пётр  продолжал неспешно беседовать о чём-то, но мне было уже не до бесед.
Я помышляла только о том, чтобы быстрее с ним проститься и убежать, т.к. рвота уже подкатывала к горлу, и я очень боялась не справиться с ней и напачкать в доме батюшки.

- Батюшка, пойду я уже,- почти стонала я в ответ на какие-то  очередные увещевания.

- Посиди, посиди еще маленько. Не спеши. Когда ещё свидимся?

- Господи, я же ему сейчас всё тут уделаю. Не допусти! Пожалуйста, - уже беззвучно вопила я к Господу, бросая в сторону икон умоляющие взгляды,-
Господи, помоги! Пусть он меня отпустит! Меня же сейчас вырвет.

Начало знобить, по телу побежали мурашки, и я почти видела свои расширенные зрачки.

- Господи, помоги! - чуть не плача взывала я.

- А теперь, Неля, иди! Иди! Теперь пора! - неожиданно сказал батюшка то единственное, что я желала услышать в этот момент, - Иди, Неля, иди!

Меня буквально сорвало со стула и быстро испросив благословения на дорогу, прикрыв рот рукою, я выскочила на улицу.

- Только не здесь! Только не здесь! Пусть меня вырвет где-нибудь подальше от дома батюшки, - бежала я прочь от дома в сторону маршрутной остановки.

Как доехала, уже не помню, но помню, что почти в предобморочном состоянии я добралась до дома своих друзей  и рухнула на диван.

- Что с Вами, тетя Нелли? - всполошилась Машенька, хозяйская дочка, - Вам плохо?

- Да, Машенька. Мне плохо. Очень. Меня тошнит. Очень тошнит.

Тут я инстинктивно приподнялась с дивана и побежала в сторону туалета.
То, что началось дальше, вспоминать не хочется.
Это был настоящий ужас не только для меня, но и для  наших друзей.

У меня открылась дикая безудержная рвота, которая продолжалась с вечера до самого утра с небольшими перерывами.  Во время рвоты меня  выворачивало наизнанку, и скоро я  почти не могла дышать, т.к. у меня заболели лёгкие.  Через какое-то время, я поняла, что весь этот ужас связан с нарушением поста. Я начала плакать, каяться, просить прощение у Бога. Порой  мне казалось, что я уже умираю, но рвота не прекращалась.
Чем меня рвало уже не помню, но из меня всё что-то вылетало и вылетало.
Наконец, уже утром, из меня вылетел салат Оливье, тот самый, который я съела почти сутки назад. Что удивительно, он был совершенно цельным, совсем не переваренным, и я прекрасно разглядела и морковь, и зеленый горошек, и колбасу, и картофель...

После Оливье рвота сразу прекратилась.

Обессиленная я упала на диван, и казалось уже ничто не сможет поднять меня в ближайшие несколько часов.

Вдруг раздался телефонный звонок, и мне сообщили, что машина, с которой я собиралась ехать домой задерживается с выездом.
Меня это  очень обрадовало. Внутри всё болело, и утешением служила сама мысль о том, что это безумие, наконец то, завершилось.

Тут в комнату вошёл огромный чёрный кот и неожиданно прыгнул мне на живот. Я вскрикнула от боли, но кот не обратил на это никакого внимания и деловито  вытянулся вдоль всего моего тела. Это был Боня. Через какое-то время боль начала понемногу утихать, и я забылась легким сном.
Британец по-прежнему  лежал на мне, а  мне казалось, что я вновь и вновь слышу голос батюшки:
-  Поститься, Неля, нужно не для людей, а для Господа...