Волк

I

(Судья)
"За то, что кровь остыла в жилах;
За то, что имя тебе - твердь;
За то, что ты не знала милых;
Один лишь приговор есть - смерть.

Ты, глядя непритворно дерзко,
Сломить могла бы храбреца.
Ты ни одно убила сердце,
Но тысяч праздные сердца!

Тот речи яд, что льёшь ты в уши,
Смертелен пуще яда змей.
И тех, тебя кто верно слушал,
Ты ненавидела сильней.

О демон с чёрными шипами!
Ты разливала смуту зла.
Ответь, что можешь, в оправданье;
Скажи последние слова!"

Народ молчал. Выл только волк
В чащобе древней, непролазной.
Вдруг ход часов заметно смолк,
И Ведьма начала рассказ свой:

(Ведьма)
II
"Молчат часы при смерти виде.
Что же теперь удары бить?
Да, я умела ненавидеть,
Но я умела и любить...

Конечно, знать об этом вы
Бы не могли, как ни старайтесь:
Я не любила крик толпы
(Вины в том вашей нет. Увы.)
С колен же встаньте и не кайтесь!

Не вам дано разрушить власть:
Бессмертных букв несметны рати.
Я чёрную достала масть,
Но мира ли? Войны ли ради?

И этот свет я не любила:
Ни Солнца, ни Луны, ни Звёзд.
И даже (странно!) не был милым
Стыдливо-тонкий строй берёз.

Я не любила океанов
И гор вознёсшийся чертог,
Но от того что слишком рано
Переступила за порог...

Порог магического знанья,
Что есть на свете некий Тот,
Чей взгляд и глубже мирозданья,
Прозрачней самых чистых вод.

Да, я умела ненавидеть...
но как, ему себя даря,
Во взгляде я желала видеть
Горящее "ты лишь моя";

Но, как оставив дом пустым,
На смерть гнилую обрекая,
Я продиралась сквозь кусты
Туда, где волчья выла стая;

Но, как невысказанных слов
Вплетала в кудри я терновник,
Не внемля окрику богов,
Растила снежный мой шиповник.

Цветок небес нечеловечий!
Он был так бел и так был чист.
В его листах играла вечность,
Что мы делили на двоих.

III

И, в ночи саже замарав
По локоть злые мои руки,
сушила сборы диких трав
И счастья солнечные дуги.

В ушах моих звенели сучья,
В груди пожрал всё алый жар
И будто снеговая круча
Пронзила сердце, как кинжал.

Тогда уж знала, что недолго осталось
Упиваться мёдом.
Семь лун, и я босая стану
Распята пред лицом народа.

И я, собравши первый цвет
Застенчиво прекрасных роз,
Клялась хранить Его во век
От бурь, от пуль, от боли, слёз.
 
Пахучий вереск, волос светлый
И кровь, чернее что угля,
Замуровала в амулет я,
Горевши в мареве огня.

Шептала древнюю молитву,
Читала вешний заговор,
И, словно из железа литый,
Блистал под Лунем счастья вор.

Девичий смех, улыбки злато,
Сверкавший взгляд во мгле утра
И сердце ведьмино крылато -
Всё амулету отдала.

Шесть лун минуло. На седьмую
Его я тихо призвала.
И горько, нежно так целуя
(Ведь знала, что в последний раз),
Вложила в руку боевую
Тот незабвенный ведьмин спас.

IV

И вот стою я перед вами,
Во мне уж силы нет былой:
Глава поникла, платье рвано,
Дышу осеннею травой.

На водянистый, бурый снег
Смотрю сквозь длинные ресницы,
А там на горизонте бег
Всё ускоряют свой зарницы.

Печальней дождь сквозь облака,
Курится пар земли уставшей,
Бурливей хладная река,
Пусты, безлюдны, чёрны пашни.

Молчат часы при смерти виде.
Что же теперь удары бить?!
Да, я умела ненавидеть,
Но КАК умела я любить!"

V

Народ молчал, горело пламя.
Так пахло тканью и травой,
Как будто бы горело знамя
Свободной жизни полевой.

Стояли молча и смотрели,
Как белый дым змеёю полз,
И тучи серо-голубые
Подхватывая, ветер нёс.

На жертвенный костёр одни
Смотрели, не мигая, очи.
Они мерцали как огни
Сквозь утра дымку, очи волчьи!..

Они сияли как звезда
Когда-то бывшего здесь лета.
На сердце алый знак горел,
Знак ведьминого амулета.