Поток

а справа, за кустом, застыла смерть, я знаю, я глядел в ее провалы,
в ее глазницы, пыльные внутри, в ее освобожденные подвалы,
в ее глаза -- лепные пузыри, плывущие по воздуху в отрыве
от пустоты, приползшей посмотреть, как ты бредешь по незвенящей ниве,
не извиняясь, по степной траве, промеж кустов, где справа смерть таится,
а слева -- тоже смерть, и вижу я такие же надменные глазницы,
такое же отсутствие жилья, присыпанные перхотью колодцы,
они сидят и смотрят, их не две, намного больше, чуть повыше вьется
еще одна, с молчанием в руках, иди вперед, не стой, она сорвется,
она висит на тонком волоске, легка, как смерть четвертая, что ниже
твоих ступней, в чернеющем песке, в ее глазах я ничего не вижу,
она темней парящей в облаках, она печальней смерти за спиною,
иди вперед, они тебя хранят, они едины, скрыты тишиною,
шестая там, где поредевший ряд уснувших трав ломается потоком,
и небом отраженная река водой мерцает, как вишневым соком,
и тишина стоит в реке с шестом, белесым телом закрывая воду,
и смерть, уже не скрытая кустом, тебе готовит ложе год за годом,
молчанием подернуты луга, его уже не удержать руками,
твои шаги негромко прошуршат, в воде утонет отзвук, словно камень,
повсюду тишина, молчащий ад, ни шороха, ни шепота, ни ветра,
бестравные немые берега тебя приветят, утаив приветы,
иди туда, неси последний звук, не прячь внутри, неси в своей ладони,
повсюду смерть, она не хороша, но тишина надежней похоронит,
молчание приходит не спеша, но разрушает сотканные души,
неси последний взмах последних рук туда, где новый звук не станут слушать,
затем вернись по пройденым местам, возможно все, я видел, как, несмело,
идешь домой, и снова та же смерть, но только слева, за кустом засела,
и справа, не слабее ни на треть, ее сестра маячит, не мигая,
и прочие, и стая их густа, но ты идешь домой, я это знаю