Есенину

Я знал одну историю,
Когда её еще не напечатали.
Там были маги, леприконы и Астория,
Полы в гостиницах всегда дощатые.
Я помнил наизусть детали гибели
Поэта златокудро-белорукого.
Такого на Руси ещё не видели,
Без единицы да его к нулю округлому.
И кто же, кто мог рассказать историю?
Кому еще доверить дело святости?
Быть может, за стеной Астории
Есть хоть немного непредвзятости?
Но где там, что там... Воды Невы
Не пребывают в состоянии покоя.
Там, где рождаются отвязные мечты,
Смывает жизнь одну волна дестроя,
Другая жизнь, не нужная, она
Под небом теплится, и слышится дыхание.
Поэту запретили застрелиться неспеша,
Теперь за дверью слышится шатанье
Гниющей плоти, закрепленной простыней
Под потолком. И где-то рядом с люстрой
Последнее дыханье под навязчивой броней,
В бокале запах водки. Как-то очень пусто.
Я помню всё, что он воспел в стихах.
Воспел мечты, которые не нужно было.
Любил его. Теперь сижу в мехах
И слышу запах антигистамина.
Я - плоть гниющая, не более его
Смиренной плоти, утонченно скроенной природой.
Я - пир, носящий в праздники треко,
А он - златые кудри праведной породы.