Две тысячи четвертый год

Две тысячи четвертый год, метро Октябрьское поле.
Так незаметно снег идет, как шел урок когда-то в школе.
В подъезде старом тишина, мигает лампочка ночная,
И не искуплена вина, и жизнь бездомно-сволочная,
Но так красив московский двор, покрытый инеем и дымкой,
Что хочется хлебнуть кагор и стать на время невидимкой,
И нить судьбы держать в руках, еще не ведая, что будет,
Себя не видеть в стариках, а ощущать огонь прелюдий
Любви и всех январских дней, которые стремятся выпасть
(сомнений нет – гоню коней и отбиваю каждый выпад).
Смеяться с теми и шутить, кого сейчас уже не вспомнить,
Вслух говорить себе: «Итить!», и рваться прочь из душных комнат,
В пространство золотых огней, где нет безвкусных булок к чаю.
И это снова все о ней, но я уже не замечаю…
Живу в искусственной тайге, где в окна вывеска «Buderus»
Глядит на дружеской ноге, как снова никуда не денусь,
Литровый чайник вскипячу, кота любимого поглажу.
И даже рук не замочу, а глаз тем паче – даже, даже…
Лишь в мыслях тихо воссоздам все то, что мнимо обветшало,
Эдем исправлю на агдам, и снова все пойдет сначала,
Ведь память прошлого важней, а снег во все эпохи честен.
Пройдет совсем немного дней, и мы навеки будем вместе.