Моя бабочка

МОЯ БАБОЧКА
Роберт Фрост

Твои любимые цветы увяли тоже,
А сумасшедший солнцелюб,
Пугавший тебя часто, пропал или погиб:
Лишь только я,
(И разве это не печально!)
Лишь только мне
Дано тебя оплакивать в полях.
Пожухлая трава еще не скрылась снегом
И берега реки не встретились со льдом;
Но как давно -
Похоже, вечность! -
Прошла с тех пор, как я тебя приметил в первый раз
Среди блистательных подруг,
Мелькающих в воздушном флирте,
Сгорающих от страсти,
Сплетающихся в небе и кружащих, -
Венку подобны были вы из роз в своем волшебном танце.
Случилось это, когда туманом тихим
Сожаленья моего окутана была еще не вся земля, -
Я рад был за тебя
И за себя был рад, как понимаю.
А ты не ведала о том, что погибает тот, кто залетает высоко,
Что с этими беспечными крылами
Судьбой была ты создана на радость ветру -
Не знал и я.
И вот еще: Казалось, Бог тебе позволил ускользнуть его касаний нежных;
Затем же, не желая признавать, что победить он дал тебе себя
И удалиться разрешил вне досяганья,
Схватил тебя – так жадно, грубо.
Ах помню, как однажды
Поднялось в жизни все
Против меня -
И вялость, и мечтательная тщетность,
И нерешительность, круженье мыслей от травы...
Тогда донес твой запах бриз
И ты, бесценный цветик мой, волшебной палочкой взмахнула!
Я был тогда смущен,
Дар речи потерял,
И онемел -
Внезапно щеку мне задел
Порыв зефира безразличный
Твоим в цветной пыльце крылом!
Сегодня обнаружил я - крыло сломалось!
И ты мертва, как я упомянул,
И подтверждает это птица.
Нашел крыло в сухих я листьях,
Под карнизом.

Черновой перевод: 2015-12-09


MY BUTTERFLY
Robert Frost

Thine emulous fond flowers are dead, too,
And the daft sun-assaulter, he
That frighted thee so oft, is fled or dead:
Save only me
(Nor is it sad to thee!)
Save only me
There is none left to mourn thee in the fields.
The gray grass is not dappled with the snow;
Its two banks have not shut upon the river;
But it is long ago-
It seems forever-
Since first I saw thee glance,
With all the dazzling other ones,
In airy dalliance,
Precipitate in love,
Tossed, tangled, whirled and whirled above,
Like a limp rose-wreath in a fairy dance.
When that was, the soft mist
Of my regret hung not on all the land,
And I was glad for thee,
And glad for me, I wist.
Thou didst not know, who tottered, wandering on high,
That fate had made thee for the pleasure of the wind,
With those great careless wings,
Nor yet did I.
And there were other things:
It seemed God let thee flutter from his gentle clasp:
Then fearful he had let thee win
Too far beyond him to be gathered in,
Snatched thee, o'er eager, with ungentle grasp.
Ah! I remember me
How once conspiracy was rife
Against my life-
The languor of it and the dreaming fond;
Surging, the grasses dizzied me of thought,
The breeze three odors brought,
And a gem-flower waved in a wand!
Then when I was distraught
And could not speak,
Sidelong, full on my cheek,
What should that reckless zephyr fling
But the wild touch of thy dye-dusty wing!
I found that wing broken to-day!
For thou are dead, I said,
And the strange birds say.
I found it with the withered leaves
Under the eaves.