вновь

сегодня ночью я считаю звезды на нагретой печалью земле и сдираю слезы твои с души, и срываю с волос твою почти-любовь.
ты насмешливо, самодовольно всё шепчешь на ухо мне: «я — болезнь,
ты не выкуришь меня из глаз своих, я буду являться к тебе вновь и вновь, пока, черт возьми, не сведу с ума, не покаешься ты в своих словах и этим горьким мгновением не задохнешься в декабрьском ледяном снегу».

в панике срываю ногти о пол, долблю кулаками, кричу в стенах: «исчезни, сгори, пропади в бездонном аду».
в помешательстве мотаю жгут
вокруг своей керамической шеи: «смотри, вот она я — твой урод, не сумевшая пережить, ослабевшая, умертвленная, выбитая, без костей, без легких, без мыслей, и только шепчущая: «ты — кислород».

что за дьявольский бог решил, что судьба моя будет настолько гибельная?

ненавижу твой голос,
ненавижу смех,
и в истеричном припадке изничтожаю все письма и фото, выжигаю твои слова из сердца, надрывая дыхание, пытаюсь забыть лично-твои повадки, жесты, привычки, но из-за этого замерзаю —
нечем
уже
согреться.

тебя нет,
нет-нет-нет,
но ты — ветер в мою кожу навеки впаянный и углем нарисованный на зрачке, словно стеклом выложен на запястьях.

почему-почему-почему среди двоих лишь один отчаянный? и только один лишь был создан для другого, возможно, пожизненным счастьем?

и ночью, в одиночестве, в мерзлом инее, я стараюсь забыться и выкурить тебя из глазниц своих, да сорвать с волос твою почти-любовь.

а ты так же шепчешь насмешливо: «я — болезнь», но пытаюсь лечиться, чтобы не было ничего в голове,
когда ты
однажды
придешь ко мне
вновь.