Рассвет

1.
Сколько жил в себе - не растил костяк.
Всё казалось, с прочими что не так.
Сквозь два глаза жизнь затекала в грудь,
чтобы там погибнуть и там уснуть
   вечно молодой.

Отходя для разбега всё дальше в ночь,
собирая Лего, сажать на скотч,
   зажимать в ладонь.

Говорить не вслух и считать столбы,
то пытаясь вспомнить, а то - забыть,
растеряв, где "бы",
   а где просто "быть",
   где игла, где нить.

И теряться в мусоре под луной,
и быть каждым встреченным, но не мной:
   небольшой планетой,
   большой войной,
зазеркальной фабрикой параной,
   чтоб очнуться утром - что было здесь?
   Где-то был как будто, да вышел весь.

        Проходя сквозь лица и сквозь тела
        в чёрной горечи, стираной добела,
        всё писал песком на большом ветру,
        чтобы ветер это разнёс к утру.

     Проходя по улицам и холмам,
     унося от каждого сувенир,
     видеть через окна в чужих домах,
     и таскать в себе этот внешний мир,

  добавляя к нечету чей-то чёт,
   вопрошая: холодно? горячо?,
    ощущая каждую из сторон,
  где "ничей" читается "неучёт",
  где ручей сливается с "ну и чо",

       где молчит река,
         где шумит перрон.


2
   Я молю простор и молю простой,
   мой плавник исчерченный золотой,
   и прозрачный воздух, и лес густой, -
           тишина, постой!

      Здесь есть только факт, неживая вещь,
      только точка с вектором из неё:
      а гора с твоих опадает плеч,
           а гора гниёт.

На себя смотрящее изнутри
ледяное зеркало поутру -
неземные пятна свои сотри,
дай земные слёзы твои сотру.

3
 
 Ты подвис в пространстве на нитке жил,
 на чужих работах себе служил,
 переврав, где "ЖИВ", а где - в мыслях жил
    против часовой.

   В этом списке воздуха не для всех -
   то и дело где-то мерцает смех,
   не расслышать веху сквозь слой помех,
      сквозь подкожный жир.

 И грядёт рассвет, и пора вставать,
 разделять, где сердце, а где кровать,
           надевать костюм,

   вдаль идти по улице слюдяной,
   навсегда прощаясь с войной, виной,
          освещая трюм,

  доставать кротов и слепых щенят
  и учить их видеть при свете дня,
       - чтоб забилось сердце в тугих ремнях,
            не желая лгать,
          изменяя ритм.

 Обретя два глаза и две руки,
     обернутся искрами светляки -

 и качнётся русло немой реки,
    повернётся вспять
                и заговорит.