Бобыль-7

      РАБОТА В ШКОЛЕ.
 
Человеку ведь отчество – знамя
И семейная гордость. Поверь.
Его имя звучало не Ваня,               
А Иван Митрофаныч теперь.
 
Обучал он словесности русской,
Словом, мир красоты открывал,
Из мальчишек губернии Курской
Молодых патриотов «ковал».

Среди школьников разные были:
И прилежные и чудаки,
Но при этом все вместе дружили
И жевали в обед пирожки.

(Коль о детях язык рассуждает,
То и вывод услышим такой,
Что детишек плохих не бывает,            
А бывает родитель плохой.)

У Иван Митрофаныча были
Свои методы школьной страды,
Если дети тетради забыли,               
То он в этом не видел беды.
 
Были мысли у Вани благие –
С детворою устроил почин –
Его класс в один день мастерские         
Для детдома возвел из руин.
 
(Попечительства раньше хватало
В государстве великих побед,
Беспризорных детей не бывало,
Теперь толпами просят на хлеб.
 
Теперь спонсоры ради рекламы,
Что в печёнках сидит и у вас,
Ну, как будто от любящей мамы          
В детдома приезжают на фарс).

Своим делом Иван окрылённый
Всем коллегам, как мог, помогал,
Был и в жизнь безоглядно влюблённый,
С детворою в «Зарницу»  играл.

А коллеги от зависти с болью
Говорили ему, что не прав,
Только дети тянулись с любовью            
За его независимый нрав.

Провокаций не ведали вовсе
И конфликтных, тем более, штук,
Хотя сплетни водились там после,
Как в любом коллективе от скук.

(Поменялись в миру все каноны
И не знаю чем школа живёт,
У детей же другие резоны –          
Эгоизм – их моральный оплот.)

Всё размеренно шло у героя –
Вечерами газеты читал,
Только сердце не знало покоя, –               
Всё о Клаве любимой мечтал.
 
Коллектив педагогов был женский,
Кроме Вани и двух стариков,
Потому аргумент шибко веский
Для внимания всех мужиков.

И была среди них одна дама
С симпатичным на редкость лицом,
У Ивана с ней целая драма    
Приключилась с печальным концом.
 
Дети звали её белой леди
За белесое платье – виссон,
Говорят, что она ещё в «педе»
Супермодно держала фасон.

А по метрике как Белла Львовна
При общении звали её.
Откровенно была недовольна,  
Когда слышала чьё-то враньё.

Белла Львовна была из Одессы,
Где служил адвокатом отец,
У мамаши на труд были стрессы
И она расхворалась вконец.

Белла знала всегда себе цену
И всё принца из сказки ждала.
Мужика бы искала в замену,
А от принца утеха мала.
 
(Все девчата о принце мечтают,
Будто вечный у них он должник, 
А когда с ним её повенчают,               
Будет нужен не принц, а мужик.)
 
Эдак Ваня счастливым гостинцем
В душу Беллы внезапно запал.
Только кем – мужиком или принцем      
Он в романе её выступал!?

Возомнила она Донжуана –
Сокровенность хранит ей кровать?!
Важно что полюбила Ивана,               
Остальное нам лучше не знать.
 
Ну и ладно, подумаешь баба
Извелась от душевных опек,
Существом её молвит досада,
Что она, как и ты, человек.
 
Как отнёсся к любви молодухи,
Откровенно сказать, он не знал
До тех пор, пока глупые слухи
Не достигли потребный финал.

Пересудам без фактов негоже…
Просто так не жужжит и комар.
Её страсти к Ивану, похоже,
Стали зримы на целый гектар.
 
(Ведь народ провести очень трудно –
Всё заметит, как надо поймёт,
Что не ясно – домыслит подспудно,  
И злословием жертву доймёт.)

Не поверил Иван в эти байки
И подумал что шутка снуёт,
Но однажды он в роли незнайки               
Объявил пересудам бойкот.
 
Как то вечером сам с магнитолой
Ваня грустный по парку гулял,
В тишине где-то рядом со школой  
Вдруг о помощи крик услыхал.

Встрепенулся, собрался в итоге
Закусив, так сказать, удила,
И на помощь рванулся в тревоге            
К незнакомке, что горло драла.

Подбежал и увидел картину
(Никому бы её не видать):
Под кустом трое пьяных кретинов         
Норовят деве в рот что-то дать.

Там стервятники рвали добычу,
Вожделенные страстью телес,
Таких пыток звериных талдычу,
Не стерпел бы и сам Ахиллес.

Нападавшие против канонов,
Презирали и честь и мораль,
А учитель подобных пижонов
Называл не иначе как шваль.

Распростёрши лежала девица
И рыдала истошно впотьмах,
Ее тело под рваной тряпицей               
Содрогалось со страхом в глазах.

Выяснять кто есть кто у раздетой
В тот момент не имелось нужды,
Ведь Иван в ситуации этой               
Человека спасал от беды. 
 
И отец бы родной её дочью
Не назвал по побоям лица,
Не признал и Иван её ночью,               
И она не узнала бойца.

Завязалась жестокая драка
(Лично я за Ивана болел)
И один из бандитов – собака  
Кирпичом педагога огрел.

Вот не лез бы он, брат, в передрягу,
А полез – получил по балде;
Чай-то дед его с детства беднягу
Помогать учил людям в беде.

(Что-то много навеял туману,
А по сути всё больше ля-ля,
Но продолжу свою мелодраму,               
Чтобы лучше явить Бобыля.
 
Но от слов наступает усталость,
Как-то надо её утолить.
Может нужно хоть самую малость         
Нам с тобою горилки испить)?

Потерпевших, чей вид не пригожий,
И запачканный в кровь тротуар
Обнаружил случайный прохожий,         
Когда утром бежал на базар.
 
(Хорошо тогда рынки с рассветом
Привлекали к торговле село,
А теперь спекулянты с патентом
Не спешат продавать барахло).
 
Как же Ваня был в схватке повержен –
Молодой, пограничник, герой?
В оправданиях буду не сдержан
И отвечу – что было б с тобой?!
 
Не нуждаются люди в навете
И зачем, ведь осилен аскет?!
(Это только в киношном сюжете             
Побеждает троих даже шкет).

Тот прохожий, спешивший на рынок,
Рядом с Ваней и Беллу нашёл,
Неприятный из жизни отрывок
Засветил и бесследно ушёл.
 
Так и Белла совсем без сознанья
Под дождём провела эту ночь;
Велики её были страданья,
Словом, ей и теперь не помочь.

Земля – матушка им постелила
И укрыла прохладной травой,   
Единила во сне, как могила
И манила на вечный покой.
 
Разве думали Ваня и Белла
Ночевать так в постели одной?
Да и как? – Когда вот оно тело,  
А утехи-то нет никакой.

Привезли их на скорой в больницу
И собрали дежурных врачей,
Надо смертную было темницу
Распахнуть им для жизни быстрей.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ