Часы

"Часы"
Мне всегда казалось, что рано или поздно я переверну себя с ног на голову. Что произойдет это не по воле моей, а как дань ситуации и времени в котором я буду находиться.
И вот сейчас, когда это происходит, все, кто так искренне восхищается мной - вызывают у меня лишь чувство страха и предчувствие скорого разоблачения, те же, кто оскорбляет, критикует или же просто ставит на место - чувство ненависти и агрессивного презрения, да так, что я снова и снова, сажусь за стол с компьютером и начинаю продолжать, истерическими пальцами души методично ебошить по спокойным клавишам обыденного выхода за рамки.
Хотя стоило бы забыть это всё и писать о сношающихся в воздухе чайках, но если забуду - где гарантия, что обратно не вернусь за опытом?
ОПЫТ. Глупость, сарказм и принятие данности: - я хочу стать человеком. Мне так мало, всегда так мало было просто родится и тупо жить.
Помню его. Того мальчика:
...еще детство, но уже старый фонд...
Одна комната, а папа все равно художник-бутафор. Мама еще не вполне в себе, но таки ходит на плавание. Тетя и дядя счастливо остались в Одессе. Бабушка живет с прабабушкой, и обе они тихими гадостями в поступках проклинают наш переезд из Одессы в Черновцы. Ольга Адамовна ненавидит с любовью. Надежда Филлиповна, (дочь евоная) ненавидит - а шоб им всем стыдно было и они сдохли от тоски.
Жить рядом с этим было невозможно, особенно папе, над которым по его словам "эти две старые румынские проститутки ставят свои халтурные опыты".
Короче написав, мои родители, "молодые специалисты - художники" таки переехали по работе "из с оттуда в сюдой"... А меня не спросили, и мне было тесно с этим жить и баловаться. Я любил Одессу. Хотя и не всю ее помнил.
Я вышел тогда погулять, всего лишь на один, подаренный родителями, себе самим час, и тупо-целенаправленно сел в зимний автобус номер 33. Долго ехал куда то далеко, в мокрой обуви и сладкой полу-дреме. Это было волнительно и страшно, это было безысходно, но не лишало надежды. Я дышал на окно и рисовал на нем слова, сквозь которые просвечивалось слепящее зимнее солнце, в котором нежился замерзая на остановках и во дворах, старый и так похожий на родную Одессу, но уже другой, таки тоже очень еврейский, плюс молдавский, построенный австро-венгерами город "чернь и овцы". Холмистый. С вспухшей на краю ладони веной горной реки. Семисот-летний с хвостиком Прадедушка Черновцы.
Город - остров в море буковом, таки оазис в стране, которая еще называлась Союзом Советских Социалистических республик, но уже несколько заплесневела и была великой не более бабушкиных панталон, висящих поперек всей кухни.
Я ехал тихо. Совершенно не разглядывая людей. Мне они не были интересны, так же как и сейчас. У меня уже тогда, была иллюзия, что ничего в них нет, из того чего нет у меня. Только ломкие вещи и надуманные обязанности, перед другими, такими же перепуганными бытом и собственной значимостью людьми . А еще это тяжелое "должен" и липкое "надо", которое они выдавали сразу после предъявления документов, прав, паспортов, чеков, членских билетов и требованиях дневника на проверку.
С каждой остановкой входили и выходили они, а я становился все самостоятельнее и глубже. А еще, я уже тогда знал, что вот вот и все это закончится, что придется возвращаться домой. Что дома ждет наказание и перепуганная боль, но теплота и мама.
Я не стал дожидаться конечной остановки. Выпрыгнул там где мне было красивее всего. Площадь. Громадное здание церкви. На другой стороне площади красная громада тюрьмы. Много деревьев. Под ногами грязный снег, похожий на манную кашу перемешанную с яблочным повидлом.
Я пошел вниз, за тюрьму. Бездумно, так как был в этом месте в первый раз один.
Помню, что зашел в какие то гаражи, в целый комплекс гаражей, и не мог оттуда выйти. Пил сосульки, около полу часа прозависал в задумчивом отупении рядом с каким то работягой "имеющим в рот, этот дырявый кусок железа"
А потом мне попался на глаза открытый гараж, в котором никого не было, кроме устойчиво как старый кот, урчащего мотора живущей там машины ВАЗ 2106, но и только...
Естественно я зашел и огляделся. И сразу увидел две вещи: желто-золотые часы и рюкзак. Две мечты маленького идиота. Две такие мои вещи, из которых я сразу заставил себя выбирать одно. Кстати я до сих пор не знаю почему. Почему тогда я не взял все и сразу? Почему взял только блестящее? Взял и убежал.
Часы были "Луч". С растягивающимся на запястье как пружина, ремешком из маленьких полосочек. Впоследствии оказавшиеся действительно золотыми. Но их было и мало и много одновременно. Было богатство, но я не знал, что с ним делать. Было холодно, но они не грели, вот если бы я мог их продать и уехать туда, где тепло? На поезде "Черновцы - Вижница" - в Африку?!!! Да!!! И я вернулся за рюкзаком.
Меня визжащего несли в будку охранника гаражного комплекса. Часы отобрали. Вызвали милицию. В протоколе написали: Станислав Владимирович Домбровский 6 лет. родители: Эльжбета Викторовна Дегурская и Владимир Александрович Домбровский. Художники - оформители. Место работы: Черновицкий обл драм театр им. О. Кобылянской. Проник. Взял. Поймали. В подробностях казенного языка.
Это был мой первый позор и полное поражение.
В последствии я убегал из дому "в системе постоянства" и далеко не несколько раз, далеко и не один раз меня ловили и предавали огню самосуда на месте, и последующему отрубанию руки ворующей топором чувства вины карающего, в каком то из чертовицких РОВД. Но тот первый раз, те золотые часы и зеленый рюкзак, я не забуду никогда.
Так я ушел из дома в первый раз. Из детства осознания зимы 1985 го - в старость предчувствия лета 2017 го года.
Знаете, я вот поймал сейчас себя на мысли, что ничего не изменилось, что я все так же еду на поезде или автобусе жизни, не обращая внимания на людей рядом, рисуя свои слова на окнах, видя за ними все тот же, только свой, одному мне незнакомый город, еду туда где тепло и спокойно, и где в конце концов меня встретит Я сам. С ворованными вещами в руках, презрением во взгляде, любовью в сердце. Все тот же отпущенный на час погулять во двор - мальчик с дурацким именем Стасик. В полудреме выздоровления от подлых поступков. С неприятным ощущением мокрых ног, в самой душе...
#домбровский