Графоман
Рисуя почерк мнения,
Анестезируя свой ум для славы,
Фиксируя ладошками мошну
Окстящих критикующего муз гения,
Мечтательно взметая головы
Античный профиль в бурю солнечную...
Натужно вывернул из сердца все словы...
Наверг на помела судьбы мысль скоротечную;
Нашел причину в букве назвать себя на Вы...
Шел по стезе великой в думе спешной;
Шагал безумно страстно во слогах,
Шершавя ветер перемен игрой потешной
В своих измученных поэзией мозгах.
А утро человечества как скоро?
Хотелось бы спросить культурно музы вора.
Хоть мнимую надежду дай на совесть...
Ха... хотите же еще тут у меня прочесть?
--
http://bookap.info/okolopsy/tvorchestvo/gl31.shtm
Дми;трий Ива;нович Хвосто;в (19 (30) июля 1757, Петербург — 22 октября (3 ноября) 1835, там же) — русский поэт, один из поздних представителей русского поэтического классицизма, почётный член Императорской Академии наук (1817) и действительный член Императорской Российской академии (1791), действительный тайный советник. Известен, главным образом, благодаря тому, что в 1820-е гг. стал популярной мишенью для насмешек со стороны младших литературных поколений и адресатом многочисленных эпиграмм. [Википедиё]...
--
Как-то Хвостов высказался о себе: „Суворов мне родня, и я стихи пишу“. На что Д.Н. Блудов — литератор, министр внутренних дел, а позже президент Академии наук — заметил: — Полная биография в нескольких словах. Тут в одном стихе всё, чем он гордиться может и стыдиться должен. Редким сочетанием качеств обладал Хвостов: полным отсутствием поэтического дара и чувства поэзии при необоримом желании сочинять да ещё издавать свои стихи. Эти произведения не прославили, а ославили автора, на что он внимания не обращал.
"После катастрофического наводнения на Неве 1824 года, затопившего значительную часть Петербурга и причинившего множество бед, граф Дмитрий Иванович Хвостов опубликовал „Послание о наводнении Петрополя…“. Оно было смехотворное. Об этом можно судить по такому описанию:
По стогнам валялось много крав.
Кои лежали там ноги кверху вздрав.
Вскоре последовал ответ Александра Измайлова:
Господь послал на Питер воду,
А граф тотчас скропал нам оду.
Пословица недаром говорит:
Беда беду родит."
(Крава - корова, сто'гна - поэт., устар. площадь (городская), широкая улица).
--
http://az.lib.ru/h/hwostow_d_i/text_0020.shtml
СОЧИНЕНИЯ ХВОСТОВА (басни)
ДУБ И ТРОСТЬ
В кичливой гордости, самих небес
Касаясь головою,
Дуб Трости говорил: "Смотри, как я разнес
Далеко ветви пред собою
И тению моей пространства сколько крою.
Шумящий Аквилон, колебля целый мир,
Мне так ужасен,
Как, приближаясь вод, играющий Зефир;
Всегда я безопасен;
Но жребий твой
Совсем иной:
Лишь воды ручейков наморщиться успеют,
Твои все силы ослабеют
И ты приклонишься перед лицом земли;
Тебе несносно бремя,
Когда в весенее время
На плечах у тебя малиновки легли".
Трость Дубу отвечала:
"Конечно, я тонка, гибка,
Но не ломка".
Вдруг буря страшная настала,
И лютый ветр
Летит из мрачных недр;
Дуброву всю ломает,
И Дуб,
Как ни был тверд, упруг и груб,
Но ветр его из корня исторгает,
На землю повергает;
А Трость, хоть прежде всех легла,
Но также голову всех прежде подняла.
<1802>
МУЖИК И БЛОХА
Мы от кичливости, нередко и от лени,
Возносим к небесам бессмысленные пени:
Как будто с нас
Бог всякий час
Спускать не должен глаз.
Он будто пестун наш. Коль так, так где ж свобода?
Вопль мужика-глупца летел небес до свода.
О чем кричал мужик? Блоха
Его кусала.
Она как зверь лиха
И кровь сосала.
Он челобитствовал о том лишь у небес,
Чтобы управился с блохою Геркулес
Или чтоб на нее свой гром пустил Зевес.
Мужик! Не умничай - таскайся за сохою
И небу не скучай блохою.
<1802>
ГОРОДСКАЯ И ДЕРЕВЕНСКАЯ МЫШЬ
На ужин пребогатый,
С огромным пиршеством и тратой,
Соседку из полей мышь в городе звала;
Ей стол дала
Со вкусом, с роскошью и с прихотью чрезмерной,
И для другини верной
Все яствы ставили в фарфоре, серебре
На лучшем изо всех, прекраснейшем ковре.
Но только жаль, что праздник прекратили.
Услышала хозяйка стук -
Не знаю, наверху во что-то колотили, -
И вдруг,
И вместе с гостейкой, не разобрав дороги,
Бежали по полям - отколь взялися ноги!
Но гостья ей: "Приди в поля ко мне
Откушать без чинов наедине.
Конечно, роскошь стол в полях не украшает,
Однако нам зато никто не помешает".
<1802>
ГОРА В РОДАХ
Гора беременна кричала
И о своих родах всем уши прожужжала.
Бежит со всех сторон народ,
Разиня рот,
Кричит: "Гора презнатного ребенка
На свет произведет, - не меньше как левёнка,
Иль тигра, иль слона".
Все час ее стрегут.
Пииты на стихах уже ребенку лгут.
Но час приспел: гора-княгиня разрешилась,
Вселенна изумилась.
То, помню, имянно в полночну было тишь.
Гора родила - мышь.
<1802>
ОРЛИЦА И ЧЕРЕПАХА
Эзоп не говорит, с Орлицею вошла
Где Черепаха в речь, но ей урок прочла:
"Детей летать ты учишь;
Орляток бедненьких напрасно только мучишь.
Зачем летать в эфир,
Когда отселе мы прекрасный видим мир?
С начала света
Напасти на земле родятся от полета.
Ползя,
Упасть нельзя.
Царица! Моего послушайся совета".
Орлица ей в ответ: "Земной покинув шар,
С небес слетел Икар;
Глупцу смешно под облака взбираться.
Но стыдно Эйлеру ползти и пресмыкаться".
<1802>
ЩУКА И УДА
Щука уду проглотила,
Оттого в тоске была,
И рвалася, и вопила.
Близ ее плотва жила.
Вопрошает она щуку:
"Мне, кума, поведай муку,
Рвет которая тебя".
- "Ненавижу я себя, -
Щука отвечает. -
Всё меня здесь огорчает,
И в другую я реку
Плыть хочу - прогнать тоску".
- "Ни с какою
Ты рекою,
Кумушка, покою
Неспособна век добыть,
Хоть и в море станешь жить".
Если внутренность терзает -
Счастье убегает;
Нас тревожит каждый час
Совести немолчный глас.
<1802>
ЛЯГУШКИ, ПРОСЯЩИЕ ЦАРЯ
Лягушки не хотят как якобинцы жить,
Но верой-правдою хотят царям служить;
Толкуют, что негодно
Правление народно.
Как жить без головы? Мир, славный красотой,
Идет не сам собой.
Лягушки день и ночь об этом рассуждали,
утруждали,
Чтоб им царя послал.
Зевес, склонясь мольбой лягушек дикой,
Средь вихря громом застучал:
Посланец с неба вдруг в лице толпы великой
Упал.
Тогда сварливый.
И глупый, и трусливый
Болотистый народ
Стал жаться к берегам, бежа пространства вод.
Нечаянность, прельстя, квакуш околдовала;
Все взапуски кричат: "Нам царь наславу дан!"
А самодержец их - сосновый был чурбан.
Одна лягушка осмельчала,
К царю проворно подбежала
И, слова не сказав, в осоку отплыла;
Другая речь с деспотом завела;
Потом и смирные царя не трепетали
И на спину к нему скакали.
Опять молва пошла,
Опять за своевольство
К Юпитеру посольство:
"Зачем болоту дал пустую тварь?
Куда владетель наш годится?
Такого дай, чтобы умел пошевелиться;
Здесь бойкий нужен царь".
Юпитер, слыша то, аиста к ним отправил,
Который был одних с Наполеоном правил:
Лягушку - в лоб, другую - в нос,
Той - казнь, четвертую - в допрос;
В полгода времени лягушек род убавил.
Опять к Юпитеру: "Тот царь чрезмерно тих,
Другой несносно лих".
Зевес молчать сварливый род заставил
И речью невзначай квакушью спесь убавил:
"В ладу с аистом вы теперь извольте быть,
Чтоб хуже и его другого не нажить".
<1802>
Свидетельство о публикации №115120410164