Хилэр Беллок Новые переводы

 

   

Godolphin Horne
Who was Cursed with the Sin of Pride, and Became a Boot-Black

Godolphin Horne was nobly born;
He held the Human Race in Scorn,
And lived with all his Sisters where
His father lived, in Berkeley Square.
And oh! the Lad was Deathly Proud!
He never shook your Hand or Bowed,
But merely smirked and nodded thus:
How perfectly ridiculous!
Alas! That such Affected Tricks
Should flourish in a Child of Six!
(For such was young Godolphin’s age).
Just then, the Court required a Page,
Whereat the Lord High Chamberlain
(The Kindest and the Best of Men),
He went good-naturedly and took
A Perfectly Enormous Book
Called People Qualified to Be
Attendant on His Majesty,
And murmured, as he scanned the list
(To see that no one should be missed),
'There’s William Coutts has got the Flu,
And Billy Higgs would never do,
And Guy de Vere is far too young,
And … wasn’t D’Alton’s Father hung?
And as for Alexander Byng! - …    
I think I know the kind of thing,
A Churchman, cleanly, nobly born,
Come, let us say Godolphin Horne?'
But hardly had he said the word
When Murmurs of Dissent were heard.
The King of Iceland’s Eldest Son
Said, 'Thank you! I am taking none!'
The Aged Duchess of Athlone
Remarked, in her sub-acid tone,
'I doubt if He is what we need!'
With which the Bishops all agreed;
And even Lady Mary Flood
(So Kind, and oh! so really good)
Said, 'No! He wouldn’t do at all,
He’d make us feel a lot too small.'
The Chamberlain said, '…Well, well, well!
No doubt you’re right … One cannot tell!'
He took his Gold and Diamond Pen
And scratched Godolphin out again.
So now Godolphin is the Boy
Who blacks the Boots at the Savoy. 
         Hilaire Belloc

  О Годолфине Хорне, который был обуян гордыней
 и кончил тем, что стал чистильщиком обуви

Годолфин Хорн от головы до пят, 
Высокомерный аристократ,
Имел существенный изъян –
Он был гордыней обуян,
Ни «Добрый день», ни «Добрый вечер»
Не говорил при каждой встрече,
Не кланялся и не кивал,
А только хмыкал и мычал.
Не соблюдал он этикет.
Ему же было лишь шесть лет!
Как раз пришла тогда пора
Назначить пажа для двора.
Гофмейстер, милый и учтивый,
И очень, очень справедливый,
Знаток всех правил и педант,
Из шкафа вынул фолиант.
В нем содержалось руководство,
По нему определяют благородство.
Когда он фолиант листал,
Под нос тихонько бормотал:
«Вот Уильям Кутс – схватил он грипп,
Хм! Билли Хиггс – никчемный тип.
Де Вер? Нет, слишком молод он,
Отец д’Алтона был казнен.
Но вот бесспорный кандидат –
Годолфин Хорн, аристократ».
Среди придворных возник шепот,
Перераставший в громкий ропот. 
Исландский принц был возмущен:
«Годолфин Хорн? Только не он!»
А герцогиня из Атлона,
Скривившись, как от ацетона,
С кислой гримасою сказала:
«Я бы его не поддержала». 
Синклит епископов согласен:
Годолфин-паж был бы ужасен.
И даже леди Мэри Флад,
Чью доброту все люди чтят,
Пришлось сейчас ожесточиться:
«В пажи Годолфин не годится».
Учел гофмейстер эти мнения
И принял верные решения.
Пером из золота с алмазом
Лишил он Хорна всех благ сразу.
Тот, кто когда-то жил в гордыне,
В отеле чистит обувь ныне.   
        Хилэр Беллок

 Ballade of Modified Regrets

Shooting one day with other people in
A wood called Archers on the Upper Clyde,
I caught a certain Scotchman on the shin
From aiming rather badly down the ride.
It wounded him - not only in his pride -
And ever since he goes a trifle lame:
And when I meet him now I run and hide.
I fear that I was more or less to blame.

In Norfolk, in the ancient town of Lynn,
I brought up sharply, on a racing tide,
A lovely little yawl, which to begin
With wasn't mine: that cannot be denied.
A man had lent it me. And as I tried
To pick up moorings and make fast the same,
I caught a post, which smashed her starboard side.
I fear that I was more or less to blame.

Another time, when I was keen to win
A friend a by-election, I applied
To both the Central Offices for tin,
And by judicious hints of trouble guyed
Them both into disbursing loose and wide.
Well, Politics is a disgusting game.
But still - how monumentally I lied!
I fear that I was more or less to blame.

               Envoy

Prince, when you caught that little butter-slide
Against the Palace, what a smack you came!
Laugh? Bless your soul! I thought I should have died.
...I fear that I was more or less to blame.

          Hilaire Belloc
          
Баллада с умеренными извинениями

Однажды на охоте, выйдя на дорогу,
Я выстрелил, неверный взяв прицел,
Попал шотландцу прямо в ногу.
Я этого, конечно, не хотел.
Я ранил ведь не только его душу -
Хромает он, как говорят.
Его завидев, я позорно трушу.
Боюсь, что я частично в этом виноват. 

В норфолькском Линне, древнем городке,
В лодочных гонках я участвовал.
Туда приехал я не налегке -
С собой привез прекрасный ял.
Я этот ялик высоко ценил,
(Он мною у приятеля был взят),
Его, бросая якорь, вдребезги разбил.
Боюсь, что я частично в этом виноват.

Желая, чтобы друг мой победил,
Я всех кандидатов грязью поливал,
Их осуждал, позорил и громил,
На грязные делишки их намекал,
Пока их окончательно не доконал. 
Ну что ж, политика - не детский сад.
И все-таки как изумительно я врал!
Боюсь, что я частично в этом виноват.

          Посылка

Принц, грохнулись вы на пол, наступив на масло
В том месте во дворце, где пол покат.
Смешно? А мне казалось, солнце вдруг погасло.
Боюсь, что я частично в этом виноват.

          Хилэр Беллок


Ballade of the Unanswered Question

What dwelling hath Sir Harland Pott
    That died of drinking in Bungay?
Nathaniel Goacher who was shot
   Towards the end of Malpaquet?
The only thing that we can say
   (The only thing that has been said)
About these gentlemen is ‘Nay!’
   But where are the unanswering dead?

Lord Bumplepuppy, too, that got
   The knock from Messrs Dawkins’ dray?
And Jonas, whom the Cachalot
   Begulphed in Esdraelon Bay?
The Calvinistic John McKay,
   Who argued till his nostrils bled,
And dropped in apoplexy? Nay!   
   But where are the unanswering dead?

And Heliodorus too, that hot
   Defender of the Roman sway;
And he, the author of the ‘Tot
   Mercedes dant Victorioe’,
And all the armoroured squadrons gay
   That ever glory nourished
In all the world’s high charges? Nay!
   But where are the unanswering dead?

       Envoi

Prince, have you ever learnt to pray
   Upon your knees beside your bed?
You miserable waxwork? Nay!
   But where are the unanswering dead?

       Hilaire Belloc

    Баллада о безответном вопросе

Где обитает ныне сэр Харленд Питт,
Который умер от запоя?
Где Натаниел Гоучер, кто был убит
В конце решающего боя?
На этот вопрос единственный ответ
Живущие сегодня знают:
Этих людей на свете нет!
Но где их души обитают?

Где славный лорд, сэр Бампл Щенок,
Погибший под тележным колесом?
А где Иона, праведный пророк,
В море проглоченный китом?
Где Джон Маккей, сей Кальвина клеврет,
Кого все кальвинисты почитают,
Кто в споре смерть нашел? Их нет!
Но где их души обитают?

Где Гелиодор, горячий патриот,
Адепт основ Римской империи?
Где автор знаменитой книги Tot
Mercedes dant Victorioe?
Где воинов отважных след,
Которых во всем мире обожают,
Кто добыл славу в битвах? Ведь их нет!
Но где их души обитают?

Заключительная строфа баллады

Скажите, Принц, если это не секрет,
Как перед сном молитвы все читают?
Фигура восковая вы? О, нет!
Но где их души обитают?

Хилер Беллок
        William Shand

There was a man called William Shand,
He had the habit of command,
And when the subordinates would shout
He used to bang them all about.
It happened, by a turn of Fate,
Himself became a sub-ordinate,
Through being passenger upon
A liner, going to Ceylon.
One day, as they were in the Red
(Or Libyan) Sea, the Captain said:
‘I think it’s coming on to blow.
Let everybody go below!”
But William Shand said: 'Not for me.
I’m going to stop on deck!’ said he.
The Captain, wounded in his pride,
Summoned the Second Mate aside
And whispered: ‘Surely Mr Shand
Must be extremely rich by land?’
No,’ said the Mate, 'when last ashore
I watched him. He is rather poor.’
Ho!’ cried the Captain . ‘Stands it thus?
And shall the knave make mock of us?
I’ll teach him to respect the betters.
Here’s Bo’swain! Put the man in fetters!’
In fetters therefore William lay
Until the liner reached Bombay,
When he was handed to the court
Which deals with cases of the sort
In that uncomfortable port;
Which promptly hanged him out of hand.
Such was the fate of William Shand.

         Moral
The moral is that people must,
If they are poor, obey or bust.   
       Hilaire Belloc

Вильям Шенд

О Шенде этот мой рассказ.
Он всем любил давать приказ,
А если кто протестовал,
Того немилосердно избивал.
И надо же такому статься,
Что должен сам был подчиняться,
Когда пассажиром как-то он
Поплыл на судне на Цейлон.
Когда их в море шторм застал,
То капитан всем приказал:
«Немедленно спускайтесь вниз!
Задул сегодня сильный бриз».
Шенд стал топорщиться тотчас:
Мол ваш приказ мне не указ.
Это капитана оскорбило,
Однако и чуть-чуть смутило.
Спросил он: «Кто этот сэр?
Он, может быть, миллионер?»
Сказал помощник ему так:
«Нет, Вильям Шенд - простой бедняк.
Когда на берег он сходил,
Он ничего там не купил».
«Ах, вот как! - Капитан вскричал.
- Как смеет оскорблять меня нахал!
Его примерно проучу я,
Урок дам наглецу и неучу я».
Велел он боцмана позвать,
В оковы Шенда заковать.   
Шенд под арестом в трюме был,
Когда корабль в Бомбей приплыл. 
Доставлен в местный суд был он,
К повешению был приговорен
И вскоре как бунтарь казнен.
Таков истории финал.
Учтите всё, что я сказал.

       Мораль
Мораль такова: если бедны,
Властям подчиняться вы должны. 
        Хилер Беллок


Would that I had Pound 300,000
Invested in some strong security;
A Midland Country House, and a House beside the sea,
And one in Spain, and one in Normandy,
And Friends Innumerable at my call
And youth serene  - and underneath it all
One steadfast, passionate flame to nurture me.
Then I would chuck for good my stinking trade
Of writing tosh at 1s. 6d a quire!
And soar like young Bellerophon arrayed   
High to the filmy Heavens of my desire…
But that’s all over. Here’s the world again.
Bring me the Blotter. Fill the fountain-pen.
         Hilaire Belloc

Если бы я имел большой доход в своем распоряжении,
То я не знал бы тогда горя,
Имел в Испании, Нормандии владения,
Дом в городе, в селе и дом у моря.
Если бы имел большие средства
И множество друзей, к которым мог зайти,
И безмятежность юности и детства,
И пламенную страсть в груди, 
Я не был бы никчемным делом загружен
И не писал бы чепуху, по шиллингу за строчку;
Я бы летал, как юный Беллерофон,
На облаке своих желаний в одиночку…
Опять я на земле и упорхнула мечта-пташка.
Где моя ручка? Где промокашка?
        Хилер Беллок

The world’s a stage – and I’m the Super man,
And no one seems responsible for salary.
I roar my part as loudly as I can
And all I mouth I mouth it to the gallery.
I haven’t got another rhyme in ‘alery’;
It would have made a better job, no doubt,
If I had left attempt at Rhyming out,
Like Alfred Tennyson adapting Malory.   

The world’s a stage, the company of which
Has very little talent and less reading:
But many a waddling heathen painted bitch
And many a standing cad of gutter breeding.
We sweat to learn our book: for all our pains
We pass. The Chucker-out alone remains.
        Hilaire Belloc

Мир – это сцена, на ней я супермен
И роль свою кричу я изо всей мочи,
Чтоб слышно было на галерке, но взамен
Платить за это мне никто не хочет.
У меня нет достаточной сноровки.
Нет рифмы к "галерке", например.
Я перейду к прозе или изменю размер,
Как сделал Теннисон, лишивший Мэлори рифмовки.

Мир – это сцена для бездарной труппы,
Где свою роль никто исполнить не готов,
Где ковыляют размалеванных бабенок группы
И кучи беспардонных хамов из низов.
Сцена, где каждый над своею книгой бьется.
Уходим мы. Лишь вышибала остается.
         Хилер Беллок


The world’s a stage. The light is in one’s eyes
The Auditorium is extremely dark.
The more dishonest get the larger rise;
The more offensive make the greater mark.
The women on it prosper by their shape,
Some few by their vivacity. The men,
By tailoring in breeches and in cape.
The world’s stage – I say it once again.

The scenery is very much the best
Of what the wretched drama has to show,
Also the prompter happens to be dumb,
We drink behind the scenes and pass a jest
On our folly; then, before we go
Loud cries for ‘Author’ …but he does not come.
        Hilaire Belloc

Мир – это сцена, она освещена,
А зал полностью темнотой объят.
Плутам дает хороший шанс она,
Напористым обеспечен лучший результат.
У женщин главное – их внешний вид,
Быть может, бойкость. У мужчин же – форма брюк,
Фасон плаща и как костюм сидит.
Мир – это сцена, я еще раз повторю.

На сцене реквизит, лучший из тех,
Что может жалкая из драм представить,
Глухой суфлер актеров иногда подводит.
А за кулисами – над собственною глупостью наш смех.
И перед тем как зал оставить,
Громко вызываем автора. Но автор не выходит.
          Хилер Беллок

The world’s a stage. The trifling entrance fee
(Is paid (by proxy) to the registrar.
The Orchestra is very loud and free
But plays no music in particular.
They do not print a programme, that I know.
The cast is large. There’s not any plot.
The acting of the piece is far below
The very worst of modernistic rot.

The only part about it I enjoy
Is what is called in English the Foyay.
There will I stand apart awhile and toy
With thought, and set my cigarette alight;
And then – without returning to the play –
On with my coat and out into the night.
        Hilaire Belloc


Мир – это театр, и вход почти бесплатный,
Лишь несколько шиллингов за ЗАГС,
Оркестр громкий и громадный,
Но нежной музыкой не балует он нас.
Программку не дают, так я разумею,
Труппа большая, интриги в пьесе нет,
Актерская игра во много раз слабее,
Чем наихудший модернистский бред.

Единственное, что там я обожаю –
Фойе, когда безлюдна часть театра эта,
Стою я в стороне и размышляю,
В руках дымится сигарета.
Затем в пальто, не возвращаясь в зал,
Иду в потемки, где нет света.   
       Хилер Беллок

Strephong’s Song from
‘The Cruel Shepherdess’

When I was not much older
Than Cupid, but bolder,
I asked of his Mother in passing her bower
What it was in their blindness
Men asked of her kindness
And she said it was nought but a delicate flower:
Such a delicate, delicate, delicate flower!

This morning you kissed me,
By noon you dismissed me
As though such great things were the jest of one hour,
And you left me still wondering
If I were not too blundering
To deal with that delicate, delicate flower:
‘Tis delicate, delicate, delicate flower!   

For if that’s the complexion
Of Ladies’ affection
I must needs be a fool to remain in their power;
But there’s that in me burning
Which brings me returning
To beg for delicate, delicate, delicate flower;
To implore for that delicate, delicate flower!
         Hilaire Belloc

  Песня Стрефона из оперы «Жестокая пастушка»

Когда я был чуть старше, чем Купидон,
Но посмелей и порезвей, чем он,
Я от сердечной раны занемог.
Спросил я у Венеры, что у нее просят,
Когда своих бед не выносят.
Она ответила, что лишь цветок -
Хрупкий изысканный цветок.

Утром меня ты целовала,
А в полдень вдруг суровой стала,
Назвав, что было, просто пустяком.
Я до сих пор недоумеваю,
Как поступить, так и не знаю.
Не был ли я небрежен с тем цветком –
С хрупким, изысканным цветком?

Если таков нрав у всех женщин –
Не предсказуем, переменчив,
Уйти из-под их власти дам зарок.
Но грудь находится в горении,
И вот уже я в нетерпении
Прошу вернуть скорее мне цветок –
Нежный, изысканный цветок.
      Хилер Беллок
     The Statesman

I knew a man who used to say,
Not once but twenty times a day,
That in the turmoil and the strife
(His very words) of Public Life
The thing of ultimate effect
Was Character - not Intellect.
He therefore was at strenuous pains
To atrophy his puny brains
And registered success in this
Beyond the dreams of avarice,
Till, when he had at last become
Blind, paralytic, deaf and dumb,
Insensible and cretinous,
He was admitted ONE OF US. 
They therefore, (meaning Them by ‘They’)
His colleagues of the N.C.A.,
The T.U.C, the L.L.P.,
Appointed him triumphantly
To bleed the taxes of a clear
200,000 Francs a year
(Swiss), as the necessary man
For Conferences at Lausanne,
Geneva, Basel, Locarno, Bern:
A salary which he will earn
Yes – earn I say – until he Pops: -
Croaks, passes in his checks and stops: -
When he will be remembered for
A week, a month, or even more.       
       Hilaire Belloc 

Политик

Когда-то деятеля я знал,
Он сотни раз мне повторял,
В публичной жизни (его слова)
Вряд ли нужна вам голова;
Даст положительный эффект
Характер, а не интеллект.
Он, говорят его враги,
Не напрягал свои мозги,
Которые засохли так,
Что выглядел он, как дурак.
Когда он стал почти слепым,
Безмозглым и совсем глухим,
Настал тогда победный час:
Его сочли «одним из нас».
Под «нас» я подразумеваю тех,
Кто закрепляет свой успех
Внутри тред-юнионов, Лиги Наций
И всяких прочих организаций
В Женеве, Базеле, Люцерне,
Локарно, Цюрихе и Берне.
Назначен он членом комиссий,
Конгрессов, комитетов, миссий.
Его от должности доход
Швейцарских франков двести тысяч в год.
Так налогоплательщики, то есть Британия,
Оплачивают его старания.
Когда он, наконец, умрет,
О нем будут помнить месяц, даже год.
       Хилер Беллок
    The Yellow Mustard

Oh! ye that prink it to and fro,
In pointed flounce an furbelow,
What have ye known, what have ye know
That have not seen the mustard grow?

The yellow mustard is no less
Than God’s good gift to loneliness;
And he was sent in gorgeous press
To jangle keys at my dress.

I heard the throstle call again,
Come thither, Pain! come hither , Pain!
Till all my shameless feet were fain
To wander through the summer rain.

And far apart from human place,
A flaming like a  vast disgrace,
There struck me blinding in the face
The livery of the mustard race.
.    .    .
To see the yellow mustard grow
Beyond the town, above, below;
Beyond the purple houses, oh!
To see the yellow mustard grow!
      Hilaire Belloc

    Желтая горчица

Цветок ее, желтый опал,
В оборках и с тесьмой стоял.
Ты ничего не знаешь и не знал,
Если горчицу не видал.

Горчица – это божий дар,
Для тех, кто одинок и стар,
Кому злой рок нанес удар
И у кого в душе пожар.

Я слышал пение дрозда:
«Боль, мчись сюда, боль, мчись туда»;
Ноги бродили, не боясь стыда,
Сквозь сетку летнего дождя.   

Там, где домов не виден ряд,
Где лампы нагло не горят,
Горчичные поля лежат,
Надев желтеющий наряд.
    .    .    .
Я пересек жилья границу.
И решил в поле углубиться,
Увидеть, как цветет горчица.
Как можно здесь не восхититься?
      Хилер Беллок
           Mrs Rhys

I love to roam from mere caprice
From town to town, from time to time,
Accompanied by Mrs Rhys,
And singing her an elf rhyme;
   ‘Star of my wanderings Mrs Rhys,
   When Mr Rhys shall hear that we
   Were going on like little geese,
   It will annoy him damnably.’

And when because we lack the tin
To pay the sums which they require,
McKenna’s minions run us in,
I’ll warble in the Black Maria:
   ‘Light of my dungeon Mrs Rhys,
When Mr Rhys shall come to find
That you are pinched to stretch a piece,
The thing will pray upon his mind.
End of existence Mrs Rhys,
   When Mr Rhys shall hear that you
Are in the hands of the police
It will disturb him not a few’.   
       Hilaire Belloc

Миссис Рис

Люблю бродить, это мой каприз,
По селам, городам иной порой,
Меня сопровождает миссис Рис,
Я напеваю ей напев такой:
«Звезда моих блужданий, миссис Рис,
Если разнесутся слухи вдруг,
Что мы бродить отправились,
Разгневан будет ваш супруг».   

А вот когда наступит срок,
Мы не заплатим по счетам,
Возьмут нас в черный воронок,
Тогда спою вам это там:
«О свет темницы, миссис Рис,
Нас бросят в мрачную тюрьму.
Для Риса эта весть – сюрприз,
И будет горестно ему.
Конец всему, о миссис Рис!
Нет смысла ждать пощады от юстиции.
Будет опечален мистер Рис,
Узнав, что вы в руках полиции.   
      Хилер Беллок

        Decameron

Maia, Rivaldo, Brangwen, Amoreth,
In mountain-guarded gardens vainly gay,
Wasted the irrecoverable breath,
And sought to lose in play
The fixed, majestic, questioning eyes of Death
By turning theirs away.
        Hilaire Belloc

       Декамерон

Майа, Ривальдо, Брогвен, Аморети,
Чтобы себя хоть немного занять,
Тратили дни свои безвозвратно, как дети,
На то, чтоб в садах за горами играть.
Пристальный взгляд вопрошающей смерти
Их продолжал постоянно смущать.
        Хилер Беллок 
        Triolet

The young, the lovely and the wise
Their face is set toward their going.
The pass me with indifferent eyes,
The young, the lovely and the wise,
And fill me with a long surmise
Upon my losing and owing…
The young, the lovely and the wise
Their face is set toward their going. 
        Hilaire Belloc

  Триолет
У тех, кто юн, красив, умен
Только вперед направлен взгляд;
По мне безразлично скользит он –
Взгляд тех, кто юн, красив, умен. 
Но я надолго им смущен:
Сколько упущено, сколько утрат!
У тех, кто юн, красив, умен
Только вперед направлен взгляд.
        Хилер Беллок
           Desert

I stood in the desert, And watched the snows
On Aures, in their splendor from the west.
Sahara darkened: and I thought of those
That hold in isolation and are blest.

They that in dereliction grow perfected
They that are silent: they that stand apart;
They that shall judge the world as God’s elected:
They that have had the sword athward the heart. 
          Hilaire Belloc

Пустыня

Я наблюдал закат в пустыне,
В Сахаре сумерки, вершины Аурес* в снегах.
Я размышлял о тех, кто счастлив ныне,
Живя в одиночестве в песках.

Они совершенствуются в знании,
Молча стоят и ничего нет впереди,
Они приемлют Божье мироздание
И держат меч свой у груди.
        Хилер Беллок

*Аурес – часть гор Сахарского Атласа, расположенных  в Восточном Алжире. 

The Poet Sings the North Sea

The moving mind that God gave me
Is manifold as the wide North Sea,
And as the sea is full of things,
The great fish in wanderings
And the spread galleys of the old kings
And darkness eddying round in rings,
So, packed with all that I have done
And felt and known and lost and won,
By the tide drifted and the wind inclined
Moves my not measurable mind. 
        Hilaire Belloc

Поэт воспевает Северное море

Подвижный ум, что даровал мне Бог,
Он, как Северное море, широк.
В море всегда полным-полно вещей –
Рыб, затонувших кораблей,
Судов различных королей,
С кругами темными водовертей.
Так и во мне всё то, что Бог мне дал,
Что чувствовал, что взял и что узнал.
Гонимый ветром и под шум прибоя,
Мой неизмеримый ум плывет, не ведая покоя.
         Хилер Беллок

To the 8th  Regiment of Artillery
in the French Service
now in Garrison in Nancy. P.P.C.

Freedom is up for sale and all assess her;
The Tyrants have put in their ancient pleas;
The Usurers are the heirs of the Oppressor; 
The insolent boast of Hell is on the High Seas.

The Sword that was the strength of the poor is broken;
The wrath that was the wealth of the poor is spent;
Witless are all the great words we have spoken –
But you, my regiment?

You that put down the mighty from their seat,
And fought to fill the hungry with good things,
And turned the rich men empty to the street,
And trailed your scabbards in the halls of Kings.

Do you remember how you cleared the timber
At Leipzig, holding an unequal fight, 
Or heard Ney shouting for the guns to unlimber,
And hold the Beresina Bridge at night?   

Do you remember the immortal chorus,
In Valmy fog, and where our Captain stood
Till the cannonade had opened the world before us
To the broad daylight and the pride of the Latin blood?   

The Sword that was the strength of the poor is broken;
The wrath that was the wealth of the poor is spent;
Witless are all the great words we have spoken –
But you, my regiment?

            Hilaire Belloc
 
Обращение к 8-ому артиллерийскому полку
французской армии, ныне расквартированному в Нанси

Тираны вспоминают про былые притязания,
Свобода на торгах и ставки там не велики,
В морях злых сил преобладание,
Сейчас наследники деспотов – ростовщики.

Меч, силу бедных, обломали;
Гнев, это богатство бедняков, угас;
Все громкие слова бессмысленными стали.
А ты, мой полк, что делаешь сейчас?

Вы те, пред кем владыки трепетали;
Вы те, которые кормили бедняков;
Вы те, которые богатых в шею гнали,
Чьи сабли волочились по полам дворцов.

Вы помните под Лейпцигом те заварушки,
Когда бойцы держали там неравный бой,
Как Ней отдал приказ готовить пушки
И охранять мост через Березину зимой.

Вы помните, конечно,хоровое пение.
В тумане под Вальми стойко стоял наш капитан,
Пока гром пушек не открыл всем на удивление
Гордость, достоинство и славу латинян.

Меч, силу бедных, обломали;
Гнев, это богатство бедняков, угас;
Все громкие слова бессмысленными стали.
А ты, мой полк, что делаешь сейчас?

        Хилер Беллок

The Southern Hills and the South Sea

The Southern Hills and the South Sea
They blow such gladness into me,
That when I get to Burton Sands
And smell the smell of the Home Lands,
My heart is all renewed and fills
With the Southern Sea and the South Hills.
         Hilaire Belloc

   Южное море и Южные холмы

Южное море и Южные холмы,
Приносите всегда мне радость вы.
Когда близ Бертона иду на пляж,
Я прихожу в ажиотаж:
Родные запахи волнуют кровь
И возбуждают мою душу вновь.
      Хилер Беллок

The First Drinking Song

On Sussex hills where I was bred,
When lanes in autumn rains are red,
When Arun tumbles in his bed,
And busy great gusts go by;
When branch is bare in Burton Glen
And Bury Hill is a-whitening, then,
I drink strong ale with gentlemen;
Which nobody can deny, deny,
Deny,deny, deny, deny!
Which nobody can deny! 

In half-November off I go,
To push my face against the snow,
And watch the winds wherever they blow,
Because my heart is high:
Till I settle me down in Steyning to sing
Of the women I met in my wanderling,
And of all that I mean to do in the spring.
Which nobody can deny, deny,
Deny, deny, deny, deny!
Which nobody can deny! 

Then times be rude and weather be rough,
And ways be foul and fortune tough,
We are of the stout South Country stuff,
And do this chorus cry!
From Crowboro’ Top to Ditchling down,
From Hurstpierpoint to Arundel town,
The girls are plump and the ale is brown:
Which nobody can deny, deny,
Deny, deny, deny, deny!
Which nobody can deny! 
If he does he tells a lie!
      Hilaire Belloc

Первая застольная песня

Когда на Суссекских холмах, где я рожден,
Окрасятся аллеи в красный тон,
Поток воды в Арун будет вздыблен,
И шквалы будут бушевать,
Когда в Бартон Глене лес лысеет,
Когда на Бери Хилл снег забелеет,
Тогда джентльмены элем душу греют.
Это никто, никто не будет отрицать,
Да, да, никто не будет отрицать!
Это никто, никто, никто не будет отрицать!

В конце ноября мне надо удалиться,
Чтоб снегом поутру умыться,
Взглянуть, откуда ветер мчится,
В душе я буду ликовать.
Я в Стейнинге приют устрою,
Спою о женщинах, любимых мною,
И помечтаю о занятиях весною.
Это никто, никто не будет отрицать,
Да, да, никто не будет отрицать!
Это никто, никто не будет отрицать!

Если зимой погода загуляла,
Если дорога непроходимой стала,
Тогда пора пить эль настала
И будем хором эль мы прославлять.
От глухих мест до городских отелей,
От Гроубора до Аронделя
Много приятных девушек и эля.
Это никто, никто не будет отрицать,
Да, да, никто не будет отрицать!
Это никто, никто не будет отрицать!
А если отрицает, это ложь и лучше помолчать.
        Хилер Беллок

Song of Pelagian Heresy for the Strengthening
Of men’s backs and the very Robust Out-thrusting of Doubtful Doctrine
And the Uncertain Intellectuals

Pelagius lived in Kardanoel,
And taught a doctrine there,
How whether you went to Heaven or Hell,
It was your own affair.
How, whether you found eternal joy
Or sunk forever to burn,
It had nothing to do with the Church, my boy,
But was your own concern. 

     Semi-chorus

Oh, he didn’t believe
In Adam and Eve,
He put no faith therein!
He doubts began
With the fall of man,
And he laughed at original Sin!   

      Chorus
With my row-ti-tow, ti-oodly-ow,
He laughed at original sin!

Whereat the Bishop of old Auxerre 
(Germanus was his name),
He tore great handful out of his hair,
And he called Pelagius Shame. 
And then with his stout Episcopal staff
So thoroughly thwacked and banged
The heretics all, both short and tall,
They rather had been hanged.

      Semi-chorus
Oh, he thwacked them hard, and he banged them long,
Upon each and all occasions,
Till they bellowed in chorus, loud and strong,
Their orthodox persua-a-a-sions!

        Chorus
With my ro-ti-tow, ti-oodly-ow,
Their orthodox persua-a-a-tions!

Now the face is old and the Devil is bold,
Exceedingly bold indeed;
And the masses of doubt that are floating about
Would smother a mortal creed.
But we that sit in a sturdy youth,
And still can drink strong ale,
Oh – let us put it away to infallible truth,
Which always shall prevail!

      Semi-chorus
And thank the Lord
For the temporal sword,
And howling heretics too;
And whatever good things
Out Christendom brings,
But especially barley brew!

      Chorus
With my ro-ti-tow, ti-oodly-ow,
Especially barley brew!
       Hilaire Belloc

Песня о пелагианской ереси

Пелагий жил много веков назад.
Он выдвинул свою доктрину смело:
Попасть ли в рай, попасть ли в ад -
Это, безусловно, твое дело.
Ждет ли тебя на небе благодать,
Ждут ли в аду тебя мучения,
Не может церковь ничего сказать,
Зависит всё от твоего решения.

           Полухор
О, он отрицал
Адама и Еву,
Не признавал
Он библейскую деву.
И у него вызывал даже смех
Наш первородный грех.

             Хор
Вот незадача – такая задача,
Наш первородный грех.

Герман, епископ из Оксерры,
Когда о ереси узнал,
Стал на защиту святой веры,
Пелагия отступником назвал.
Его доходчивый довод – потерица.
Он в гневе праведном и бешеном
Кромсал еретикам так лица,
Что каждый предпочел бы быть повешенным.

             Полухор
Неверных бил он что есть сил,
Святой епископ из Оксерры.
Своею потерицею он вбил
Ортодоксальную в них веру.

                Хор
Вот незадача такая задача –
Ортодоксальная их вера.

Плох у веры удел, дьявол ныне стал смел
В надежде, что скоро победа.
А масса сомнений, толков и мнений
Может сгладить моральное кредо.
Но мы, кто юны, и пока что сильны,
Сидим с кружкою крепкого эля.
Мы будем всегда святой правде верны,
Несмотря на воздействие хмеля.

         Полухор
И поднял Бог свой меч,
Чтобы нас уберечь
От еретиков, шедших спесиво.
Христианство пришло,
Много благ принесло,
Дар особый его – это пиво.

            Хор
Вот незадача – такая задача,
Особый был дар – это пиво. 
        Хилер Беллок
      
  His own Country

I shall go without companions,
And with nothing in my hand;
I shall pass through many places
That I cannot understand –
Until I come to my own country,
Which is a pleasant land!

The trees that grow in my own country
Are the beech tree and the yew;
Many stand together,
And some stand few.
In the month of May in my own country
All the woods are new. 

When I get to my own country
I shall lie down and sleep;
I shall watch in the valleys
The long flocks of sheep.
And then I shall dream, for ever and all,
A good dream and deep.
       Hilaire Belloc
 
    Его родная сторона

Я с собой в долгий путь
Ничего не возьму,
Проходя много стран,
Их язык не пойму,
Возвращусь в край родной,
Милый мне одному.

Там, в родной стороне,
Буки, тисы стоят,
Кое-где в одиночку,
Кое-где – густой ряд.
В мае снова они
Наденут наряд.

Я вернусь в родной край,
Буду сладко там спать,
За отарой овец
Иногда наблюдать.
Обо всём лишь хорошем
Всегда буду мечтать.
      Хилер Беллок
 
  The Californy Song

I am sailing for America
That far foreign strand,
And I whopes to set foot
In a fair fruitful land,
But in the midst of the ocean
May grow the green apple tree
Avoor I prove faalse
To the girl that loves me.

The moon shall be in darkness,
And the stars give no light
But I’ll roll you in my arms
On a cold frosty night.
And in the midst of the ocean
May grow the green apple tree
Avoor I prove faalse
To the girl that loves me.
      Hilaire Belloc

 Калифорнийская песня

Я плыву сейчас в Америку,
К ее дальним берегам,
Благодатный теплый берег
Отыщу, наверно,там.
Скорей тут средь океана
Разрастется яблоня,
Чем под действием дурмана
Изменю любимой я.

Луна скрыта темнотою,
Звезд не виден свет.
Защищу в своих объятьях
Я тебя от всяких бед. 
Скорей тут средь океана
Разрастется яблоня,
Чем под действием дурмана
Изменю любимой я.
    Хилер Беллок

Song of Duke William

Duke William was a wench’s son,
His grandfer was a tanner!
He drank his cider from the tun,
Which is the Norman manner. 
His throne was made of oak and gold,
His bow-shaft of the yew –
That is the way the tale is told,
I doubt if it be true!

But what care I for him?
My tankard is full to the brim,
And I’ll sing Elizabeth, Dorothy,
Margaret, Mary, Dorinda, Persephone, Miriam,
Pegotty taut and trim.   

The men that sailed to Normandy
Foul weather may they find;
For banging about in the waist of the ship
Was never to my mind.
They drink their rum in the glory-hole
In quaking and in fear;
But a better man was left behind,
And he sits drinking beer.

But what care I for the swine?
They never were fellows of mine! 
And I’ll sing Elizabeth, Dorothy,
Margaret, Mary, Dorinda,
Persephone, Miriam, Pegotty,
Jezebel, Topsy, Andromeda,
Magdalene, Emily, Charity, Agatha, Beatrice,
Anna, Cecilia, Maud, Cleopatra, Selene, and Jessica…
Barbara stout and fine.
         Hilaire Belloc

      Песнь о герцоге Вильяме

Наш герцог Вильям был сыном проститутки,
Его кожевник-дед не знал приличий.
Герцог опорожнял бочонок сидра в сутки,
Таков у норманнов обычай.
Его трон был из дуба и из злата,
Стрелял из тисового лука он по зверю.
Об этом говорит одна баллада,
Но я почему-то ей не верю.

Зачем о герцоге так много слов?
Бокал мой полон до краев.
Я лучше воспою Элизабет,
Дороти, Мэри, Маргарет,
Доринду, Персипону, Мериам,
И Пеготти, самую приятную из вдов.

Того, кто поплывет в Нормандию,
Может ожидать прескверная погода.
В каюте корабля страдать
При сильном шторме мне вовсе неохота.
Во время качки кто-то ром ямайский пьет,
А кто-то хныкает плаксиво,
Но умный в море не пойдет,
Он лучше дома выпьет пиво. 

Какое дело мне до тех свиней?
Они не числятся среди моих друзей.
Я лучше воспою Элизабет,
Дороти, Мэри, Маргарет,
Доринду, Персипону, Мериам,
Пеготти, Джезебель, Топси, Андромеду,
Магдален, Эмилию, Черити, Агату,
Беатрис, Анну, Сесилию, Мод, Клеопатру,
Селен и Джессику…
А также Барбару, она всех женщин красивей.
         Хилер Беллок
   
The Sailor’s Carol

Noel! Noel! Noel! Noel!
A Catholic tale I have to tell!
And a Christian song have I to sing
While all the bells in Arundel ring.

I pray good beef and I pray good beer
This holy night of all the year,
But I pray detestable drink for them
That give no honour to Bethlehem.

May all good fellows that here agree
Drink Audit Ale in heaven with me,
And may all my enemies go to hell!
Noel! Noel! Noel! Noel!
May all my enemies go to hell!
Noel! Noel! 
       Hilaire Belloc

   Рождественская песня моряка

Святки грядут, тут в самый раз
Начать рождественский рассказ,
Рождественские песни надо петь,
Когда колокола будут греметь.

До мяса с пивом я охоч
В святую праздничную ночь.
Но пожелаю пить помои тем,
Кто не чтит славный Вифлеем.

Пускай на небесах мои друзья
Пьют эль такой же, как и я,
Пусть всех моих врагов отправят в ад.
Святки грядут, и им я рад!
Пусть всех моих врагов ждет ад.
Святки грядут и им я рад!
       Хилер Беллок

It would seem to be like man’s attempt to resist time in the case
of his own body, of which the poet has written…

There is no fortress of man’s flash so made
But subtle, treacherous Time comes creeping in.
Oh, long before his last assaults begin
The enemy’s on; the stronghold is betrayed;
And the one lonely watchman, half-dismayed,
Beyond the covering dark, he hears them come:
The distant hosts of Death that march with muffled drum.   
Hilaire Belloc

То, о чем написал здесь поэт, по-видимому, есть попытка человека оказать сопротивление времени в собственном организме…
 
Крепость человеческой плоти не сильна,
В нее предательское время проберется.
Задолго до того, как штурм начнется,
Враг уж внутри, крепость почти сдана.
Душа, полусмятением полна,
Слышит в темноте, словно одинокий часовой,
Как смерть идет под приглушенный барабанный бой.
         Хилер Беллок

The Song Called
 ‘His Hide is Covered with Hair’

The dog is a faithful, intelligent friend,
But his hide is covered with hair;
The cat will inhabit the home to the end,
But her hide is covered with hair. 

The hide of the mammoth was covered with wool,
The hide of the porpoise is sleek and cool,
But you’ll find, if you look at that gambling fool,
That his hide is covered with hair.

Oh, I thank my God for this at the least,
I was born in the West and not in the East,
And He made me a human instead of a beast,
Whose hide is covered with hair! 

The cow in the pasture that chews the cud,
Her hide is covered with hair.
And even a horse of the Barbary blood,
His hide is covered with hair.

The camel excels in a number of ways,
And travellers give him unlimited praise –
He can go without drinking for several days –
But his hide is covered with hair.

The bear of the forest that lives in a pit,
His hide is covered with hair;
The laughing hyena in spite of his wit 
His hide is covered with hair!

The Barbary ape and the chimpanzee,
And the loon of Africa, verily he,
With his head like a wig, and the tuft on his knee,
His hide…
         Hilaire Belloc

    Песня под названием
«Его тело покрыто волосами»

Собака – умный, верный друг,
Всё же она покрыта волосами.
Хотя кот вхож в домашний круг,
Покрыт он тоже волосами. 

Шкура у мамонта покрыта волосами.
Дельфин сам гладкий и с усами,
Но его детеныш, как видите вы сами,
Покрыт он тоже волосами.   

Спасибо Богу, по меньшей мере,
Что я привержен христианской вере,
Что я родился человеком, а не зверем,
Тело которого покрыто волосами. 

Корова, род жвачных зверей,
С телом, покрытым волосами.
И даже конь чистых кровей
С телом, покрытым волосами.

Много достоинств имеет верблюд,
Все бедуины его чтут,
И редко воду ему дают,
Но он покрыт весь волосами.

Медведь в берлоге спит зимой,
Но он покрыт весь волосами.
Гиена, несмотря на ум большой,
Покрыта тоже волосами.

Мартышка и орангутан,
И лев из африканских стран,
Которому парик природой дан,
Но и они покрыты волосами.
      Хилер Беллок

[“No, certainly, I answered to myself aloud, “he does not die!” Then from that phrase there ran the fugue…”]

He does not die that can bequeath
Some influence to the land he knows,
Or dares, persistent, interwreath
Love permanent with the wild hedgerows;
He does not die, but still remains
Substantiate with his darling plains.

The spring’s superb adventure calls
His dust athwart the woods to flame;
His boundary river’s secret falls
Perpetuate and repeat his name,
He rides his loud October sky:
He does not die. He does not die.

The beeches know the accustomed head
Which loved them, and a peopled air
Beneath their benediction spread
Comforts the silence everywhere;
For native ghosts return and these
Perfect the mystery in the trees.

So, therefore, though myself be crosst
The shuddering of the dreadful day
When friend and fire and home are lost
And even children drawn away –
The passer-by shall hear me still,
A boy that sings on Duncton Hill.
       Hilaire Belloc

«Нет, конечно, - ответил я себе вслух, - он не умрет!» Из этой фразы появилась эта фуга.

Тот не умрет, кто может завещать
Что-то земле, с которой он знаком,
Кто может постоянно любовь сплетать
С растущим по краям кустарником.
Нет, не умрет, а будет воплощен
В простор родной равнины он. 

Настанут бурные весенние деньки,
И вспыхнет его прах, зажженный ими;
В тайном журчании его реки
Будет звучать все время его имя.
В октябрьском небе он совершит полет.
Он не умрет, он не умрет.

А буки вспомнят появления
Этой любящей их головы,
И тишина с их благословения
Будет царить среди его листвы.
Воскреснут старые поверии,
Призраки сыграют лучшие мистерии.

Хотя этим ужасным, мрачным днем
Я буду сильно потрясен
Тем, что потеряны друзья и дом,
Даже с детьми я буду разлучен -
Но всё ж услышит путник на холме меня:
Как когда-то мальчик, буду петь здесь я. 
        Хилер Беллок
 
A Threnody for the Departing Year

[‘Grizzlebeard: “Is there a tune?’
The Poet: “There is a sort of dirge.”]

Attend, my gentle brethren of the Weald,
Whom now the frozen field
Does with his caking shall your labour spurn,
And turn your shares and turn
Your cattle homeward to their lazy byres;
Oh! gather round our fires
And point a stave or scald a cleanly churn
The while
With ritual strict and nice observance near,
We weave in decent rhyme
A Threnody for the Departing Year.

And you that since the weary world began,
Subject and dear to man,
Have made a living noise about our homes,
You (?) cows and geese and pigs and sheep and all the crew
Of mice and coneys too
And hares and all that ever lurks and roams
From Hartuing all the way to Bodiam bend,
Attend!
It is a solemn time,
And we assembled here
Advances in honourable rhyme
With ritual strict and nice observance near
Our Threnody for the Departing Year.

The year shall pass, and yet again the year
Shall on our reeds return
The tufted reeds to hurrying Arun dear…

As I was passing your landing towns
I heard how in the South a goddess lay…
She ends our little cycle with a pall:
The winter snow shall reverently fall
On our beloved lands
As on Marana dead a winding sheet
Was laid to hide the smallness of her hands,
And her lips virginal:
Her virginal white feet.
 
    Hilaire Belloc
 
Плач по уходящему году

Седобородый: «Это напев?»
Поэт: «Это нечто вроде плача».

Внимайте мне, по Уилду* братья,
Кого ждут зимние занятья,
Когда поля покроет лед,
В хлева загонят ленный** скот.
О, собирайтесь у костров,
Острите кол и заготовьте дров.
И вот
Торжественный момент настал,
И соблюдая строгий ритуал,
В стихах мы вознесем плач по умирающей природе
И песнь споем об уходящем годе. 

Вы – это те, кто с незапамятных времен
Любят свой мир, который вами покорен,
Чьи хлопоты день изо дня проходят
Вокруг гусей, овец, свиней, коров,
Кроликов, мышей, собак, котов –
Вокруг всех тех, кто ходят, бегают и бродят
От Хартинга до поворота на Бадьям.
Внимайте нам! 
Торжественный момент настал!
Мы, строго соблюдая ритуал,
В стихах возносим плач по умирающей природе
И песнь поем об уходящем годе. 

Проходит этот год, но новый год придет
И снова кисти камыша
На нашу быструю Арун вернет.

Когда я проходил по городам вашей земли,
Я слышал, как богиня накрывала покрывало…

Цикл завершен, она кладет покров
Зимних почтительных снегов
На нашу землю милую вокруг.
Так мертвую Марану покрывают простыней,
Чтобы скрыть миниатюрность ее рук
И девственных уст, не произносящих слов,
И девственных ног, покрытых белизной. 
              Хилер Беллок

Примечания
* Уилд – район Англии, в который входят части графств Кент, Суссекс, Суррей, Гемпшир.
**Ленный – ленивый, склонный к лени (согласно словарю Даля).
*** Марана - богиня, связанная у индоевропейцев с воплощением смерти, с сезонными ритуалами умирания и воскрешения природы.   

On the Spirit of Getting-On-Ed-ness

The Sailor: "She whom we rail at in this song is that spirit of getting-on-ed-ness and making out our life at the expense of our fellow men and our own souls.”]

Thou ugly, lowering, treacherous Queen
I think thou art the Devil!
To pull them down the rich and mean,
And bring them to one level.
Of all my friends
That found their ends 
By only following thee,
How many I tell
Already in Hell, 
And shall it not be with me!

I knew three fellows were in your thrall,
Got more than they could carry,
The first might drink no wine at all,
And the second he would not marry;
The third in seeking golden earth
Was drowned in the sea,
Which taught him what your wage is worth,
So shall it not be with me!

There was Peter Bell of North Chappel,
Was over hard and sparing,
He spent no penny of all his many,
And died of over caring;
He saved above two underd pound
Bur his widow spent it free,
And turned the town nigh upside down,
So shall it not be with me!

Then mannikins bang the table round,
For the younger son o’ the Squire,
Who never was blest of penny or pound,
But got his heart's desire.
Oh, the Creditors’ curse
Might follow his hearse,
For all that it mattered to he!
They were easy to gammon
For worshiping Mammon,,
It shall not be with me!

And Absalom,
That was a King’s son,
Was hanged on a tree,
When he the Kingdom would have won,
So shall it not be with me!         
          Hilaire Belloc

             О духе наживы

[Моряк: «Та, над кем мы смеемся в этой песне, является духом наживы. Благодаря ей мы живем за счет окружающих людей и за счет нашей души».]

Ты мерзкий, подлый дух наживы,
Ты королева-дьяволица,
Ты жалким беднякам и богачам кичливым
Корыстью искажаешь лица.
Мои приятели –
Скряги, стяжатели,
Кто за тобой пытался волочиться,
Попали в ад
И там горят.
Но это же со мною не случится!

Мне были три твоих раба знакомы,
Они получили от тебя сполна –
Один не признавал семьи и дома,
Другой совсем не пил вина.
Третьему по этой же причине
Пришлось своею жизнью расплатиться,
Он утонул в морской пучине.
Но это же со мною не случится!

Богатым околел корыстный Питер Белл,
Безумно золото любя,
И ни одного пенни из своих денег
Он не истратил на себя.
То, что накопил несчастный скопидом,
На ветер бросила вдовица,
Перевернув весь дом верх дном.
Но это же со мною не случится!

У кредиторов всех – корыстная душа,
И сын эсквайра для них объект старания.
Он, у кого в кармане ни гроша,
Исполнил все свои желания.
Его смерть, похороны,
Для адептов Мамоны –
Самое худшее, что может приключиться.
Их стоны, проклятья
Не могу описать я.
Но это же со мною не случится!

Аббасалом –
Давидов сын он.
Повешен был этот убийца.
Он так и не попал на трон.
Но это же со мною не случится!
      
              Хилер Беллок

 A Woman Singing in the Night

In Barbary when I was young
   A woman singing through the night,
The scented lemon trees among
   In Barbary when I was young.

The song that in the night was sung,
   By Lailah the Rahabite.
In Barbary when I was young,
A woman singing through the night.
       Hilaire Belloc

 О, когда был я молодой

В лимонной роще до рассвета,
В дикой стране звучала песня эта.
Мне пела женщина во тьме ночной
Тогда, когда там был я молодой.

Мне пела песню во тьме ночной
Младая рахабитка Лела
В дикой стране, когда там был я молодой,
Она мне эту песню пела.
         Хилэр Беллок

From the Latin (but no so Pagan)

Blessed is he that has come to the heart of the world and is humble.
He shall stand alone; and beneath
His feet are implacable fate, and panic at night, and the strumble
Of the hungry river of death. 
         Hilaire Belloc

 С латинского (но не настолько языческое)

Благословен тот, кто, к центру мира подойдя, душой смирится.
Он в одиночестве будет стоять на тверди;               
Под ним неумолимый рок и ужас тьмы вершится
Под шум голодного потока смерти. 
          Хилэр Беллок


When we are dead, some Hunting-boy will pas
And find a stone half-hidden in tall grass
And gray with age: but having seen that stone
(Which was your image), ride more slowly on. 
          Hilaire Belloc

Через столетия, когда мы все умрем,
Охотник обнаружит камень под травой и мхом.
Заметив на нем твое изображение,
Замедлит он на миг свое движение.
          Хилэр Беллок
                The Cicadas

Much louder was the Song of the Cicadas
   Upon the Mountain-side, before the day:
The Mountain-side between the two Pasadas,
   The two Pasadas on Puerto Bay.
   I hear the Sussex Crickets in the hay.
Much louder was the song of the Cicados.
               Hilaire Belloc 

            Цикады

Я слушал когда-то песни цикад
В заливе Пуэрто на высоком холме,
Стоящем на стыке обеих Посад.
Они резко пели в ночной душной тьме.
В Суссексе песни сверчка в сене звучат
Значительно тише испанских цикад.
        Хилэр Беллок
             The Seasons

They whom their mothers bare through Summer heat
Are boys of Autumn, and a fruit complete.

They whom their mothers bare through April rain
Are new as April, and as April vain.

They whom their mothers ib dark Winters bare
Wake to a barren world, and straight despair.

But they that held through Winters to the Spring
Despair as I do, and, as I do, sing.

            Времена года

Кого вынашивают в чреве летом, тот
Сын осени, он спелый плод.

Кого вынашивают до конца апреля, бедные,
Свежи, словно апрель, и как апрель, суетные.

Те, кого вынашивают матери зимой,
На свет являются, в душе с тоской.

Те, кто рождаются весной, живут
В отчаянии, как я; как я, поют.
           Хилэр Беллок 
 
           Down Channel

The Channel pours out the Ebb in a river gigantic.
    There is no Moon.
The dark is low in a cloud on the huge Atlantic.
    We’ll be raising the Lizard soon.

There will be no meeting of eyes, nor any blessing,
    After the run.
The lips are still and the hand ceased from caressing.
    There is nothing more to be done.

        К югу от Ламанша

Исчезла луна, опустился туман
Здесь где-то Ламанша невидимый старт.
Огромный шумит впереди океан.
Скоро достигнем мы мыса Лизард.

Опущенный взгляд ожидает развязки,
По лицу моему больше уже не скользя,
Молчаливые губы и руки без ласки.
Ничего изменить нам отныне нельзя.
             Хилер Беллок

               The Birds

When Jesus Christ was four years old,
The angels brought Him toys of gold,
Which no man ever had bought or sold.

And yet with these He would not play.
He made Him small fowl out of clay,
And blessed them till they flew away:
            Tu creasti Domine. 

Jesus Christ, Thou child so wise,
Bless mine hands and fill mine eyes,
And bring mine soul to Paradise.
        Hilaire Belloc   

             Птицы

Христос от роду четырех лет
Обласкан ангелами был и обогрет,
В дар получил игрушки, коих не видывал весь свет.

Но он в игрушки не играл,
А птиц из глины вылеплял
И их в полет благословлял:
        Tu creaste Domine.

Творишь, Христос, ты чудеса.
Направь же мои руки и глаза,
А душу приюти на небесах.
           Хилэр Беллок
                The Islands
Sing to me of the Islands, O daughter of Cohoolin, sing.
    Sing to me of the West.
Sing to me of the girth loosened and the lax harp string
    And of rest.

Beyond the skerries and beyond the outer water
    There lies the land. 
Sing to me of the Islands, O daughter of Cohoolin, O High King’s daughter,
    And of the Overstrand.

I desire to be with Brandan and his companions in the quiet places
    And to drink of the Spring.
Sing to me of the Islands and of the Blessed Faces,
    O Daughter of Cohoolin sing!
                Hilaire Belloc   

                Острова

Спой, о дочь Когулина*, о больших островах,
Ставших заветной мечтой.
Под тихий звон арфы о расслабленных поясах,
Об отдыхе спой.

Там, за шхерами, за далью морской
Где-то находится эта земля.
Ты крайнего Запада земли воспой,
Дочь храброго короля.

Я хочу ходить с Бранданом** по тихим местам
И пить воду из родника.
Отдай дань ликам святых и их островам.
Пусть песня несется издалека.
             Хилэр Беллок
 
Когулин* – герой кельтских мифов.

Брандан** – ирландский миссионер и мореплаватель VI века. Известен как основатель ряда монастырей в Ирландии. Согласно легендам Брандан открыл Исландию и Гренландию. 

    Our Lord and Our Lady

They warned Our Lady for the Child
    That was Our blessed Lord,
And She took Him into the desert wild,
    Over the camel’s ford.

And a long song She sang to Him
    And a short story told:
And She wrapped Him in a woolen cloak
    To keep Him from the cold.

But when Our Lord was grown a man
    The Rich they dragged him down,
And they crucified Him in Golgotha,
Out and beyond the Town.   

They crucified Him on Calvary,
    Upon an April day;
And because He had been her little Son
    She followed Him all the way.

Our Lady stood beside the Cross,
    A little space apart,
And when She heard Our Lord cried out
    A sword went through Her Heart.

They laid Our Lord in a marble tomb,
    Dead, in a winding sheet.
But Our Lady stands above the world
    With the white Moon at Her feet. 
              Hilaire Belloc
   
    Спаситель и Богородица

Дева Мария была предупреждена,
Что она выхаживает Бога.
Дитя в пустыню понесла она,
И караванный путь была ее дорога.

Его завернула в одеяло,
Так тельце юное согрела.
Чтобы дитя в дороге не скучало,
Она все время песни пела.

Когда Христос наш взрослым стал,
Все богачи его гнать стали.
Он приведен был на Голгофу,
Где его римляне распяли.   

Прошел Спаситель крестный путь
Весной, в апрельский жаркий день.
Он оставался для нее сыночком,
Она за ним все время шла, как тень.

Стояла мать святая у креста,
Крепясь там из последних сил,
Но в миг, когда он закричал,
Ее как будто меч пронзил.

Был похоронен в мраморной гробнице 
И плащаницей укрыт Бог.
А богородица стоит над миром
С белой луною у ее ног.
            Хилэр Беллок 


    The Sussex Drinking Song

They sell good Beer at Haslemere
   And under Guildford Hill.
A Little Cowfold as I’ve been told
   A beggar may drink his fill:
There is a good brew in Amberly too,
   And by the bridge also;
But the swsipes they take in at Washington Inn
   Is the very best Beer I know.

                Chorus

With my here it goes, there it goes,
   All the fun’s before us:
The Tipple’s aboard and the night is young,
Door’s ajar and the Barrel is sprung,
I am singing the best song ever was sung
   And it has a rousing chorus.

If I were what I never can be,
   The master or the squire:
If you gave me the hundred from here to the sea,
   Which is more than I desire:
Then all my crops should be barley and hops,
   And did my harvest fail
I’d sell every rood of mine acres I would
   For a belly-full of good Ale.

               Chorus
With my here it goes, there it goes,
   All the fun’s before us:
The Tipple’s aboard and the night is young,
Door’s ajar and the Barrel is sprung,
I am singing the best song ever was sung
   And it has a rousing chorus.
              Hilaire Belloc   

 
Застольная песня Западного Суссекса

В Гилфорде Хилле и Халсмере пили
Хорошее пиво, как я знаю, всегда.
В Кауфолде даром нальют нищим пиво –
Это крепкий напиток, а не просто бурда.

В Амберли пиво прямо на диво,
И я его пил не однажды.
А в местном трактире лучший эль во всем мире
Для утоления  в жару сильной жажды.

               Хор

Я запеваю и всем предлагаю
Спеть песню с веселым задором.
Начало лишь ночки,
Они вокруг бочки,
Глаза в одной точке,
Подхватят напев дружным хором.

Если стану владельцем обширных земель,
(А такое ведь вряд ли случится),
Посажу на полях я ячмень лишь и хмель.
Не нужны мне ни рожь, ни пшеница.
Если засуха там нанесет вред полям
И погибнет ячмень вместе с хмелем,
Эту землю свою за бесценок продам,
Чтобы брюхо залить крепким элем.

             Хор
Я запеваю и всем предлагаю
Спеть песню с веселым задором.
Начало лишь ночки,
Они вокруг бочки,
Глаза в одной точке,
Подхватят напев дружным хором.
            Хилэр Беллок 

                The Harbour

I was like one that keeps the deck by night
Bearing the tiller up against his breast;
I was like one whose soul is central quite
In holding course although so hardly prest,
And veers with veering shock now left now right,
Of bemding beams until the sacred light 
Shows him high lands and heralds up the day.

But now such busy work of battle past
I am like one whose bark at bar at last
Comes hardly heeling down the adventurous breeze;
And entering calmer seas,
I am like one that brings his merchandise
To Californian skies.   

                Hilaire Belloc

              Гавань

Я чувствовал себя на палубе, как тот,
Кто румпель прижимал к своей груди
На скользкой палубе все ночи напролет,
Ища далекий берег впереди;
Под скрип бимсов, под покровом туч,
Качало во все стороны меня
До тех пор, пока благословленный луч
Не открыл берег и не возвестил начало дня.

Теперь, когда опасность миновала,
Я чувствую себя тем, чье судно у причала
Скользит, скорей пристать стремясь,
Под легким бризом чуть наклоняясь.
Как будто я привез товары сам
К калифорнийским берегам.
            Хилер Беллок 
An Oracle that Warned
the Writer when on Pilgrimage

When early morning seems but eve
And they that still refuge receive:
When speech unknown men understand;
And floods are crossed upon dry land.
Within the Sacred Walls beware
The Shaven Head that boast hair,
For when the road attains rail
The Pilgrim’s great attempt shall fail.

          Hilaire Belloc   

Прорицание, сделанное сочинителю
во время паломничества в Палестину

Когда утром покажется, что вечер наступает,
Люди получат то, что ныне отвергают,
Когда чужую речь они поймут
И по пескам потоки потекут,
Бойся бритоголовых, стоящих в храме,
Бахвалящихся своими волосами.
Когда к святому храму Бога
Пройдет железная дорога,
Тогда цель пилигрима вряд ли будет достижима. 

           Хилэр Беллок
           The Ring
When I was flying before the King
In the wood of Valognes in my hiding,
Although I had not anything
I sent a woman a golden ring.

A Ring of the Moors beyond Leon
With emerald and with a diamond stone,
And a writing no man ever had known,
And opal standing all alone.   

The shape of the ring the heart to bind:
The emerald turns from cold to kind:
The writing makes her sure to find: -
But evil opal changed her mind.
               Hilaire Belloc   
             
               Кольцо
Когда в опалу я попал
И прятаться в лесу валлонском стал,
Я женщине кольцо из золота послал,
Хотя достаток мой тогда был мал.

Кольцо испанских мавров с изумрудом
И с бриллиантом, ценимым знатным людом,
С арабской вязью, не расшифрованной покуда,
 С опалом черным, просто чудом.

Кольцом хотел я узы укрепить,
Смарагдом сердце женское смягчить,
По письменам ее повсюду находить.
Но злой опал сумел ей душу изменить.
      Хилэр Беллок

        Drinking Song
on the Excellence of Burgundy Wine

My jolly fat host with your face all a-grin,
Come, open the door to us, let us come in.
A score of stout fellows who think it no sin
If they toast till they’re hoarse, and they drink till they spin,
    Hoofed it amain,
    Rain or no rain,
To crack your old jokes, and your bottle to drain.

Such a warmth in the belly that nectar begets
As soon as his guts with its humour he wets,
The miser his gold, and the student his debts,
And the beggar in rags and his hunger forgets.
    For there’s never a wine
    Like this tipple of thine
From great hill of Nuits to the River of Rhine.   

Outside you may hear the great gusts as they go
By Foy, by Duerne, and the hills of Lerraurx,
But the rain he may rain, and the wind he may blow,
If the Devil’s above there’s good liquor below.
    So it abound,
    Pass it around,
Burgundy’s Burgundy all the year round. 
         Hilaire Belloc   

    Застольная песня в честь
 превосходного бургундского вина

Добрый хозяин с веселым лицом,
Открой скорей дверь и пусти нас в свой дом.
Мы опьянеть не считаем грехом
И топать и тосты орать за столом,
И среди шуток
Во все время суток
Заливать глотки прекрасным вином.

Когда это вино сообща распивают,
Скряги о золоте не помышляют,
О голоде нищие не вспоминают,
Студенты легко о долгах забывают.
Известно давно,
Что это вино
Лучшим напитком повсюду считают.

Пусть ветер снаружи зло завывает,
Пусть дождь за дверями весь мир заливает,
Пусть дьявол там козни свои затевает,
Кто любит бургундское, его пьет-попивает.
И пусть круглый год
Льется нам в рот
Вино, которое нас опьяняет. 
              Хилэр Беллок
               The Night

My holy Night, that still dost keep
The keys of all the doors of sleep,
To me when my tired eyelids close
Give thou repose.

And let the far lament of them
That chant the dead day’s requiem
Make in my ears, who wakeful lie,
Soft lullaby.

Let them that guard the hornet moon
By my bedside their memories croon.
So shall I have new dreams and blest
In my brief rest.

Fold your great wings about my face,
Hide dawning from my resting-place,
And cheat me with your false delight,
Most holy Night.
            Hilaire Belloc   

        Ночь

Святая ночь, ведь ты должна
Держать ключи от дверей сна,
Мои глаза, ты ночь, закрой,
Дай им покой.

Я заказать хотел бы тем,
Кто исполняет реквием
По поводу кончины дня
Баюкать меня.

Стражи надежные луны
Пусть мне навеют снова сны;
Хотел бы я сейчас вздремнуть
И отдохнуть.

Укрой своим большим крылом
Мое лицо, чтобы потом
Не свел мнимых услад рассвет
Утром на нет.
       Хилэр Беллок
  
           Homage

There is a light around your head
Which only Saints of God may wear,
And all the flowers on which you tred
In plesaunce more than ours have fed,
And supped the essential air
Whose summer is a-pulse with music everywhere.

For you are younger than mornings are
That in the mountains break;
When upland shepherds see their only star
Pale on the dawn, and make
In his surcease the hours,
The early hours of all their happy circuit take.
          Hilaire Belloc   

        Благоговение

Твоя глава, как нимб сияет,
Который у святых лишь есть,
И все цветы, где твоя нога ступает,
Счастливы, что им оказана большая честь. 
У них такой веселый вид,
Как будто музыка вокруг звучит.

Ты утра раннего свежей,
Оно в горах быстрее наступает.
Когда их звезда становится бледней,
Все пастухи ее одну лишь наблюдают.
Она маячит в небе многие часы,
Они их лучшим временем считают.
          Хилэр Беллок

              Noel

On a winter’s night long time ago
(The bells ring loud, the bells ring low),
When high howled wind, and down fell snow
(Carillon, Carilla)
Saint Joseph he and Nostre Dame,
Riding on an ass, full weary came
From Nazareth into Bethlehem.
And the small child Jesus smile on you.    

And Bethlehem inn they stood before
(The bells ring less, the bells ring more),
The landlord bate them begone from his door
(Carillon, Carilla).
‘Poor folk’ (says he) ‘must lie where they may,
For the Duke of Jewry come this way,
And all his train on a Christmas day.’
And the small child Jesus smile on you.   

Poor folks that may my carol hear
(The bells ring single and the bells ring clear),
See! God’s one child had hardest cheer!   
(Carillon, Carilla).
Men grown hard on a Christmas morn;
The dumb best by and babe forlorn.
It was very, very cold when our Lord was born. 
And the small child Jesus smile on you.   

Now these were Jews as Jews must be
(The bells ring merry and the bells ring free)
But Christian men in a band are we
(Carillon, Carilla).
Empty we go, and ill bedight,
Singing Noel on a winter’ night
Give us to sup by the warm firelight.
And the small child Jesus smile on you.   
               Hilaire Belloc   

    Рождественский гимн

Так начинался первый век
(Громче и тише колокольный бег),
Выл ветер и шел сильный снег.
(Вам слышен колокольный перезвон?). 
Святой Иосиф и Мадонна
С ослом брели в ночь утомленно
Из Назарета в Вифлеем без жалоб и без стона.
Христос-дитя увидит вас и улыбнется он.

Они хотят в приюте ночевать,
(Стали колокола тревожнее  звучать),
Но в этот раз решил хозяин их прогнать.
(Вам слышен колокольный перезвон?). 
 Сказал он: «Спят бедные, там, где им велят.
Здесь остановится еврей, он знатен и богат,
И вместе с ним большой отряд».
Христос-дитя увидит вас и улыбнется он.

Вы, люди бедные, внимающие мне у порога,
(Звонят колокола торжественно и строго),
Узнайте, как страдал единственный сын Бога,
(Вам слышен колокольный перезвон?). 
Жестокими людьми он был окружен,
Был бессловесный скот со всех сторон.
В очень холодный день Спаситель был рожден.
Христос-дитя увидит вас и улыбнется он.

Так поступали все евреи
(Колокола  звонят всё веселее и бодрее),
Но мы христиане, не злодеи,
(Вам слышен колокольный перезвон?). 
Идем, гонимые нуждой,
Поем гимн Рождеству ночной.
Согрейте нас, снабдите нас едой.
Христос-дитя увидит вас и улыбнется он.   
             Хилэр Беллок   
            Auvergnat

There was a man was half a clown
(It’s so my father tells of it).
He saw the church in Clermont town
And laughed to hear the bells of it.

He laughed to hear the bells that ring
In Clermont Church and round of it;
He heard the verger’s daughter sing,
And loved her for the sound of it.

The verger’s daughter said him nay;
She had the right of choice in it.
He left the town at break of day:
He hadn’t had a voice in it.

The road went up, the road went down,
And there the matter ended it.
He broke his heart in Clermont town,
At Pontgibaud they mended it.   
        Hilaire Belloc
 
     Овернец

Жил человек, почти что Панталоне,
(Его отец так звал за разные дела),
Ему понравился собор в Клермоне,
Он рад был слушать его колокола.

Ему полюбился колокольный перезвон
За музыкальную веселость.
Когда дочь пастора запела, он
Тотчас же полюбил ее за голос.

Дочь пастора ему сказала «нет»,
Она имела на то право.
Покинул город он, когда настал рассвет,
Он мыслил верно, он мыслил здраво.

В тоске вышагивал он мили
И, наконец-то, в Понжибо остановился он.
В Клермоне сердце у него разбили,
А в Понжибо он сердце сдал в ремонт.
               Хилэр Беллок 
   The Justice of the Peace

Distinguish carefully between these two,
    This thing is yours, that other thing is mine.
You have a shirt, a brimless hat, a shoe
    And half a coat. I am the Lord benign
Of fifty hundred acres of fat land 
To which I have a right. You understand? 

I have a right because I have, because,
    Because I have – because I have a right.
Now be quite calm and good, obey the laws,
    Remember your low station, do not fight
Against the goad, because, you know, it pricks
Whenever the uncleanly demos kicks.

I do not envy you your hat, your shoe.
    Why should you envy me my small estate?
It’s fearful illogical in you
    To fight with economic force and fate.
Moreover, I have got the upper hand,
And mean to keep it. Do you understand? 
               Hilaire Belloc

      Мировой судья

Тебе не мешает четко знать;
Что на тебе, тебе принадлежит.
А мне земля должна принадлежать.
Понятно? Так закон гласит.
Я лорд, владею пятьюстами акрами земли,
Ее нам дали короли. 

Имею право я на них, есть веские резоны,
Так это повелось с давних времен.
Будь тихим, смирным, соблюдай законы,
Знай свое место и не суйся на рожон.
А для строптивых есть стрекало,
Оно надежно быдло отгоняло.

Покорным будь своей судьбе,
Зависть на свете многих погубила.
Опасно, неразумно прибегать к борьбе:
Тебе противостоит экономическая сила.
Кроме того, мое бесспорно превосходство.
Я буду охранять свое господство.
            Хилэр Беллок