Бонавентура

Шли по пыли…
В лицо колокола
Судьбой звучали,
Звонкой политурой.
Одним монахом
Был из них Фома -
Аквинский.
Другой,  - в историю вошел
Бонавентурой.
Испанский странник, –
Он еще не знал,
Что станет тесной
Для двоих Сорбонна.
Их ждал Париж.
Встречал, - он, переливами
Малинового звона.
Пришлось (потом) – заштопать паруса,
Простить грехи
Всем тем, кто виноватый
И отказаться становиться Римским Папой.
Год тысяча двухсотый –
Там, когда-то
Хотелось тоже верить в чудеса.
… Скрипели перья в тесных кельях.
Бог! –
Предметом был раздумий.
В чем натура ?
Людского в Боге.
Где он,– тот итог?
Зачем он нужен нищим и убогим?
И как понять, как знать –
Что там – в конце?
За суеверья нам терпеть!
Пить только воду !
Ждать!
Все в жизни хмуро! –
Решил Фома…
Но не Бонавентура.
Он быть аскетом праведным не смог.
И не хотел – в монашескую обрядиться шкуру.
В зажатых жаться кельях.
И дышал весельем.
В нем иная мера –
И шутки ради, - Орден Тамплиньеров
Восстановил и в чем-то уберег.
Сеной, – рекой судьбы,
Любовь его несла
И звал мажорный слог.
Был забиякой.
А свой докторат,
По теологии, он так писал,
Что обнимал подружку,
За кружкой опрокидывал он кружку.
Грешил и грешен,
Но не виноват.
Любил он ветер. –
В нем его душа рвалась за море
В торжестве рассвета.
И для Фомы,
Чтоб не мешать,
Из Университета
Ушел к пиратам штопать паруса.
Он, вместе с ними, жить хотел спеша.
Пообещал
Им – грешным и виновным, –
Потом прощенье,
После жизни смертной.
Жил по законам,
Может быть церковным,
Но не любил схоластики инертной.
И рвался к солнцу,
А совсем не вниз,
Навстречу бурям.
Жизнь, вообще, каприз.
Всем вопреки и вопреки всех раций.
Теорию он создал – КОНТЕМПЛЯЦИЙ.
Ушел от литургий и синих риз.
Заставил средиземноморский бриз
Встряхнуть знамена,
Жаждущих любви,
Бродяг по свету, рыцарей кинжала.
Смеясь над глупостью судьбы,
Ее, он, - жало
С улыбкой вырвал.
Всей Европы сброд
Заставил верить в Откровенный случай.
Пообещал, что в смерти будет лучше,
Когда пойдут
За ним они в поход.
Крестовый
Не он придумал первый такой обман.
Но в том его заслуга,
Что не боясь анафемы, испуга
Всем объяснил про сущность контемпляций,
Как приближенье к Богу.
Он тысячу развесил прокламаций
По всей Европе
От имени Иисуса и Креста:
Жизнь, в своей сути, – пристально проста.
Дана короткая,
Но быть нельзя всем кротким.
Есть много радостей.
И, – строились полки
Оборванных, надорванных.
Возможно,
Не все происходило осторожно.
Горели города.
Но, – трижды, у реки Иерихон
Знамена синие и с золотым крестом
Тогда, – тот – сарацинский, грабили
Святой Иерусалим.
Зато – ПРОЩЕННЫЕ,
Одетые и в бархат и муслин
Те, что остались,
Возвращались в села
И города.
И жизнь была веселой.
Но, главное,
Надежда
Была у каждого отверженного.
Стать – праведным, почти святым.
Пустым, -
От сброда стал Париж и Рим.
А где Бонавентура?
Никто не скажет – в чем его натура!
Молчат теологи.
Забыта его школа.
Он  жизнью  жил веселой –
Святым при жизни !
Нет, на помост
И в Ватикан,
В собор Петра и Павла,
Не поспешал.
Престол Вселенский для него был мал.
Святое, грешное –
В нем все срослось внахлёст.
Из золота, – Магистру,
Во весь рост.
Злодеи ли ?!
Под окнами его дворца
Воздвигли монумент
Он стал СВЯТЫМ
При собственной, при жизни
И всеми признан.
Да, сейчас забыт.
И собственной отчизной
И всеми.
Семьсот промчалось лет...
А, все таки, он свой оставил след.
В одном лишь имени
Всех спектров политура:
Он личность, - он БОНАВЕНТУРА.
Сам Ватикан об этом, неспроста молчит.
Уж так, сподручней.
Лучше,
Если жизнью скучной
Народ живет.
Пусть будет
Плесень, серость, тина.
На всем останется для них.
Фома с Аквина, -
Куда удобней!
Скромница, аскет
Жил в одно время, он,- с Бонавентурой.
И умер тоже в восемьдесят лет.
Но жил не громко, тихо и понуро.
Что-то писал.
Кто помнит?
Молодым,
Не интересно,
И остальным, постарше, - не известно.
Пергамент и бумаги ушли в дым.
Да, наш испанец,
Смог стаь святым при жизни.
Так судьба смеется,
Что и сейчас в святых тот остается
И кто рассудит:
Правильно так? – Нет?!
Святым, - признала Церковь !
… Фому Аквинского
Святым признали тоже
Единогласно
(после смерти через триста лет).
Остался от него портрет,
Где он, весь старый,
Весь седой, несчастный.
В руке свеча.
А на столе сухарь.
Недоедал.
Потом сказали: гений!
Для будущих открыли поколений.
Но на портрете
В тех глазах печаль.
При жизни был не понят!
Жаль!
И похоронен не известно
Точно где.
Забытый, как зарытый долг.
На целых три столетья
Просто смолк.

В чем же счастье ?
Думаю о том.
И прав Бонавентура –
Бог – в  человеке.
В нас его натура
Летит навстречу звездам.
Жить спеша велит Господь.
И праведной душа
Не может быть при жизни.
Время вспять
Не повернется!
Есть – Величай Случай.
Я думаю опять, опять, опять –
Быть и любить,
Бонавентурой, лучше!

14.10.-10.11.1996