Стакан
Василич сладко потянулся в дверях и пощурился от низкого вечернего солнца. До конца рабочего дня оставалось всего десять минут, и вряд ли ещё кто-то из клиентов появится. Он подошёл к «столу», слегка прихрамывая на сломанную в прошлом году ногу, и водрузил на него поллитровку. Сегодня была пятница, и работники шиномонтажки имели полное право шлозакончить эту неделю, пропустив пару стопариков.
«Стол» представлял собой три широких покрышки сложенных друг на друга и накрытых сверху листом аккуратно вырезанной фанеры. Вокруг него были наполовину вкопаны вертикально в землю ещё четыре покрышки, служившие стульями. Мужики любили это тихое место под навесом старого тополя, и выпивать здесь по пятницам было гораздо приятнее, чем в каком-нибудь прокуренном баре.
Следом из дверей показались и остальные: Фёдор – молчаливый двухметровый здоровяк средних лет, сильный настолько, что руками приподнимал машину и одними пальцами затягивал болты на колесе; Андрюха – ровесник Фёдора, но в противовес ему низкорослый, худой и болтливый; и Димыч – самый молодой, недавно пришедший в коллектив паренёк, гонористый, но рукастый.
Василич любил их всех отцовской любовью, имея в свои пятьдесят пять жену, трёх дочерей, двух внучек и ни одного мужика в доме, кроме самого себя. Поэтому и чувствовал он себя среди коллег свободно и легко, отдыхая на работе от «бабьих» порядков.
Он засунул чёрные от мазута пальцы в рот и громко свистнул:
- Стакан, пошли выпьем!
Из-за угла к нему нёсся со всех ног некрупный поджарый пёс, одно ухо которого твёрдо стояло, как у овчарки, а другое безвольно висело, делая его и без того несерьёзный вид, ещё более смешным.
Стаканом его окрестил Андрюха. В очередную пятницу, когда все сидели за «столом», он вдруг возмущенно вскрикнул: «И где стакан?». В ту же секунду у него между ног вынырнула рыжеватая голова совсем ещё маленького и не имевшего клички щенка. Мужики дружно смеялись, а собаку с тех пор шутливо звали Стаканом, и вскоре это имя стало принадлежать ему официально.
Кто обрюхатил мамашу Стакана, мужики не знали. Но когда у статной и широколапой, словно медведь, Тайги родился щуплый и тонконогий единственный щенок, они не переставали поражаться и восхищаться пронырливостью неизвестного им собачьего шалопая, покорившего Тайгу. А в последствии Василич всегда говорил, что вместе с неказистой внешностью Стакан унаследовал от своего папаши настырность и хитрость.
Тайга погибла под колёсами машины спустя три месяца после рождения Стакана, и Василич лично выхаживал ещё маленького и слабого щенка, таская для него из дома, как первоклашка, котлеты и колбасу, чем вызывал гневное ворчание своей жены Натальи.
По собачьим меркам был Стакан откровенным дураком, способным вмиг завести своим пронзительным лаем собачью свору на драку или преследование проезжающих мимо машин, бесстрашно хватая их зубами за покрышки. Гнал машины Стакан с таким остервенением, что Василич всерьёз верил в то, что тот мстит за гибель своей собаки-матери. Но надо отдать ему должное, к людям Стакан был предельно добродушен. Постоянные клиенты любили его и всегда привозили с собой угощение псу. А работницы соседних магазинов всегда держали наготове миску собачьего корма, на случай, если Стакан забегал к ним. Но при этом обилии подачек тот всегда оставался голодным и тощим.
Василич присел на покрышку, ласково теребя Стакана за холку. Тот, сидя на земле, вилял хвостом с такой силой, что поднимал вокруг себя облако пыли от сухой почвы, а с вывалившего из открытой пасти розового широкого языка падали вниз капли.
- Что, брат Стакан, устал, набегался? – Василич протянул собаке кусок колбасы, который мгновенно был проглочен.
Сбоку присел Димыч, и Стакан мгновенно переключил всё внимание на него, тыча носом в ноги и иногда трогая того лапой, напоминая о себе.
- Да отстань ты, шельма! Никакого прока от тебя, не собака, а смех. Даже охранять не сможешь. Только закуску сжираешь! – Димыч дёрнул коленом, отталкивая пса.
Он недолюбливал Стакана с того самого дня, когда тот, прыгнув на Димыча лапами, сдернул с него слабо сидящие рабочие штаны, обнажив ему зад. Всё бы ничего, да только Димыч стоял в этот момент спиной к симпатичной клиентке, подписывая для неё документы над столом. И все его получасовые попытки закадрить её перед этим пошли насмарку.
Стакан же, напротив, души в Димыче не чаял, ходил за ним следом и у стола неизменно сидел рядом, выпрашивая подачки, и в жёлтых собачьих глазах светилась неподдельная любовь.
Василич считал Стакана идеальным собутыльником. Спиртным с ним делиться не приходилось. На рожон он не лез, в отличие от захмелевшего Андрюхи. Не болтал без умолку, в отличии от Фёдора, который молчал всю неделю, но стоило ему чуть выпить, слова из него текли рекой, будто он копил их все эти дни, а в пятницу они вырывались наружу. А ещё Стакан не травил часами пошлых анекдотов, как Димыч. Зато слушать Стакан умел, склонив свою голову набок, и лишь иногда щёлкал зубами, кивая своей нелепой мордой, будто соглашаясь с Василичем. Поэтому-то и звал его тот каждую пятницу к «столу» и считал его полноценным другом и коллегой. А мужики всегда предлагали Стакану выпить, подсунув тому под нос стопку с водкой, отчего тот громко чихал, вызывая бурный хохот шиномонтажников. Был у Стакана даже свой собственный прибор – старый, гранёный, найденный Василичем на складе и отмытый. В него он наливал псу воды и чокался с ним.
Мужики уже расселись в предвкушении, когда из ворот вышел молодой человек, по-видимому, клиент. Молодой и холёный, он свысока поглядел на импровизированный «банкет».
- Я там тачку подогнал! Гляньте, чё-то стучит, - клиент стряхнул несуществующую грязь с брючины.
Василич привстал и подошёл ближе к парню.
- Извините, но мы уже закрыты! Приходите в понедельник.
- Вижу я, как вы закрыты! Бухать время есть, а машину посмотреть нет!
Пропусти! – парень со злобой оттолкнул Василича, стоящего в недоумении в проходе ворот. Он покачнулся и неаккуратно ступил на больную ногу. Нога не сдержала веса, направленного на одну неё, и Василич неловко упал на землю.
Никто даже не заметил, в какой момент Стакан стрелой настиг «обидчика», повиснув на его брюках крепкой бульдожьей хваткой. Не известно, сумел ли прикусить пёс чуток мякоти, но завизжал «крутой» как девка.
- Уберите шавку свою! – парень крутился вокруг свое оси, расручивая Стакана как на карусели, - А то разнесу всю вашу шарашку к чертям!
Стакан разжал челюсти, шлёпнулся на землю и, отряхнувшись, подлетел к сидящему на земле Василичу.
- А ну пошёл отсюда! – над столом нависла тяжёлая фигура молчаливого Фёдора, - Приедешь ещё раз - ноги вырву лично!
Клиент, матерясь, пошел прочь, на последок громко пнув дверь. Василич тяжело поднялся.
- Защитник ты мой! Стакашечка! – он ласково теребил висячее ухо, - А ты, Димыч, говорил, что не на что не годится.
Димыч, сдаваясь, вскинул в воздух руки, но при этом потерял равновесие и упал с колеса. Через секунду морда Стакана уже маячила перед его лицом, щедро облизывая, норовя попасть языком прямо в губы.
Димыч, отплёвываясь, встал, растирая собачьи слюни рукавами под хохот публики.
- Вот зачем ты его держишь, дядь Борь? Идиот ведь, а не собака!
-Для души, Димка! Для души! – Василич промокнул выступившие от смеха слёзы.
В понедельник Стакан почему-то не появился. Это было не впервой – он частенько убегал на денёк по известным только ему собачьим делам. Но когда он не появился и в среду, Василич затревожился.
Он чаще обычного выходил на улицу, крутя головой по сторонам, но собаки не было.
- Да не бойся ты, дядь Борь, прибежит твой волкодав, только еду готовь! - Димыч подбадривающее похлопал Василича по плечу.
- Конечно прибежит… Всегда прибегал… - растерянно успокаивал сам себя Василич.
Но Стакан не появился и к пятнице. «Стол» был почти накрыт, по дворику витал смачный запах чесночной колбасы. На столе стояли приготовленные ёмкости. И Василич уже приготовился крикнуть в надежде извечную фразу «Стакан, пошли выпьем!», как в ворота просунулась светлая голова продавца соседнего киоска Леночки.
- Борис Василич, вы видели? – она шмыгнула покрасневшим носом, - Стаканчика то вашего пристрелил кто-то! Вон за овражком лежит.
Закапали Стакана тут же возле раскидистого тополя. Мужики понуро сидели за столом. Василич шептал под нос: « Разве так можно? Ведь всего лишь штаны порвал…» и тайком смахивал скупые слёзы. Фёдор, насупившись, рисовал пальцем что-то невидимое на фанере. Андрюха почти вслух посылал проклятия в адрес «крутого», обещая прибить его домкратом. А Димыч сидел, закрыв глаза, и в тот момент ему казалось, что на колене у него лежит тёплая тяжёлая собачья голова, в нетерпении сглатывая слюни.
На столе стояли четыре пустых стопки и гранёный стакан. Пить сегодня почему-то не хотелось…
Свидетельство о публикации №115120202567