Белым ложится на чёрную землю...

* * *


Сухой ноябрь. Желтеет облепиха
собором спелым каталонской лепки.
И Гауди Антоний дышит тихо
сквозь сизый сон пырея и сурепки.
Куст облепихи празднично и густо
и ягодами полон, и шипами.
Да будет жить, - в царапинах, - искусство,
как раненая нежность между нами.

Да освежит язык мне лёд облатки -
осеннего ковша кружок подмёрзлый,
и нищих туч холщовые заплатки
да светят над зрачком речушки Ворсклы!
Лимонный храм, предтеча каталонца,
колючий арлекин, сорочьи тризны...
Чем ближе стынь, тем кровней проблеск солнца
средь терний, желтизны и укоризны.




*  *  *



Вновь подступает средь ночи зима,
белым ложится на чёрную землю.
Равною мерой, что будет, приемлю –
посох ли посуху, сумма ль – сума.

В мокрую глину, в ноябрьскую стынь
падают конники и пехотинцы.
Мёртвых венков – ярко-дики гостинцы.
Я бы хотел к изголовью – полынь.

Я бы просил на помин принести
ветку полынную, пряно-седую.
Снова вдохну – и почти не тоскую.
Словно не жизнь проиграл я вчистую,
словно заснул на минуту в пути... 




Перевод на сербский
язык



*  *  *



Опет стиже усред ноhи зима
белим леже на црно теле шум.
Равном мером све што буде примам -
кап, штап, канап, ум ил друм ил хум.

Под новембра лед, у глину иду
коньаници и пешаци смели.
Венци мртви - дивльи дар у виду.
Jа бих хтео за узгавлье - пелин.

Молио бих за помен тек жуту
пелинову гранчицу, над ньивом.
Продисаhу - без туге, саньиво.
Ко да навек не изгубих живот,
него заспах, за тренут, на путу...


Перевёл на сербский
Вдадимир Ягличич