И нежной присяге никто не изменит из нас...

Сергей Шелковый

Переводы с чешского





Витезслав Незвал



Игра в кости


В казино, где на ткани зелёной
продолжаю я игры с судьбой,
мне Химера с улыбкой кривой,
снова хвалится картой краплёной.

Так целуй всё пьянее меня
сквозь цветные фантомы гашиша!
Я, свой «Вальтер» на флейту сменивший,
на вороньей готической крыше
поддаю каждой ноте огня.

Бой часов - выстрел громкий и меткий.
С нежной кожицы марионетки
ткань прозрачная соскользнёт.
Ночь не даст на письмо ответа,
глаз поранится риской света.
А Химера, с ухмылкой, ждёт.



Носовой платок


Я еду прочь. Тебя сквозь слёзы вижу.
И вот уже платок кладу в карман.
Весь этот мир, цветной плакат бесстыжий,
сорву, сомну и брошу в океан.

И в реку слёз нырну, в смятенье духа,
и в сотый раз ландшафт переломлю.
Прости мне, певчий дрозд, провалы слуха -
то хрипну, то заикою скриплю.

Платок трепещет. Городские норы
гротеском ночи втянуты в туннель.
Увы, но смерть - не лабиринт, который
под утро приведёт в чужой отель.

И ты, любовью мечен, как дель Сарто,
прекрасной даме возврати платок.
А смерть - кульбит, лишь краткий миг азарта.
Взлетай же, острокрылый ястребок!





Ярослав Сейферт


Май


Дозорная башня без устали дарит кому-то
белейшее облако и ясно-синий Синай.
И всё, как обычно, - воздушен, и нетто, и брутто,
поэт осеняет стихами свой месяц, свой май.

И он же вздымается в бронзе над Площадью Рынка,
и пара влюблённых глядит, с любопытством в глазах,
как в бронзовый лист он врезает пером, словно финкой,
надзвёздные притчи и сведенья о чудесах,

стихи гравирует о доле людской и печали,
о том, что минуют напраслины всех перемен.
А может, о лучшем - о женственном грезит начале,
о благоухании роз, преклоненье колен.

То Дворжак вструбит, то охотничий рог над горою,
жар-цвет одуванчиков в Пражский вливается Град.
И девушка прячет лицо на плече у героя,
где верность упора знавал и ружейный приклад.

И вправду, Маэстро, призыв Ваш - прекрасен и вечен.
Воскликнете «Май!» - и пронзает до дрожи приказ.
Вот время любви наступает, магический вечер,
и нежной присяге никто не изменит из нас!




Лампочка


Вокруг застеклённого огня
клубится
рой мерцающих крылышек.
И Томас Алва Эдисон,
отрывая взгляд от книги,
молча усмехается.
Боже!
Мистер Эдисон -
Вы спаситель мотыльков!




*  *  * 


Грудь твоя – словно яблоко
из Австралии.
Нет, две груди твоих –
словно два яблока
из Австралии.
О, как любы мне эти подсчёты!




Вера Копецка



Самое дорогое


Всё время она
перед моими глазами
в галерее жизни
гора Йештед
грудь земли
от которой ветер
прилетает пить
плодородное лоно Полабья
обласканное лучами солнца
Подарки полученные
мной от судьбы
лентами Лабы и Влтавы
перевязаны
сотнями голубых лент
малых потоков
Кровь тех ручьёв и рек
в моих жилах кружит
От гор я впитывала
любовь и образность
Долины давали хлеб

И вместе с каждым
зёрнышком
возвращаюсь я
к груди
земли моей




*  *  *


Перед дождём
посею на грядке слова
Взойдёт стих




Словно лебедь


Словно лебедь
над гладью пруда
пролетел в сумерках
твоих дней
И отражение его
в наплыве времени
поспешно утонуло




Мать


Поражена тишиной
оставшейся
от плача ребёнка
С болью
от пустоты дней
стояла на ветру
руками касаясь
седого неба




О звёздах


Бывают звёзды
распахнувшие небо
стремительным полётом
Упав в траву
сверкают каплями росы
цветами ромашки
белыми снежинками
Бывают мгновения звёздные
после которых в глазах
остаётся тень
синеватых далей
и странный блеск
водной глади
Пролетел ты
над моей жизнью и засиял
Звёздное притяжение
подняло прилив
до самой пропасти
И свет
за горизонтом
медленно гаснет




Расставание


Под ногами
изгнанных из Рая
ревёт лава
На сердце лёд
Во взоре нож
На языке ложь
Непокой и хаос
перед бурей
Рушат всё





Алоиз Маргоул


Крестный путь


Каждый из нас
несёт крест
на сгорбленных плечах
Дорога камениста
и тянет вниз

А на Голгофе
уже открылись
киоски со шпикачками




Перевёл с чешского
Сергей Шелковый