Ну здравствуй

Ну здравствуй, мой молодой друг. Вот опять мы встретились, опять у моря. Сколько осеней прошло с тех самых пор? Всего лишь две? А на сколько писем я так и не дождалась твоего ответа? Снова «два»? И нас тут двое. Только я и ты. И море.

Всмотрись
 в его бесконечность.
Вдохни
 редкий запах свободы.
Запомни, что слово «конечность»
От слова «начало» исходит.

Приди
ясной летнею ночью
На пирс,
 здесь стоявший веками,
И злобно махая руками,
Проверь влажный воздух на прочность

Забудь
 свой покой, свою радость;
Примерь
Мою душу и мысли.
Прибей, как Иисуса, гвоздями
Надежды на светлую жизнь и…

- И тебе привет, моя дорогая, - боже мой, как давно я не слышала этот голос! – Я тоже ужасно скучал.
- Я не заметила…
- Ты много чего не замечаешь,- вздохнул Паша, - особенно глобального. Например, как я любил тебя.
- Давай уточним, - это было тяжко, но необходимо, - ты любил не меня, а мое имя. И вино.
И да, большое видится на расстоянье. А у меня слишком плохое зрение, - почти не соврала. Пауза. - Ну как я тебе? Изменилась?
- Ждешь комплиментов? Молодец. Дождешься. Я не думал, что это возможно, но ты стала еще прекраснее. Кстати, рыжий тебе к лицу, ундина, - и Пашенька нежно погладил меня по волосам.
Это было приятно и одновременно грустно. В сто раз важнее красоты внешней и этих слов мне было б… ах, если б он заметил, сколько теплого счастья разливается сейчас в моих глазах, как дрожат и мерзнут пальцы и ладошки среди зноя летней ночи. Я вся трясусь то ли от радости, то ли от безнадеги и злобы: вот он, передо мной тот человек, которому когда-то я поверяла все свои тайны и печали, могла делиться с ним каждой ноткой своей немузыкальной души. И сейчас между нами всего полметра, но целых два года разлуки и тишины. Как он мог? Почему так долго молчал? И если б не случайная встреча, бьюсь об заклад, не вспомнил бы даже. За что ты так с нами, время?...
- Да ну все к черту, - резко сорвалось с моих уст, и я сделала шаг к нему, - Иди, обними меня! Я так скучала!
И в этом не было ни капли лжи. Особенно первый год разлуки с моим сердечным другом был тяжел. Убедить себя, что между нами самая искренняя и крепкая дружеская любовь – ничего не стоило. Принять тот факт, что между нами тысяча километров – ну нет… никак!
- Паша, Пашенька, боже мой! Не могу поверить, - чуть не плакала я, - у меня и надежды уж не было когда-нибудь еще увидеть тебя! Дай же насмотреться! Запомнить!
Мои ладони плавно легли на его волосы, а глаза не могли оторваться от его глаз: все те же, цвета утреннего моря, по-детски смеющиеся и влюбленные в неизвестно что - опять в какую-нибудь дурость, ерунду.
- Ну что ж, давай, расскажи мне о будущем. - я взяла его под руку и поманила в уют хвойных аллей, где пристальный взгляд  Луны не так надоедлив, - Или опять перемоем кости прошлому? А было ли оно вообще?
- Неплохо, если б не было. Знаешь, все, что «вчера» граничит с нереальностью. Вот, например, вчера еще не было тебя – и это уже кажется абсурдом.
- Вчера мы с тобой не существовали… так же, как сегодня не существует вчера.
Капля молчания теперь уже не казалась мучительной и несправедливой: здесь ей самое место. Мы идем, вслушиваясь в красоту и неизбежный конец ночи, дышим в такт, думаем в унисон. И так много надо сказать! И так нечего!
- Пойдем поближе к морю? Оно так давно нас не видело, - и Паша, не дожидаясь ответа, развернулся обратно.
- Паш! – окликнула я его. Он замедлил шаг и обернулся, - я хочу с тобой кое-чем поделиться.
Он кивнул и остановился.
- Давай только сначала дойдем до моря: оно все услышит, все стерпит.
Мы сели на излюбленное наше место: край пирса, не слишком высоко поднятый от моря, так, что брызги долетают в лицо, но не агрессивно, а больше с лаской, успокаивающе.
- В общем, помнишь, я говорила, что живу чужими жизнями? – он опять кивнул, даже не отводя взгляд, чтобы вспомнить, будто это было вчера, - так вот, теперь все много хуже…
Я уперлась глазами в противоположный берег, где уже увядали цветы фонарей, и, стараясь больше даже донести свою мысль маяку, одиноко там стоявшему еще с тех пор, как обо мне не слышал мир и я не слышала о нем, судорожно подбирая слова, начала:
- Я превращаюсь в маньяка, в ненасытную тварь, все время жаждущую огня, страсти, скорости, движения, эмоций. Я умираю от скуки! И только то, что находится за гранью нормального, обыденного, принятого – вот пища для меня, уже язык не поворачивается говорить слово «душа». Я провоцирую людское горе, счастье, желание – и наслаждаюсь зрелищем, как вампир. Ты когда-нибудь видел, как предают возлюбленных? А я была тому причиной. И вот тогда сердце билось чаще, а вместо крови во мне текла энергия, колючая, будоражащая.  А внушить человеку безысходность? Манипулировать им? И наблюдать, как за подопытной крысой, уже за сломленным существом, не имеющим ничего, кроме тела, ибо душа его уже в моих руках. Быть кукловодом, рисовать улыбки по своему хотению или ломать. Без всяких на то причин, и без, конечно же, последствий для меня.
А потом сидеть, смотреть в одну точку и ждать угрызений совести. Вот что самое страшное, Паша! Их нет! Эта сука молчит уже очень долго, а может даже умерла. И даже лицо мое не краснеет при самых гадких выходках и ситуациях!
Похоже, я становлюсь достойным выродком-яблоком современного человечества-яблони.
- Ну здравствуй, новый герой нового времени! – голос торжественен, но взгляд  полон серьезности и опаски. Паша замолк, пристально вглядываясь в мои глаза.
- Но ты же никогда не причинишь боль мне? Или своим любимым, дорогим людям, ведь так? Ты ведь играешь только с теми, кто этого достоин? Иначе ты действительно чудовище, - он попытался улыбнуться, но видно было, что очень боялся ответа.
А небо уже загоралось, изгоняя демонов и любовников ночи восвояси; Солнце как всегда торопило время из любви к смерти, заранее презирая закат.
- Рассвет. Мне пора. – и не оглядываясь я ушла в сырое утро.