Путешествие в Оренбург или у страха глаза велики

Даже сейчас далеко не все россияне, что уж говорить об иностранцах, имеют чёткое представление о местонахождении нашего славного города. А в 19 столетии для столичных господ Оренбург был чем-то экзотическим – азиатским пределом огромной Российской империи, куда мало кто приезжал по своей воле. Но именно жажда новых впечатлений занесла на задворки империи одного столичного весьма искушённого путешественника. Позже он оформил собственные впечатления в путевые заметки, которые затем напечатало одно из столичных изданий. На довольно длительное путешествие искушённого господина сподвигла недавно построенная железная дорога и любовь к литературе, точнее, пушкинская «Капитанская дочка» и биография поэта Тараса Шевченко. Хотя, с самого начала столичный путешественник отнёсся несколько предвзято даже к самому названию города: «Само название города звучало неприятно. Среди азиатской пустыни и вдруг немецкий город Оренбург! С какой стати вдруг «Орен»?»
 Здесь стоит напомнить, что «орен» в переводе с немецкого означает «уши». Именно за эти выступающие части своего цивилизованного тела очень боялся столичный путешественник, убеждённый, что именно на его европейские уши будут охотиться варвары-киргизы в этом весьма нецивилизованном городе. Уверенный, что Оренбург был основан немецким тираном Бироном, путешественник не ждал здесь ничего хорошего. Это почти то же, ежели попасть в племя к африканцам-людоедам.
Даже большой красивый вокзал показался ему зловещим, «ведь это последний вокзал, последняя пядь европейской земли. В нескольких саженях отсюда за рекой Уралом начинается матушка- Азия. Отсюда на запад – вольная дорога, куда хочешь. Садись в вагон и на одиннадцатый день вас высадят в Лиссабоне. Не то, если вы направитесь не в Лиссабон, а в Пекин. Вместо вагона – верблюд, вместо одиннадцати дней – полгода. Да и в полгода едва ли доедете…живым: или китайцы ни за что – ни про что заживо распилят вас пополам деревянной пилой, или тут же в виду Оренбурга пристукнут конокрады-киргизы, или свои же казачки, которые переодеваются для грабежа киргизами», - нагонял жути на читателей столичный путешественник, видимо, для того, чтобы они в полной мере оценили его невероятную смелость. В общем, сойдя с поезда, бывалый путешественник не чаял оказаться хоть в какой-то гостинице, т.к. и извозчик -татарин,  и его лошадёнка башкирской породы, и экипаж – маленькая долгуша на дрогах – всё казалось ему зловеще-странным. Таким же ему привиделся и Караван- Сарай. А огромный строящийся Казанский собор и весьма приличную, европейского вида гостиницу столичный франт просто пожалел: «Бедный собор, бедная гостиница! Жутко вам в Азии!»
«С жутким чувством я смотрю из своего номера на площадь азиатского города. Да, действительно, тут Азия. Вот гульбами ходят татарки, с головой кутаясь в свои кафтаны. Вон прискакали на своих мохнатых лошадёнках двое башкир с высоко поднятыми ногами, сидя левым плечом вперёд, в правой руке нагайка», - делился впечатлениями столичный гость, которые в первый день своего пребывания на оренбургской земле получал исключительно из окна гостиничного номера. И даже эти впечатления убеждали его в том, что ничего хорошего с ним в этом странном месте произойти не может. Прямо-таки священный ужас внушали бывалому путешественнику киргизы на верблюдах. Хотя он не раз видел этих животных в других странах. Но одно дело верблюды, например, в Сирии - «в стране красавцев-людей и красавицы-природы», и совсем другое дело в Оренбурге. «В других местах люди были более людьми, чем эти киргизы, а верблюды, а верблюды более походили на творения Божие, чем верблюды здесь. Здесь это куча тулупов. На киргизе тулуп, его малахай – кусок тулупа, верблюд – тулуп, вывороченный наизнанку. И эта куча движется на четырёх ногах, похожих на ходули на длинной шее – всклоченная овечья голова, которая ворочается в разные стороны, как флюгер, жалобно стонет и рычит. Куда заехал? Где построен этот Оренбург?», - отчаянно восклицал бывалый путешественник, опасаясь высунуть нос из своей гостиницы. В первую беспокойную ночь на оренбургской земле ему снились далёкие страны и города, где он успел побывать. Идиллические картины Парижа, Неаполя и блеска лазурного моря нарушил, ворвавшийся в сон страшный киргиз с острым ножом на безобразном верблюде, и «всё тянется, каналья, к моим ушам…». Но,  несмотря на ночные кошмары, утро оказалось довольно добрым. Столичный гость сумел преодолеть животный страх перед пугающей неизвестностью и вышел за пределы гостиницы. Оказалось, что «Оренбург совсем европейский город и при этом премилый, даже красивый. Лучшая его часть застроена каменными домами в два-три этажа. Много казённых зданий, два корпуса, институт, больницы, присутственные места таковы, что их не совестно было бы поместить в Петербурге». И, разумеется, никто не собирался посягать на уши и другие части столичного гостя. Оренбуржцы оказались симпатичными, добропорядочными и даже благообразными. Чем больше путешественник знакомился с городом, тем больше он ему нравился: «Оренбург мне живо напомнил Дамаск. И тот и другой стоят на рубеже культуры и варварства… Конечно, Оренбург меньше, но он во сто раз более европейский город, чем дикий Дамаск». Осмелев окончательно, столичный гость направился на другой берег Урала: «За рощей степь. Широкая дорога идёт на юг в Илецкую защиту. Оттуда тянутся на волах обозы с солью и караваны верблюдов с товарами». И уже полностью влюблённый в Оренбург, бывалый путешественник призывал своих читателей непременно посетить этот удивительный и ни на что не похожий край.
В материале использованы документы Оренбургского областного архива, предоставленные Татьяной Судоргиной.