Ожившая

Средь искусственных роз,
Под присмотром холодного мрамора,
Там слеза не растопит камень.
Она душу свою там оставила
На растерзанье печали.

Там в безмолвии диком и музыке,
Звуке крыльев и песнях ворон
Затесалось крылатое чудище
В откровении страшном немом.

И никто не оплакивал ангела,
Но слезились глаза над смешным,
Над безжизненным, ныне вместилищем
Над храмом святых без святынь.

И фигура её тёмно-светлая,
Ликом добрым и разумом тьмы
Ожила одинокою полночью
Под присмотром кровавой луны.

От чего, расскажи, моя матушка,
Греют слёзы дорожную пыль?
И по мне, почему не страдают?
Я как роза, она как полынь.

От чего над бескрылым созданием
Ко всему беспристрастным глухим,
Склоняют в молчании головы
И обходят меня, как пустырь?

Разве я не красива достаточно?
Дочь луны, извращенье творца?
Или в горе своём виновата я?
Что виню свою мать и отца?

Замолчало ночное отродье .
Облик ангела дьявольский яд
В совершенстве своем усомнённая
Понурила свой каменный взгляд.

Ну скажи мне, безумный мой скульптор,
Я так жажду их слёз и тепла,
Или в клочья кромсал моё тело,
Чтобы вечно влекла меня мгла?

Я упал на колени виновный
И прижал неродное дитя.
Словно кровью моей напитавшись
Та с укором глядит на меня.

Не скажу ей, что камень терзая,
Для свободы её согрешил
Ведь так верил в её бездыханность
И так верил в тела без души.

А теперь глупо так извиваюсь,
Наизнанку я вывернул суть.
И мутит меня с каждого слова,
И на вкус моё слово как ртуть.

От вопросов её я испуган,
И ругаю себя и корю,
Я истерзан, измучен скульптурой.
Пронизанный болью горю.

Ты была моим чудом ошибочным,
Как луна, как обманчивый свет.
Ты моё совершенное детище
Ты и мой непростительный грех.

Средь искусственных роз,
Под присмотром холодного мрамора,
Под слезой не растаял камень
Я душу свою в покаянии
Ей на вечные пытки оставил.