Голод

Древнее проклятье, вечное, как мир –
В холодные объятья возьмет тебя вампир.
И, злобно усмехнувшись, клыки свои вонзит
Туда, где кровь по венам горячая бежит.

Его не остановит мольба и крест святой,
Если он захочет явиться за тобой.
Под покровом ночи, исполнив план простой,
Он отравит душу навеки пустотой.

Но стоит ли в жестокости вампира обвинять?
Быть может, сам не в силах с собой он совладать.
Неведомая сила влечет его во тьму,
И что его сгубило, известно лишь ему…

Давным-давно в прекрасном, цветущем городке,
Что был воздвигнут кем-то на большой реке,
Жил род один дворянский, древний, но простой,
Он славился в округе своею добротой.

Хозяин дома, герцог, был стар и справедлив,
Покоем наслаждался, дела все отложив.
С отцовскою любовью воспитывал он дочь,
В любой ее невзгоде готов был ей помочь.

И дочь на загляденье красавицей росла,
Тихою, послушной, невинною была.
Сияли чистотою огромные глаза,
Как золото, сверкала длинная коса.

В своем благополучии она жила, шутя,
Резвилась и играла, как малое дитя.
Любила своих кукол и на балах порхать,
И с няньками садилась картины вышивать.

Однажды на прогулке среди подруг-друзей
Чей-то взгляд холодный почудился вдруг ей.
Затрепетало сердце в предчувствии дурном,
И думать не хотелось ни о чем другом.

По аллее парка спешит она домой,
И вечер красит небо краской золотой.
И уже у дома, у самих дверей,
Кто-то незнакомый обратился к ней:

- Милое созданье, одна в столь поздний час…
Наверное, все слуги давно уж ищут Вас…
Ей он поклонился и руку протянул,
А взгляд очей зеленых прям в сердце проскользнул.
Он был высок и молод, ухожен и богат,
Но пробирал до дрожи один лишь его взгляд.
Что-то колдовское было в тех зрачках,
И еле удержала она себя в руках.

Ему в ответ кивнула и имя назвала,
В замок свой скользнула, но ночью не спала.
Ей чудились кошмары и незнакомец в них,
И пламя, что пылало в его зрачках больших.

Сменялись дни ночами, забылся случай тот,
И друг семьи их близкий отца на бал зовет.
Кружится дочь там в танцах, как прежде, весела,
Как вдруг рука мужская на руку ей легла.

Знакомый смуглый профиль, зеленые глаза…
И снова в ее сердце тревога заползла.
А он лишь улыбнулся: «Увидеть рад я Вас,
Подарите мне танец всего один сейчас?»

Не смела отказаться герцогская дочь,
И в танцах с ним кружилась, покуда длилась ночь.
Но только лишь запели с рассветом петухи,
Как выпустил ее он из своей руки.

С тех пор они встречались в гостях и на балах,
Про мир весь забывала она в его руках,
Как будто в наваждении, смотрела на него,
А утром просыпалась, не помня ничего.

Коварный незнакомец, как с куклой, с ней играл,
Но однажды ночью час роковой настал.
Он встретился с ней в парке, в объятья заключил,
И в порыве страстном ей шею обнажил.

Она не понимала, что происходит с ней,
Лишь к нему прижаться хотелось все сильней.
И вот он наклонился, клыки в нее вонзил,
Проклятья ядом смертным ее он отравил.

Одно лишь не предвидел – под полною луной
Может возвратиться к тебе твой дар дурной.
В ответ на его ласки, вдруг голод ощутив,
Она в него вцепилась, до крови укусив.

Насытившись, вернулась  она к себе домой,
А утром вспоминала сон необычный свой.
Но, к зеркалу поближе утром подойдя,
Себя в нем не узнало прекрасное дитя.
 


Былая где невинность, а с нею простота?
Теперь в глазах читалась одна лишь пустота.
Прекраснее, чем прежде, но дьявольский оскал
Хищную натуру теперь в ней выдавал.

Все переменилось в замке с той поры,
Как стала она жертвой вампира злой игры.
Небывалый голод пожирал ее,
И не выходила она из замка днем.

А как ночь спускалась черной пеленой,
Она в путь пускалась снова за едой.
Слуг-мужчин умело могла зачаровать,
Их кровь пила, но голод ей было не унять.

Испив раз кровь вампира, спасения не жди –
За ним, как дикий хищник, ты обречен идти.
Лишь яд холодной крови насытит тебя вновь,
Пока до дна не выпьешь из него всю кровь.

Она его искала и в замках, и в лесах,
Слуг же охватил всех небывалый страх.
Поняли все разом, что с их госпожой,
Священное распятье носили все с собой.

Один отец лишь добрый в неведении жил,
И дочь свою, как прежде, сильней всего любил.
Что слуги умирают, болезни обвинял,
И дочери все чаще в капризах потакал.

Она же становилась опасней с каждым днем,
Были ее мысли только лишь о нем.
А однажды слуги принесли письмо,
Именем знакомым подписано оно.

«Когда впервые Вас увидел, невинную, как букет роз,
Я сразу Вас возненавидел, и роковой удар нанес.
Когда же Вы мне показали, что Вы коварнее и злей,
Урок мне этим преподали и стали мне всего милей.

Забыть я долго Вас пытался, но память, видно, не сотрешь,
С другими часто развлекался, но от себя ведь не уйдешь.
В Ваш город снова я вернулся, хочу увидеть Вас скорей,
На кладбище Ваш склеп фамильный… Там жду Вас в полночь у дверей».

Его письмо она сжигает, и полночь в нетерпеньи ждет.
Во тьму из дома выбегает, к нему на кладбище идет.
Кресты, могилы… Двери склепа. Фигура темная в ночи.
Бросается к нему в объятья, и кажется, что закричит.



Объятия и поцелуи, по телу руки, как в бреду…
Ее целуя, он вдруг вздрогнул, словно предчувствуя беду…
Но страсть  все страхи заглушает, и вот ее он платье рвет,
Свою ей шею подставляет, напиться крови ей дает…

Но этого теперь ей мало, не только голод – гложет месть,
Нож свой серебряный достала: «Ах, сударь, где же Ваша честь?
Возненавидев за невинность, меня решили наказать,
И жизнь мою, в самом расцвете, бесцеремонно оборвать!

Что сделала я Вам, скажите, что погубили Вы меня?
И жизнью Вы не дорожите, раз дали так легко отнять».
И на словах последних этих вонзает в сердце нож ему,
Душа вампира улетает и погружается во тьму.

Тут солнце стало появляться, и новый день уж настает…
Она решает там остаться, оно же, словно пламя, жжет.
В его лучах она сгорела, свободу снова обрела,
Проклятья все преодолела, и в небесах покой нашла.

Порой, чтоб обрести свободу, пройти приходится сквозь боль,
Преодолеть свой страх и злобу, чтоб снова стать самим собой.
А если силы нет, то голод тебя наполнит изнутри,
И голода по человеку уже ничто не утолит.

22.06.2014