Бессмертие и жизнь

В эфире абсолютного пространства
не различить движение с покоем.
Дано мне жить в столетий полустанке
и угождать, по слабости, обоим

векам. Мой остов вышвырнут на остров,
в Том веке – «Нинья», адмиральский флагман;
на память гости разобрали гвозди,
а парусина сварена в бумагу.

Замедленнее ход, скромнее вспышки,
смущённей речь, почти не слышен голос,
тревожней сон и старомодней книжки,
скукоженнее Родина, как волость,

смирнее страсти, мягче в веке Этом,
гуманней гнев, безжалостней соседство.
В Том веке – чести больше быть поэтом,
но в нынешнем поэзия есть средство

общения. Хоть меньше содрогаясь,
но проницательней, бестрепетней читатель,
доверчивее к истине – другая.
Другой – проказник и иносказатель,

забавный, но серьёзный современник,
премудрый до наивности насмешник,
сосредоточеннее соплеменник,
живучее, в отчаянье – кромешней,

приемлемей, чуть менее противен,
простительней в грешках, но не любимей.
На фоне бесконечной перспективы
бессмертие и жизнь не различимы.