11

10. http://www.stihi.ru/2015/11/27/11125
               
       
     - «Духи»! Подъём! По-о-дъ-ём!!! – орал на всю казарму дневальный из «молодых».

     Васька проснулся и, спрыгнув вниз, принялся поспешно одеваться. За окнами казармы было черным-черно, стояла глубокая летняя ночь.
     - Двадцать секунд прошло!

     Возле тумбочки дневального толпилось человек восемь «дедов». Тусклая сорокасвечовая лампочка, висящая над входом в спальнее помещение, освещала их своим подслеповатым светом. Казалось, что одетые по полной форме «деды» чем-то страшно возбуждены. Глаза их яростно поблескивали в полутьме, лица казались восковыми масками.
     - Строиться!

     Выстроились посередине казармы в центральном проходе. «Дедушки» дружно прошлись вдоль строя, сняли со всех «духов» новенькие кожаные поясные ремни, заменив их ремнями из линолеума, прозванными за их жесткость и негнучесть деревянными, проверили, не ушиты ли у кого хэбэ и соответствуют ли Уставу всякие прочие солдатские мелочи.

     Ваське еще крупно повезло, «дед», снявший с него ремень, отдал ему свой, хоть и потертый, но тоже кожаный. Когда осмотр с принудительным обменом окончились, вперед вышел Авдеенко и объявил:
     - Сейчас будем проводить торжественное посвящение в солдаты нашей части! Это вам не Присягу читать! – зловеще ухмыльнувшись, добавил он.

     Младший сержант подошел к крайнему правофланговому и упёр указательный палец в его грудь.
     - Давай, ты! Лезь на тумбочку!

     С помощью дневального правофланговый взгромоздился на указанный ему предмет солдатского обихода и встал в полный рост, почти упираясь головой в потолок.
     - А теперь, гавкай на лампочку! – потребовал младший сержант.
     - Как гавкать? – не понял тот.
     - Как собаки гавкают? Так и гавкай: «Гав!», «Гав!»!

     Небаба, а это был именно он, воззрился полусонным взглядом на лампочку и неуверенно гавкнул.
     - Лай дальше, «душок»! Не стесняйся! Здесь все свои! – подбодрили его «деды».

     Остап залаял громче и чаще.
     - Хватит! Ты не один! Слезай! Следующий!

     Следующий за Небабой, принялся штурмовать тумбочку дневального и лаять на лампочку. За это время «деды» вытащили в проход одинарную сержантскую койку, разложили на ней Остапа и велели стягивать штаны.
     - Зачем? – поинтересовался Остап.
     - Снимай, тебе говорят! – был их короткий категоричный приказ.
 
    Небаба приспустил галифе.
     - Не жмись! Кальсоны тоже стягивай! Жопу покажи, не баба ведь! Фамилия?
     - Небаба!
     - Чего, чего??? – «дед», от такого каламбура, аж позеленел, сочтя, что «дух» над ним издевается. – Я у тебя твою фамилию спрашиваю, кретин!
     - Небаба моя фамилия, а зовут Остапом.
     - А ну-ка, покажь военный билет!
     Небаба вынул из хэбэ новенькую красную книжицу и протянул ее «деду». Напрягши зрение, тот изучил в ней запись и, убедившись, что его не разыгрывают, неопределенно хмыкнул и вернул военный билет его обладателю.
     - Снял подштанники? Ага, молодец! А теперь…

     Намотав конец поясного ремня на руку, экзекутор размахнулся и звезданул Остапа пряжкой по голому заду. Тот взвыл диким голосом, перебудив полказармы и дернувшись всем своим массивным телом.
      - Вот теперь, ты – солдат! Вставай! Можешь отбиваться!

     Так же, как и все, Васька прошел через процедуру посвящения: гавкнул пару разочков на лампочку и получил «горяченького» ременной пряжкой по голой заднице. Боль от удара была зверской, В глазах на долю секунды потемнело, но он только глухо застонал, усилием воли подавив готовый вырваться из него крик.

     Следующий день начался как обычно с физзарядки, на которой «духи», охая и ахая от боли в ягодицах, приседали, ходили «гусиным» шагом и бегали, подгоняемые лыбящимися «дедами». Затем шло умывание и заправка коек. Ваське не повезло: дежурный по роте сержант, проверяя заправку постелей, счел его койку неаккуратно заправленной и скинул матрас вместе со всей постелью со второго яруса на пол.
     - Чья кровать?
     - Моя! – Васька сделал шаг вперед из строя.
     - Перезаправить, скотина! Вечером на пола пойдешь! Фамилия?
     - Борисов.

     Сержант сделал запись на четвертушке бумаги, которую аккуратно сложил и спрятал в карман.
     - Заправь койку по-человечески, а вечерком посмотрим, какой ты мастак полы педерастить!

     Васька воспринял наказание с олимпийским спокойствием, думая про себя о том, что к вечеру сегодняшнего дня его уже здесь не будет.

     Идя на завтрак, он обратил внимание на странного солдата одетого в повседневное хэбэ, но в парадном фургоне*, что обыкновенно не дозволялось простым смертным и строго каралось командирами по статье «нарушение формы одежды». Он шел в хвосте строя вразвалочку не торопясь, не обращая ни малейшего внимания на подаваемые лейтенантом команды. В столовке вел себя вызывающе, не ел из общего бачка, а, подойдя к раздаточному окну, получил без лишних слов персональную пайку раза в полтора поболее обычной. Несмотря на разгильдяйский вид и хамское поведение, странный солдат избегал наказания, офицеры и прапорщики не одергивали его и вообще, чувствовалась какая то исключительность, обосабливающая его, от всей прочей массы народа тут обретающегося.

     Улучив момент, Васька полюбопытствовал за столом:
     - А это что за «дед»? – и указал взглядом на отдельно сидящего привилегированного  лихого военнослужащего.
     - Это? Это – Полин. Только не «дед» он, а, пожалуй, уже «прадед»…
     - Как это, «прадед»? – удивился Борисов.
     - Очень даже просто! Полтора года отслужил, потом еще два года в дисбате** на острове Русском за какие-то грехи, о которых теперь уже никто и не помнит, кажись, челюсть кому-то из офицеров своротил, а теперь – дослуживает остаток. Итого: четыре года чистой службы, 1460 дней, то есть – полных два срока! Вот тебе и «прадед» получается! Ты его не бойся, он никого не трогает. Ему до фени все, да и офицерьё на него уже давно забило. На работу его не гоняют, так, шмонается по части, мелкую работенку справит, да на боковую. Койку правда приходится ему заправлять, иногда – сапоги чистить, да то не за падло, тут даже «деды» перед ним робеют. Так что кликни он тебя, лети мушкой, а то Полин во гневе лют и скор на расправу.

     Васька разглядывал штрафника с таким любопытством, как будто перед ним было реликтовое ископаемое, а не обычный человек.
     «Господи, - думал он. – Подумать только! Четыре года назад я еще в девятом классе учился, а он уже здесь солдатскую лямку тянул!»

     И действительно, после завтрака состоялся развод на работу, а Полин остался в роте. Он бесцельно слонялся по казарме и плацу, курил, чистил свои сапоги и наводил на них «гармошку» взятыми у каптерщика плоскогубцами. Борисов и семь человек отъезжающих, исключая Малико, лежащего в госпитале, тоже остались в части и принялись под руководством Авдеенко и Жучко свертывать свои матрасы вместе с нехитрыми солдатскими пожитками. Каптерщик выдал всем командированным по паре чистого белья на смену и комплекту постельных принадлежностей про запас. Взяв с собой четырех человек, Жучко сходил на вещевой склад, где получил кучу солдатских бушлатов цвета хаки, хэбэ, теплых зимних шапок и валенок, скатанных из толстенного грубого войлока. Вернувшись, он распределил бушлаты и шапки меж «молодыми», велел каждому из них хлоркой надписать принадлежащее им обмундирование и собираться в дорогу. Авдеенко принёс с продовольственного склада двухдневный сухой паек в виде больших банок с тушенкой и сгущенным молоком и сложил всю полученную жратву в огромный туристичекий рюкзак. К полудню к казарме подкатил ГАЗ-66, солдаты погрузили вещи, влезли в кузов, а прапорщик – в кабину, мотор заурчал, и машина выехала за ворота. Спустились в сторону города, промчавшись по улицам, выехали на широкое уже знакомое шоссе, ведущее к аэропорту. Однако, не доезжая до него, свернули на какую-то проселочную дорогу, запылив по ней в неизвестном направлении. Ехали молча. Никто не разговаривал и только Авдеенко бубнил что-то себе под нос, вертя головой из стороны в сторону.

     Наконец машина выкатила на большое поле усеянное вертолетами и остановилась. Жучко выпрыгнул из кабины и приказал «десантироваться» остальным. За пять минут весь скарб был выгружен, перетянутые узкими брючными ремешками матрасы взвалены на спины и солдаты гуськом двинулись в сторону вертолетов. Не дойдя до них метров двести, сбросили поклажу на землю и расселись в ожидании. Жучко сбегал в небольшой деревянный домик очень похожий на избушку из русских народных сказок и, вскоре вернувшись, заявил Авдеенко:
     - Слышь, Авдей! Вертолет вам дадут часа через два, а у меня еще в городе дел полно! Так что, командуй сам, а я – погнал! Ну, счастливо тебе, бывай!

     Прапорщик подал младшему сержанту руку, которую тот с чувством пожал и направился к машине, на которой и укатил по своим неотложным делам. Авдей присоединился к новобранцам и завел с ними разговор:
     - Ну что, «душки»? Поедем в Усть-Камчатск?
     - Поедем! – ответил за всех неунывающий Небаба.
     - Ты, ясное дело, поедешь! А эти чурбаны? – указал Авдей на остальных.
     - Так куда-ж они денутся? – резонно заметил Остап, закуривая.
     - Погляди, рожи-то какие зверские! Того и гляди, ножиком зарежут! Эй, вы, чурки нерусские! Зарежете меня, а?

     Толпа зашевелилась, подобострастно глядя на младшего сержанта. Худой невысокий Фарзалибеков улыбнулся грустной улыбкой и с трудом выговорил:
     - Н-э-э! Нэ зарэжэм! Ми – мирний!
     - Это хорошо, что мирные, скаля желтые от табака зубы, подтвердил младший сержант. – Вот подадут сейчас нашу вертушку и полетим к себе домой!
     - Так уж и домой! – подключился к разговору Васька.
     - А-а-а! Это ты, карифан! Я тебя сразу признал! Так уж судьба видно складывается, что нам с тобой вместе служить! Мне службу заканчивать, тебе – начинать. Каждому – своё!  Кажется, это было написано на воротах Бухенвальда?
     - Всё правильно, - подтвердил Борисов. – А на воротах Освенцима немцы написали: «Оставь надежду, всяк сюда входящий!» Точно, как в армии: оставь надежду, всяк в нее попадающий!»
     - О! Да ты у нас оказывается эрудит-ерундит! Ты на гражданке кем был, умник?
     - Журналистом.
     - Оно и видно! Только послушай меня, Журналист и заруби это себе на носу, если конечно хочешь, чтобы он цел был: излишний ум в армии – не благо, а помеха. Твоё дело ручками здесь работать, а думать за тебя командиры будут. Так что эрудицию свою побереги до лучших времен, хотя приятно конечно иногда побеседовать с умным человеком. Согласен со мной, Журналист?
     - Согласен.

     Откуда-то издали, казалось из-под земли, послышался странный гул, который минуту спустя перерос в оглушительный грохот. Из-за сопки вынырнул истребитель МИГ и понесся по отдаленной бетонной взлетной полосе, которую вначале никто и не заметил. Мягко оторвавшись от земли в колышащемся мареве горячего воздуха, он серебристой роскошной птицей взмыл в безоблачное летнее небо. Всё внимание переключилось на удаляющийся самолет, быстро уносящийся к краю горизонта. Вдруг земля вновь загудела, и на бетонку вынеслись сразу две машины, извергающие из хвостовой части грохочущее пламя. Они одновременно поднялись в воздух, синхронно покачали крыльями, как бы прощаясь с родным аэродромом и, сделав крутой вираж, стали быстро растворяться в воздухе.
     - Красиво летят, - проговорил Небаба мечтательно.
     - Да, красиво, согласился с ним Авдеенко. – Только дорого стоит эта самая красота. Пенсион в сорок-сорок два, чаще всего, полуинвалидом. А то еще и ЧП бывают. Вон, недавно, читали в газете?
     - Откуда у нас такое счастье? – съязвил Борисов.
     - Да, вы, «духи» - существа зашуганные***, от всего мира оторванные! Ну, да ладно, все одно, делать нечего, расскажу!

     Авдей принял удобную позу и, полуразвалившись на рюкзаке с продуктами, начал свой рассказ:
     - В начале весны прибыл сюда, на Камчатку, молодой летеха-летун**** двадцати четырех лет с женой и дочкой. А буквально через пару дней после его прибытия – у него был первый боевой вылет. Ну, взлетел он, задание выполнил, а на обратном пути у него двигатели застопорило. Он по рации с КП***** связался, ему оттуда приказывают: бросай, значит, самолет – катапультируйся! А летеха упрямый оказался, не выбрасывается. Тут ему еще и подфартило, попал в попутный воздушный поток, да так на бреющем полете с выключенными двигателями дотянул до аэродрома, на самой кромке поля сел. Из машины самостоятельно вылезти не мог, пришлось фонарь разбивать и вытаскивать его из кабины. Когда гермошлем с него сняли, он был весь седой и дрожал, как в ознобе. Ну, госпитализировали, конечно, постельный режим, то, да сё. Но факт: машину спас и государству миллионы сэкономил. За этот подвиг ему старлея внеочерёдно подкинули и Героя Советского Союза присвоили. Генерал из Москвы какой-то прилетал, лично вручал. Ты представляешь себе, как такую махину, идущую со скоростью 4000 кэмэ в час, посадить при молчащих двигателях? – обратился младший сержант к Остапу.
     - Да… Подвиг… - неопределенно промолвил Небаба. – После такого, наверное, ни за какие коврижки за штурвал не сядешь…
     - Даже если очень захочешь, не сядешь! У того парня теперь небось при виде самолета, нервный кондрат случается и руки трясутся. Он после такого испытания, разве что в инструктора годен, не более. Будет сидеть себе где-нибудь в учебке на спокойном непыльном месте, курсантикам лекции читать, а к самолетам его, ни-ни! – Авдей размял пальцами очередную сигарету. – Он своё отлетал! Вылет первый, вылет последний – геройский!
     - Странно… - сказал задумчиво Васька.
     - Что здесь странного, Журналист? – спросил Небаба.
     - Странно, как люди на подвиг идут?
     - Чего ж тут такого?! Мужик – он и есть мужик! Он на подвиг способный!
     - Да, непросто все это, Остап. Иногда мне кажется, что подвиги люди совершают, будучи в состоянии аффекта…
    - В состоянии чего? – удивленно перебил его Небаба.
     - Аффекта, - повторил Борисов. – Понимаешь, есть такое понятие в медицине и психологии. Состояние аффекта – это такое душевное состояние человека, когда он не контролирует свои действия и не отвечает за них. Подвиг идет впереди здравого смысла, впереди разума. Это – предел человека, его физических, духовных и психологических возможностей, за которыми уже ничего нет. Либо смерть, либо бессмертие…
     - Это что же по-твоему получается? – Авдеенко, внимательно слушающий их разговор, испытывающее смотрел на Ваську. – Подвиг совершают одни сумасшедшие, которые не контролируют свои поступки?
     - Зачем же так утрировать? Нет, не сумасшедшие, но люди, идя на подвиг, редко отдают себе отчет в том, что именно они совершают. Они просто делают свое дело, делают так, как им кажется, будет лучше, нужнее, что ли…

     Авдей, немного подумав, согласился:
     - Может ты и прав, Журналист… Черт его знает, как человек на подвиг идёт? Но, ясно одно: если он примется в самый ответственный момент рассуждать, то подвига ему никогда не совершить, и Героя не видать, как своих ушей. Наверное поэтому-то, в армии и не рассуждают. Ведь так, Журналист?
     - Может и так, - усмехнувшись, ответил Васька.

     А реактивные истребители с дальней полосы все взлетали и взлетали, взметая тучи песка и пылищи. Они уходили в небо парами, тройками и четверками, от их рева закладывало уши, а пыль набивалась в рот и, проникая в легкие, вызывала удушливый кашель. Младший сержант пару раз сходил в диспетчерскую аэродрома, возвращаясь оттуда обескураженным и злющим.
     - Будь они неладны, так их мать! – ругался он. Вертолеты стоят, а лететь никто не собирается! Давайте, почифаним, что ли?

     Предложение встретили на ура, ибо сегодня обедать никому не довелось и все уже изрядно проголодались. Авдеенко развязал рюкзак и принялся распределять извлеченную из него тушенку: банку – на двоих. Себе же он отвел персональную двойную порцию без дележа. Когда распределение закончилось, выяснилось, что нет хлеба. Отматерившись вволю по адресу непредусмотрительности Жучка, младший сержант свой монолог завершил словами:
     - Ладненько! Придется рубать без хлеба! У кого нибудь нож есть?

     Ножа тоже ни у кого не оказалось. Каждая пара бойцов вертела в руках по запечатанной банке, не зная, чем же их открывать?
     - Так… Нужно проявить солдатскую смекалку! – заявил Авдей. – «Духи»! Делай, как я!

     Младший сержант расстегнул поясной ремень. Только сейчас все обратили внимание на то, что передняя кромка пряжки сержантского ремня остро заточена. Он приложил пряжку заточенным ребром к верху банки и сильным ударом ладони вогнал ее внутрь консервной банки. Повторив эту несложную операцию два-три раза, Авдей продемонстрировал открытую банку молодежи.
     - Все видели? Теперь, делайте так же.

     Так же не получалось. Только Небаба, со своей недюжинной силищей, сумел с одного удара вскрыть банку незаточенной пряжкой. Остальные сколько ни бились, кроме как погнуть и изуродовать банки, ничего не смогли.

     Понаблюдав за их тщетными усилиями, Авдеенко сжалился и отдал свой ремень в аренду. Дело тут же пошло на лад. Вскоре с открыванием банок управились, но от этого легче не стало, тащить из них куски аппетитно пахнущего мяса руками никто не решался.
     - Делай, как я! – скомандовал младший сержант и, оторвав от своей банки крышку, согнул ее по центру и, этой импровизированной ложкой, черпанул здоровенный кус. – Ешьте по одному. Сначала полбанки один, затем – другой! Ясно?
     - Так точно! – обрадовано гаркнул голодный молодняк.

     Часам к пяти вечера вертолет для отправки все же нашелся. Быстренько погрузились, летчики задраили входной люк, послышался гул вращающихся винтов. Громадная металлическая стрекоза мелко завибрировала, раскачиваясь из стороны в сторону, как бы раздумывая, стоит ей взлетать или нет и, наконец, нехотя, поднялась в воздух.

     В первые минуты полета, Ваське сделалось страшно. Впервые в жизни он летел в вертолете. Внутри пассажирского отсека было полутемно, горел только слабый желтенький огонек над дверью в пилотскую кабину. Все дребезжало, покачивалось и, казалось, что вертолет вот-вот развалится на части прямо в воздухе. В иллюминаторе, возле которого расположился Борисов, аэродром, с которого они только что взлетели, вначале был похож на гигантский поднос, затем стал величиной с суповую миску и экипаж взял курс на Усть-Камчатск. Минут через пять лёта, Авдеенко сквозь шум винтов крикнул:
     - Эй, «духи», смотрите вниз!

     Все прильнули к иллюминаторам. Кроме каких-то густых пенистых облаков под вертолетом ничего не было.
     - Не видно ни зги, одни облака! – прокричал Небаба.
     - Сам ты - облака! Это – Долина Гейзеров! Фильм «Земля Санникова» смотрел? Его здесь снимали – в этой долине.  Страна вечного лета посреди камчатской зимы! Уникальное явление природы – горячие источники, бьющие прямо из-под ног! Такого больше нигде в мире нет, болван!

     Васька с интересом вглядывался в облака, клубящегося под ними пара, но сквозь него ничего уникального так и не узрел. Мысли в его голове были заняты очередным поворотом его судьбы. Что ждет их, на новом месте и каким оно будет, это самое место?
          
_______________________________________________    
     *Фургон (жарг.) – фуражка.
    **Дисбат (сокр.) – дисциплинарный (штрафной) батальон.
   ***Зашуганные (жарг.) – запуганные, забитые.
  ****Летеха-летун (жарг.) – лейтенант ВВС.
 *****КП (сокр.) – командный пункт.

 1987 - 1988.   

                Продолжение следует.


12. http://www.stihi.ru/2015/11/28/8745