Притча о Монахе и Царе

Покоившийся под кровом всевышнего, оберегаемый станами прекрасных дев, чьи губы усладой молочных рек по утрам ласкали его,
Царь всех царей, завоеватель империй, он был рождён и воспитан, чтобы стать оплотом
Своего народа, воином
И к воротам своего государства не подпускать никого.
Все мировые державы, бесспорно, принимали власть и авторитет его одного.

Его речи для гладиаторов были торжеством, а бои страшная и смертельная квинтэссенция из корриды и гимнастики.
Народ оберегал гордое имя его, ибо впоследствии о его деяниях будут слогать легенды все мировые классики.
И никто не мог стряхнуть тот нарост славы, что выбрали для его судьбы Боги, все земные провидицы и небесных дел участники.
Однажды, из туманного, свежего утра, старый монах, прорицатель, ищущий кров в старом бараке
Обратился к Царю и голос его мольбы звучал во мраке:

«Царь, коему принадлежат гегемонии, империи, скорби и праздники, утопленники, пленники, придворные куртизанки и их храбрые всадники
Обращал ли ты свой взор на бедность, пьянство и бед рассадники?
Внимал ли ты голодным, слепым и покалеченным странникам,
Что ранее защищали твою землю, теперь гниющие в стане калеки, а не в титуле героя,
Знавал ли ты тех, кто падал на самое дно, не в силах справиться с порабощающей бедою?
Защитил ли ты тех, кому не удалось миновать гнева придворного и избежать жестоких побоев,
Чувствовал ли ты, как тяжелеют веки немого, не говорящего, но сердечного и настоящего,
Видел ли ты искалеченных ранами женщин, а не тех, что при дворе поражают своим изяществом
Утолял ли ты голод просящего?

Испытывал ли ты тоску, что в груди щемит и ноет раскалённым ржавым свинцом, душит ящером,
Бурит в груди дыру, которая через время становится необъятным кратером.
Укрывался ли ты от обелиска в ночи, встречал ли ты жажду, осушающую в полдень, неутоленную, делился ли ты из своей чаши?
Встречал ли ты стрелу, порождающую во мраке плоть живых и дерзких, ставших падшими?
Ответь мне, Царь, голодал ли ты несколько суток, неутоленно? Любил ли ты по- настоящему?

Возлагал ли ты всё на чувств алтарь, а после отсутствия человека в жизни
Грудь твою объяла ли печаль, как чума, не давая дышать, ибо сердце любимой пленил иной,  бес и бунтарь,
А не ты, и не твоя эта женщина, а твоя хворь, что не лечит время, а тревожит до самых седин, ибо расколота сердечная эмаль,
Ведь для неё ты берёг свой духовный инвентарь, а теперь каждый сердца мускул обуглила несносная печаль.
Скажи мне, испытывал ли ты нечто подобное?» – Владыка пожал плечами и ушёл в покои свои, сроду не видел он земли своего Государства, те, что обуглила гарь
И не любил он души в женщине, лишь пользовал её телесную скрижаль.

Монах ответил вдогонку ему «Как же мне тебя жаль, ты не познал любви, надежды, страха, истории и боли своей земли,
Ты не познал сердца любимой женщины, ту другую стороны её медаль, чувственную грань, ту, что ценна как Грааль
Да какой ты тогда Царь..?

Твоя земля вскормлена кровью падших воинов, но тебе не жаль их кровей.
Да будут почитаемы только те имена вождей, что чтут свой народ и знают историю земли своей.
И нет для тебя, владыка, дел более важных, чем утоление собственных страстей.
Но ни судья я тебе и нет для тебя идолов и судей.
Пусть тебе приговор огласит небесный суд, да только и он всё простит тебе, ибо по коридорам небесных площадей
Ступают всемилостивые Боги и в них не встретишь палачей.
И слава твоя усыпана грудой раздробленных костей твоих воинов, чьи лики в кончине белее простыней.

Ты не царь. Ты Лицедей»