Исповедь паразита...
Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по cлабости характера.
Ларошфуко
Наташка – промокашка… Помнишь, как я тебя дразнил? Я тебе пишу каждый день, мысленно. С того самого моего старта в другую жизнь.
И вот, он, - мой финиш…
Стоит ли говорить о том, сколько я думал, передумал? Знаешь, как печально осознавать? Не совсем верно высказывание, о том, что думать никогда не поздно?
Поздно! Еще как бывает поздно! Исправить уже ничего нельзя… Во всяком случае – в нашей с тобой ситуации. Наташка! А какие изощренные штуки с нами порой выделывает жизнь!
Я ведь, как только написал эти, вульгарные по своей сути, слова: «Тебя нет ни в душе, не в сердце», так сразу понял, что никогда тебе не отдам эту записку.
Не может нормальный человек такое сказать никому, а тем более такому близкому человеку, как жена, мать его детей. Не может, не должен.
Даже, если кончилась любовь, человеческие отношения же не должны кончаться.
Или ты уже не можешь, не имеешь права причислять себя к нормальным людям - ибо ты паразит. Я сразу понял, что никогда не отдам тебе это пресловутое письмо, но так торопился, а правильнее сказать - так трусливо избегал твоего чистого, любящего взгляда…
Когда я в то злосчастное утро уходил на раборт, пригласив тебя вечером в ресторан - ты вся светилась. Наверняка готовилась весь день...Готовилась, как обычно мы это делали, отметить юбилей нашей любви…
А я тут путался, путался у семьи под ногами, разрушал все семейные планы, настроения со своим камнем за пазухой… Не заметил, как нечаянно выронил это самое свое глупое и нелепое сочинение. Нет, моя девочка! Я не оправдываюсь! В этом невозможно оправдаться…
Я всего лишь использую свое законное право на последнее слово в суде собственной совести… Ты знаешь, какую печальную картину нарисовали мои размышления? Нет, конечно. Ты не можешь своей чистой душой даже представить такое... А я могу!
Сколько же людей-паразитов, Наташка, живет на свете! Да, да именно паразитов! Живет такой симпатичный паразит или паразитка с жизнерадостным оптимистом и пожирает его, питаясь энергией, положительными эмоциями замечательного человека.
Себе подобного паразита жрать не хочет… Не съедобно и дрянненько пахнет…
Чем больше этот оптимист жизнерадостный помогает симпатяге-паразиту, тем больше эта симпатяга его жрет… Понимаешь, жрет! Не зубами, так словами. Не словами, так про себя - так трусовато, подленько поедает его положительную энергию…
Ну, ладно бы жрал себе и жрал дальше одного, если ему позволяют, да еще и помогают ползти по жизни… Так ведь, нет же. Почувствовав к своему паразитическому образу такое незаслуженно –любовное, отношение этого жизнелюба, ему непременно хочется испробовать свои навозные чары на других, свежих оптимистах.
И,что самое мерзкое, Наташка, в этих мелких блошках, так это то, что, переползая с одного оптимиста на другого,- норовят напоследок укусить еще сильнее. Чтобы как следует, прочувствовали, как им, жизнерадостным таким, жить теперь без своего паразита?
Я понимаю. Не вкусно это звучит. Не эстетично противно все, но правильно. Справедливо. И от этого еще омерзительней на душе и на сердце.
Знаешь, ненавижу всех этих горе-психологов: «Это он впитал с кровью матери… Это ему еще в детстве нанес удар по психике отец своим уходом из семьи… Мальчик пронес по всей жизни эту боль, обиду»
В ушах этого мальчика до сих пор звучат слова, услышанные еще в детстве: «Тебя нет ни в душе, не в сердце», сказанные отцом его матери.
«Эта семейная драма сломила психику мальчика… Ах! Как жаль его! Мы должны понять его, помочь ему» - взывают они к бедным матерям.
И ему всю жизнь все помогают, понимают его… А он - этот паразит - принимает все как должное. Позволяет любить себя, заботиться о себе. Он даже мать свою презирал, когда ее бросил отец. Представляешь, ни паразита-отца, который так мерзко переступил через его мать, а ее?
Ненавидел ее, жалкую, брошенную героем-отцом, который также переполз на другую жертву, обтерев о мать свои сапоги… Растоптал ее на глазах сына.
И ничего! Остался жив, здоров, и даже получил повышение по службе, и припеваючи зажил с новой жертвой, а на нас с матерью эти блага уже никак не распространялись.
И рос этот мальчонка, как зверек, считая, что в них с матерью что-то не так, если ими пренебрегли… Бросили их. Предпочли им другую женщину и другого ребенка…
Я тогда не умел еще смотреть и видеть вокруг, как сейчас…
Я бы тогда понял, что так везде, почти везде. Везде идет такая же паразитическая жизнь, может быть, в разных вариациях.
Когда этот малыш подрос - место матери заменила другая оптимистка, которая тоже, по непонятно кем написанным законам, оказалась за него в ответе. Жена.
И чем больше этот паразит кусал ее, тем больше она помогала ему, опираясь опять-таки на советы врачей психотерапевтов.
А сама эта оптимистка разрывалась на части. Поднимала на ноги своего больного сына, воспитывала дочь, ночами работала... А он ее своими капризами, своими душевными травмами… Наташка! Но я, же, уже большенький.
Взрослый мужик, черт по-бе-ри-и… Я же читал: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: Что такое – хорошо и что такое – плохо?» Я ведь не кусаю, нахамившего мне продавца в магазине. Воспитание не позволяет, да и боюсь - посадят за хулиганство.
Боюсь. Да, да! Мы должны бояться чего-то… Так почему за эту, преднамеренную боль тебе, моим детям - не сажают меня? Хотя я сам себя уже наказал… Я уверен, если бы я поговорил с тобой по-человечески, как ты этого заслуживаешь, ты бы все поняла.
Но в том-то и дело, что не знаешь, что сказать… Сказать-то нечего…
Я и не хотел ничего говорить… Все так закрутилось, что я едва мог соображать, а от меня требовали принятия решения… И вот. Видишь? Как получилось?
И ты приехала…
Приехала в очередной раз меня спасать своего паразита, который забыл, что у него дочь-выпускница… Походя плюнул всем в души и свалил, не найдя хоть толики смелости сказать, чтобы не собиралась в ресторан, не готовилась к празднику…
Ну, нет! Собирайся, готовься, чтобы побольнее осознала чудовищную, нелепую новость! Наташка! Что же это с нами, людьми? Почему же мы никак не найдем выхода…? Почему же мы ведем себя хуже животных? Хотя нет, животные так не поступают.
Наверное, боль неизбежна при расставании, но и ее можно смягчить своей поддержкой, не становиться врагами… Между нами дети… Мы не можем быть врагами… Мы должны поздравлять друг друга с праздниками… Мне кажется, тут не психологи должны поработать, а юристы.
Мы – паразиты – должны чего-то бояться, косвенно убивая близких тебе людей…
Потому что не может, не должна мать твоего сына становиться совершенно чужим человеком… Прежде всего, от этого пострадает он - твой сын, твоя дочь.
А ты? Ты сам?!
Разве ты можешь быть вполне счастлив, если знаешь, что там, где тебе когда-то было хорошо, там сейчас беда? Уползаешь к новой жертве – найди необходимые слова, дай понять, что тебе не безразлично, как ей сейчас... Дай им время привыкнуть к этой мысли…
Да, что там, Наташенька, им? Самому себе дай. Не выпячивай свою ненормальную тягу туда, куда еще сам толком не понимаешь, куда тебя несет нечистая? Наташка! Милая моя!
Видишь, как я помудрел, но поздно. Я сам не понял, как все это со мной случилось? Какая же я гигантская личность, если за такой короткий промежуток времени умудрился разрушить жизнь любимых мне людей.
Взбаламутить другое сердце, не имея того, что можно было бы дать ему… И не имея даже желания – делать это . Я теперь понял, что это за состояние - АМОК.
Разрушил под корень доверие хорошего, порядочного человека, который впервые в жизни дал мне почувствовать себя нужным специалистом…
Я тебе обо всем этом писал и раньше, писал и рвал, писал и рвал… Хорошая моя! Руки больше не слушаются… Я очень устал! Я больше не могу… Я не найду в себе силы смотреть моей дочери в глаза… Сыну… Я всегда любил вас, как, оказывается, может любить мелкий, трусливый, завистливый паразит.
Представь себе - завистливый… Я даже сейчас завидую твоему великодушию, твоему терпению и становлюсь сам себе еще противнее… Если бы не эта болезнь, возможно, нашел бы я в себе силы, хоть немного вернуть свое мужское человеческое обличье, но я сам загнал себя.
А загнанных лошадей пристреливают. Не так ли? Любовь моя! Я только сейчас понял, что ты должна была чувствовать, когда я так поступил с тобой, с вами… Для меня уже не может быть полного исцеления, а значит, все опять ложится на тебя, моя милая.
Я не могу этого допустить, особенно после всего... Помнишь? Две лягушки в погребе попали в крынку с молоком. Одна сразу сдалась и утонула, а другая…
Ну, ты знаешь сама, что было дальше… Я не хочу больше барахтаться… Не могу…
Я отпускаю тебя в другую жизнь, где у тебя еще все может получиться…
Тебя обязательно ждет настоящая любовь, ты ее заслуживаешь. Это, наверное, самый ответственный поступок в моей жизни, хотя все будут думать, что я слабак… Нет!
Я не слабак… Я дурак, а теперь еще и больной… Без вас я не мыслю себя, а на вас я больше не имею права, и, осознавая это, хоть немного снимаю с себя паразитическое обличье… Я не позволю, чтобы ты, после всего, теперь ухаживала за мной… Я чувствую, как сам того не желая, сломал нашу любовь…
Все! Устал! Сильно устал… Рука не слушается… Пускай дети думают, что их отец умер, а не поступил, как пара… Пожалуйста! Поддержи маму… Она несчастная женщина… Никогда я не видел в ее глазах счастье - только страх и боль.
Спасибо тебе, моя родная за то, что хоть в последние годы ты меня сблизила с ней, научила ее любить. Милая моя! Как же я тебя люблю! Кончаю свою исповедь - паразита. Не обижайся за это слово - я так себя чувствую.
В конце концов, я имею это право… Чувствовать… Прощай, моя любовь!
Прости!
Реальная история. Вадим отключил аппарат жизнеобеспечения.
глава из книги"Уходя, оглянись".
Свидетельство о публикации №115112604853